— Особое заклятие, действующее на рассудок, — высокомерно объявил Себастьян, пока она пыталась отдышаться.

— Очень остроумно. — Мэл отставила пиво, не желая испытывать судьбу. — Не знаю, к чему ты клонишь, Донован, только буду очень признательна, если прибережешь свои фокусы на Хеллоуин, на первое апреля, на любой другой день, когда хочется посмеяться.

— Посмеяться? — тихо прошипел Себастьян, шагнув вперед. Мэл шагнула навстречу, но тут дверь открылась.

— Ох, простите… — Анастасия с коробкой сухих цветов придержала ногой створку. — Даже издали слышен сабельный звон в воздухе. Я потом зайду.

— Что за глупости. — Себастьян бесцеремонно оттолкнул Мэл, отобрал у кузины коробку. — Моргана в зале.

Ана поспешно откинула волосы с глаз.

— Сейчас доложу, что пришла. Рада снова видеть вас, Мэл. — Воспитание требует улыбнуться. В глаза бросилось кольцо. — Ой, какая красота! Кажется… — Она запнулась, покосившись на кузена. — Прямо для вас предназначено.

— Я его как бы взаймы взяла на неделю-другую.

Ана ласково на нее посмотрела:

— Понятно. Вряд ли я отдала бы обратно такую чудесную вещь. Можно? — Она взяла руку Мэл, узнала принадлежавший Себастьяну камень, который он ценил больше всего на свете. — Да. Прекрасно на вас смотрится.

— Спасибо.

— Ну, у меня всего минута, оставлю вас заканчивать споры. — Она быстро улыбнулась кузену и направилась в торговый зал.

Мэл присела на край стола, склонила набок голову.

— Драться будем?

Он схватил ее недопитую бутылку с пивом.

— Какой смысл?

— Никакого. Я не злюсь на тебя, просто нервничаю. Никогда еще так не нервничала. Не потому, что боюсь не справиться с делом.

Себастьян присел рядом с ней.

— Тогда почему?

— По-моему, это самое важное дело во всей моей жизни, и мне по-настоящему хочется его сделать. И еще.

— Что?

— Мы с тобой. Это тоже важно.

Он взял ее за руку.

— Правда.

— Не хочу, чтоб грань между тем и другим размывалась, потому что действительно…

Он поднес ее пальцы к губам.

— Да.

Атмосфера вновь стала дружеской, и она улыбнулась:

— Знаешь, что мне в тебе нравится?

— Расскажи.

— То, что ты делаешь такие вещи… руки целуешь и не выглядишь при этом глупо.

— Ты меня умиляешь, Сазерленд, — глухо вымолвил Себастьян. — Положительно умиляешь.

Через несколько часов тихой лунной ночью она прижалась к нему во сне, обняла, положила на плечо голову. Он отбросил с ее лба волосы, провел пальцем по камню в кольце. Если держать на нем палец, пустить мысли в свободное плавание, можно проникнуть в ее сны. Очень хочется, почти так же хочется, как разбудить ее.

Принимая решение, он вдруг мельком увидел конюшню, почуял запах сена и лошадиного пота, услышал тревожное ржание и вскочил.

Мэл сонно заморгала.

— Что случилось?

— Спи, — велел он, натягивая рубашку.

— Куда ты?

— На конюшню. Психея готовится ожеребиться.

— Ох… — Мэл, не раздумывая, схватила одежду. — Я с тобой. Может, ветеринара вызвать?

— Ана приедет.

— А… — Мэл нашаривала пуговицы в темноте. — Позвонить ей?

— Она приедет, — повторил Себастьян и направился к двери.

Мэл бросилась за ним, на ходу надевая ботинки.

— Давай я воду вскипячу и еще что-нибудь…

Он остановился на лестнице, поцеловал ее.

— Ну, вскипяти. Для кофе. Спасибо.

— Воду всегда кипятят, — бормотала она, поворачивая на кухню.

Когда воздух наполнился запахом кофе, к дому подъехала машина, Мэл решила взять три кружки, догадываясь, что бесполезно спрашивать, откуда Ана узнала о происходящем.

Кузены были в конюшне. Ана стояла на коленях возле кобылицы, что-то бормотала. Рядом два кожаных мешочка и рулон ткани.

— Ну, как она? — спросила Мэл. — Я имею в виду, все в порядке?

Ана погладила лошадь по шее.

— В полнейшем. Отлично. — Голос утешительный, как прохладный ветерок в пустыне. Кобылица ответила тихим стоном. — Недолго осталось. Себастьян, успокойся. Не первый жеребенок на свет появляется.

