Лекси повернулась лицом к заливу — в точности так же, как поступают все люди, желающие насладиться видом океана — и подставила щёки солёному морскому ветерку. А потом выдала нечто несуразное:

— Можно мне посмотреть, какой ты из себя?

Я стал в тупик. Это у неё шутки такие?

— Как ты можешь… посмотреть?

— Да вот так.

Она сунула мне поводок Благоразумия, а потом вдруг прижала свои ладони к моему лицу. От неожиданности я отпрянул: до сих пор девочки к моей физиономии прикасались только тогда, когда отвешивали мне оплеухи.

— Извини, — сказала Лекси. — Если ты против…

— Нет-нет, всё нормально. Просто не ожидал. Давай. Попробуй ещё раз.

Она опять поднесла правую руку к моему лицу — на этот раз медленнее. Потом подоспела и её левая рука. Лекси принялась поглаживать обе мои щеки осторожными круговыми движениями.

— Наверно, в моих прыщах можно прочитать какое-нибудь сообщение по Брайлю?

Она хихикнула, а я молча вознёс молитву к Богу, чтобы вулканический угорь с белой верхушкой, на который я извёл тонну «Клерасила», не решил, что пришла пора извергаться — прямо здесь и прямо сейчас.

Теперь пальцы Лекси двинулись к моим глазницам, провели по обеим бровям и пощупали переносицу.

— У тебя хорошее строение костей, — заключила она. Динозавры в палеонтологическом музее прибалдели бы от этой похвалы, но живому человеку такой комплимент навряд ли пришёлся бы по душе.

— Ничего лучше о моей физиономии сказать нельзя, да?

— Хорошее строение костей очень важно, — заявила Лекси. — Можешь считать себя каким угодно раскрасавцем, но это абсолютно ничего не значит, если лицевые кости устроены по-дурацки.

Ну, тогда пусть продолжает. Я закрыл глаза, а она мягко и плотно прижала подушечки больших пальцев к моим глазницам — наверно, пыталась установить наличие мозгов позади моих глазных яблок.

— У тебя очень красивые глаза, — сказала она.

Её пальцы скользнули по крыльям моего носа и начали странствовать по краю ноздрей — вот это уже, скажу я вам, показалось мне, пожалуй, чересчур фамильярным. Но прежде чем я успел высказаться на этот счёт, пальцы Лекси провели по моим губам. Щекотно. Хорошо, что она не видит, как я залился краской; но вот интересно — она может ощущать прихлынувший к моим щекам жар?

— Ну что, всё увидела?

— Почти.

И вдруг — Господом клянусь, не вру! — она деликатно раздвинула мои губы кончиками пальцев и принялась водить ими туда-сюда по моим зубам.

— Кавефса, щебе дощтатофно, — проговорил я.

— Хм-м, — протянула она, игнорируя моё замечание. — Ты носишь брекеты!

Чем дальше, тем хуже. В этот момент мне захотелось быть где угодно, только не здесь. И тут она вдруг сказала:

— Мне нравится, когда носят брекеты. Они придают личности изюминку.

Итак, девичьи пальцы исследуют изюминки моих зубных брекетов. И как, скажите на милость, к этому относиться? Мы теперь что — вроде как парочка, что ли? Может, засовывание пальцев в чужой рот у слепых то же самое, что у зрячих… ну, вы знаете… первая база? Или это совсем другая игра, правил которой я не знаю? Какой-нибудь там крикет. Я однажды видел матч, но ничего не понял. Ну и вот, стою с пальцами этой девчонки на моих зубах, чтo, как я полагаю, таки является первой базой в крикетном матче, и раздумываю: а что будет, если ей вздумается провести более глубокие исследования моих изюминок?

Но тут она убрала руки. Я вздохнул с глубочайшим облегчением.

— Ну так как, — спросил я. — Тебе понравилось, что ты увидела?

Она улыбнулась.

— Угу. Да, мне понравилось.

А не настала ли теперь моя очередь для исследований? Но я постеснялся спрашивать.

— Привет, Энси!

Я подскочил. Шва застал меня врасплох. Интересно, как долго он торчит здесь и что видел?

— Тьфу ты! Вечно подбираешься, как вор!

— А я всё раздумывала, когда же ты его заметишь, — сказала Лекси.

Я вихрем развернулся к ней.

— Ты знала, что он здесь?!

— Конечно. Я слышала его дыхание. Как он тебя назвал?

— Никак, это просто кличка[23].

— Она видела меня! — обрадовался Шва. — Подумать только! Она видела меня!

— Не видела она тебя, она слепая!

— Но она знала, что я здесь! — Шва переполнял восторг. — Эй, Энси, может, мы проведём ещё ряд экспериментов, с участием Лекси на этот раз? Удостоверимся — может, у неё иммунитет к «эффекту Шва»? Кто знает, а вдруг это наследственное? Потому что её дед тоже, как правило, замечает меня.

Лекси заулыбалась.

— Энси? Он назвал тебя Энси?

Я вскинул ладони вверх. Поговорка «третий — лишний» подходила к данной ситуации как нельзя лучше; а у меня возникло чувство, будто тут уже не третий, а целая очередь лишних — наподобие цифр после запятой в числе ?.

— Шва, а тебе собак прогуливать не надо?

— У меня целый день впереди.

— Ты не собираешься нас познакомить? — поинтересовалась Лекси.

Я вздохнул, сдаваясь.

— Лекси, это Шва. Шва, это Лекси.

— Кельвин, — сказал он. — Очень приятно.

В этот момент Благоразумие и Зависть начали потихоньку беситься со скуки. Мы отправились домой, и я отвёл их наверх один. Вернувшись на улицу, я обнаружил, что Лекси ощупывает лицо Шва.

— Эй! — завопил я и кинулся к ним бегом.

— Я хотел, чтобы Лекси увидела меня, — сказал Шва, — так же, как она видела тебя.

— А с чего ты взял, что ей хочется тебя видеть?

Лекси, наморщив брови, продолжала ощупывать кончиками пальцев физиономию Шва.

— Хм-м… это интересно.

— Что? — встрепенулся Шва. — Что там?

— Н-не знаю. Это как… Я словно не могу получить ясное представление. Твоё лицо как будто…

— Невидимое? — предположил я.

— Нет, — ответила Лекси, подыскивая верное слово. Лицо Шва она ощупывала куда тщательнее, чем моё. И хотя она прикоснулась и к его губам, в зубы ему она не полезла. Если бы она это сделала, меня бы хватил удар, хотя и не могу в точности сказать, почему.

— У него лицо какое-то… чистое, без примесей, — сказала она. — Словно сливочное мороженое.

Рот Шва разъехался в улыбке.

— Да ну? У меня лицо как мороженое?

— Как сливочное мороженое, — напомнил я. — Оно безвкусное.

— Ничего подобного, — возразила Лекси. — Вкус есть, только очень тонкий.

— Никто не любит сливочное мороженое без наполнителей! — сказал я.

— Вообще-то, это моё любимое, — сказала Лекси.

Шва, с лица которого не сходила счастливая улыбка, бросил на меня ликующий взгляд. Фу, пакость.

А теперь давайте кое-что проясним. Я только-только познакомился с Лекси, и она, в общем, не мой тип. Мы слишком разные. В смысле я итальянец, а она слепая. Но видеть, как её пальцы скользят по мордуленции Шва… Не знаю… Со мной сделалось что-то непонятное.

Мы с Лекси пошли на ланч в ресторан Кроули. Омар за счёт заведения. Шва, как и следовало ожидать, материализовался около стола и попытался влезть в нашу компанию, но я был настороже: быстренько привёл ему двух очередных собак на выгул. Как только я сунул поводки в руку Шва, метрдотеля накрыла истерика; он начал вопить об антисанитарии и инструкциях службы охраны здоровья, после чего живо выгнал Шва с его питомцами через чёрный ход.

— Друг у тебя прикольный, — сказала Лекси, когда Шва ушёл.

— Угу, — буркнул я. — Скорее приблажный.

И тут же почувствовал весьма неприятный укол вины за то, что, по сути, предаю Шва.

Лекси тонко улыбнулась, и на мгновение я забыл, что она слепа, потому что на самом деле эта девочка видела всё.

Из плохой стрижки жизнь превратилась в экзамен по алгебре. Алгебраическое выражение только тогда обретает смысл, когда продерёшься через все действия до самого конца; смухлевать и подогнать под ответ не получится. Но это ещё ничего. В ту же секунду, когда в уравнение вводится новая переменная, сложность возрастает многократно. Я хочу сказать, что решение для одного простого х было и без того нелёгким, но когда в уравнении появились ещё и Лекси со Шва, пришлось искать решение для x, y и z. Когда всё запутывается до такой степени, лучше положить карандаш на парту и признать своё поражение.