— Для нее первый, — буркнул он, чувствуя себя дураком. Известно, что все будет хорошо. Можно даже назвать пол жеребенка. Но от этого ничуть не легче видеть страдания любимой Психеи.

Мэл протянула ему кружку.

— Выпей кофе, папаша. Потом иди к Эросу в стойло.

— Успокой его, — бросила через плечо Ана. — Лучше будет.

— Выпьете? — предложила ей Мэл.

— Да, глоточек.

Ана отхлебнула кофе и вытаращила глаза.

— Прошу прощения… — сказала Мэл. — Я старалась, чтоб было покрепче.

— Ничего. Спать не буду еще две недели. — Ана развязала один мешочек, высыпала на ладонь сухие лепестки и листья.

— Что это?

— Травы. — Она скормила их кобылице. — Помогают при схватках. — Вытащила из другого мешочка три камня, положила на вздымавшийся бок лошади, забормотала по-гэльски.

Камни свалятся, решила Мэл, пристально на них глядя. Закон тяготения. Однако они лежали на месте.

— У вас добрые руки, — сказала Ана. — Погладьте ее по голове.

Мэл послушалась.

— Собственно, я ничего не знаю о родах. Ну, усвоила основное, когда служила в полиции, только никогда… Может, лучше…

— Просто гладьте, — терпеливо повторила Ана. — Остальное — самое естественное на всем белом свете.

Возможно, естественное, думала потом Мэл, вспоминая, как она, Ана, Себастьян и кобыла трудились, производя на свет жеребенка. Но и чудесное. Она сплошь покрылась липким потом, собственным и лошадиным, взвинченная от кофе, ликующая от появления новой жизни.

Во время трудов десять раз замечала, как меняется взгляд Аны. Спокойные серые глаза становились дымчатыми. Добродушное удивление сменялось столь глубоким состраданием, что Мэл тоже начинала таращить глаза. Однажды в них мелькнула ужасная дикая боль, отступившая только при резком оклике Себастьяна.

— Всего на секунду дала передохнуть, — объяснила Ана, а он сердито затряс головой.

Дальше дело пошло быстро, Мэл суетилась, стараясь помочь.

— Ух ты!.. — Других слов не нашлось, глядя на кобылу, деловито вылизывавшую новорожденного сына. — Даже не верится. Вот он.

— Всегда заново удивляешься. — Ана собрала мешочки, завернула медицинские инструменты в фартук, надетый перед родами. — С Психеей все в порядке, с малышом тоже. Вечером заеду взглянуть, но могу утверждать: мать с сыном абсолютно здоровы.

Себастьян ее обнял:

— Спасибо.

— Пожалуйста. Для первого раза вы отлично справились, Мэл.

— Просто невероятно.

— Ну, умоюсь, поеду домой, просплю до полудня. — Ана чмокнула кузена в щеку, столь же непринужденно поцеловала Мэл. — Поздравляю.

— Приятная ночь, — пробормотала Мэл, прижавшись головой к плечу Себастьяна.

— Я рад, что ты здесь.

— Я тоже. Никогда еще не видела роды. Только так понимаешь, что это фантастика. — Она громко зевнула. — Хотя утомительно. Я тоже проспала бы до полудня.

— Спи. Проспим вместе.

— У меня агентство. Раз я буду отсутствовать пару недель, надо связать концы с концами.

— Здесь тоже не помешает.

— Правда?

— Разумеется. — Он подхватил ее на руки. — Несколько часов назад я лежал в постели и думал, то ли залезть в твои сны, то ли просто тебя разбудить.

— В сны залезть? Можешь?

— Ох, Сазерленд, поверь хоть чему-нибудь. — Он пронес ее через кухню в коридор. — Не успел принять решение, мы отвлеклись. Поэтому прежде чем ты отправишься на работу связывать концы, свяжем один прямо сейчас.

— Интересная мысль. Может, ты не заметил, что мы оба грязные.

— Заметил. — Себастьян направился к ванной. — Душ примем.

— Отлично. По-моему… Ой! — Мэл расхохоталась, когда он шагнул в кабину в одежде и пустил воду. — Дурак, я же в ботинках!

— Так снимай, — ухмыльнулся он.

Пока непонятно, как себя чувствуешь в роли миссис Донован Райан. Мэри-Эллен Райан определенно ничтожная личность, больше интересующаяся модными тряпками и маникюром, чем поистине важными вещами.