— Но, господин майор, что вы такое говорите? — воспользовавшись паузой, спросил Шеер. — Мы рвемся словно стая волков все дальше и дальше на восток. Сейчас сентябрь, прошло всего пару месяцев с начала компании, а наши войска уже у стен Ленинграда и Москвы. Разве все это не доказывает наше превосходство? Вы только подумайте, еще один рывок и враг будет окончательно разбит…

Он раскраснелся от возбуждения. Глаза блестели. Казалось еще несколько минут и он вскочит с места, чтобы бежать на передовую. «Черт побери, — ойкнуло в груди майора. — Этот восторженный gringorn может спутать мне все карты…. Вот послал же бог подчиненного… Этот недоумок может бросить на пулеметы всех своих людей. Ладно сам сдохнет, так ведь солдат положит». Фон Либентштейн смотрел на собеседника и понимал, что того сейчас вряд ли что переубедит. В таком состоянии — опьянении силой, властью и уверенностью в себе, этот мальчишка ни к чему не прислушается. Ему бесполезно рассказывать о том, что коммуникации армии безнадежно растянуты и горючее, боеприпасы, пополнение едва успевает; что солдаты до сих пор воюют в летнем обмундировании, а по утрам уже отмечаются заморозки; что стремительный удар бронированным танковым кулаком начинает вязнуть в обороне русских… И таких «если» и «что» майор мог привести ему множество.

— Поэтому мне совершенно непонятны и более того неприятны ваши слова, господин майор, — донеслось до погруженного в себя майора. — Это не более чем сброд, возомнивший себе, что оружие сделает его настоящими воинами! Наши солдаты разметают их по кустам, я в этом совершенно не сомневаюсь!

В эти октябрьские ночи Москва выглядела тяжело больным человеком, переживающим острейший кризис. Регулярные ночные налеты бомбардировочной авиации были сродни мощнейшим перепадам температуры, которая заставляла великий город метаться в жарком пламени пожаров и поту неимоверных человеческих усилий. Неприятными мурашками по телу столицы сновали по улицам и закоулкам многочисленные патрули, выискивавшие диверсантов и сигнальщиков.

— Проезжай, проезжай! — устало подгонял колонну замотанный боец. — Не задерживай… Огни! Вашу… Огни выключить! — вдруг хлопнул он по капоту первой легковушки. — Давай, давай!

Пять автомобилей с потушенными огнями осторожно маневрировали в небольшом дворе госпиталя, который на несколько часов превратился в сердце города.

— Показывайте свое хозяйство, уважаемый профессор, — узнаваемый голос заставил профессора Вишневского вздрогнуть и подскочить к автомобилю. — А то мы с товарищами все спорили, успеете вы или нет приготовиться к нашему приезду. Вот Лаврентий Павлович уверен, что будет не все готово.

Стоявший за его правым плечом нарком блеснул стеклами круглых очков, бросая в пот и без того нервничавшего врача.

— Товарищ Сталин, прошу вас, сюда, — руководитель Особого Московского клинического госпиталя. — Оба пациента у нас здесь лежат…, - длинный коридор, ведущий палатам, был был практически пуст. — Чувствуют себя хорошо. Поели недавно… И знаете товарищ Сталин аппетит у них ого-го! — чувствовалось, что Вишневский немного оттаял, когда официальные лица попали в его епархию. — Я даже такого не ожидал.

— Ну-ну, — поощрительно пробормотал Верховный следуя за врачом, который направился к крайней палате. — Вот и поглядим, что это нам такое подсунуть хотели.

Палата их встретила закрытой дверью, которая оказалась неожиданно массивной, что разительно ее отличало от остальных. Судя по свежему цвету ее буквально недавно поставили. Сколоченный мощные доски блестели ровным слоем белой краски, за которой еще угадывались приподнявшиеся древесные волокна.

— Надежно, — одобрительно пробормотал Верховный, переступая порог.

Их встретили тишина и запах, тот самый больничный, который сопровождает практически любое помещение госпиталя.

— Здравия желаем, товарищ Верховный…, - пациенты практически синхронно дернулись, намереваясь вытянуться в струнку, но были остановлены взмахом руки.

В палате вновь установилась тишина, нарушать которую никто из присутствующих не хотел. Все ждали, что скажет Сам…

— Как себя чувствуем товарищи, — негромко спросил он, подходя ближе к кроватям. — Справляетесь с пилюлями?

Всех после этого словно прорвало.

— Хорошо, хорошо, товарищ Верховный Главнокомандующий, — в унисон ответили пациенты. — Кормят, ухаживают.

Чувствовалось, что Сталин был доволен. «Значит, это не был яд, — размышлял он, наблюдал он за суетившимися врачами. — Неужели все это правда? — то чувство бесконечного удивления, крепко замешанное на обыденном понимании мира, уже прошло и на его смену вернулся уже ставший привычным скептицизм и недоверие. — Неужели это действительно может существовать? Говорящие деревья… Бог ты мой!». Бывший семинарист, мать которого была глубоко верующим человеком, впервые за много лет вспомнил о Боге.

— … Обратите внимание, товарищ Сталин, у них на порядок возросла мускульная сила, — профессор закатал рукав у одного из пациентов, демонстрирую обычную руку с немного увеличенными лимфатическим узлами. — Кисть демонстрирует усилие почти в 300 кг! Это почти в 5 раз выше, чем у среднестатистического человека! Поразительно…

Короткие пальцы практически без всяких усилие сгибали длинные гвозди, потом небольшие металлические прутки. При каждом прилагаемом движении рука с закатанным рукавом на доли секунды покрывалась синей сеткой хаотичных линий. «Что же это такое? — Сталин для себя ни как не мог решить, как к этому всему относиться. — А если дрянь какая-то, болезнь? — в его голове прокручивалась информация о новейших разработках в области химического оружия, которое могло сделать с человеком и не такое. — Если нас хотят чем-то заразить? Можно ли им доверять?».

— Эта сеть чрезвычайно напоминает лини капилляров, через которые при напряжении начинает проходить больший объем крови, — Вишневский с некоторым благоговением касался напряженной руки пациента, отмечая синие лини. — Но в нашем случае они являются транспортными артериями для крови… Товарищ Сталин, по ним идет не кровь.

Верховный на мгновение выпал из задумчивости и ухватил последнюю фразу.

— Это не кровь? — удивился он, пристально следя за манипуляциями больного. — Что же это такое? Что там, по вашему? Вода что-ли?

Второй пациент в это время разделся до трусов и стал медленно приседать. Невысокий жилистый парень в черных трусах сразу же приковал к себе внимание.

— Они покрывают все тело, — Вишневский, уловив заинтересованность собравшихся, переключил внимание не него. — И ведут себя аналогичным образом.

Медленные и четкие движения заставляли мышцы попеременно то напрягаться, то расслабляться, что в свою очередь меняло расположение сетки. Синие линии на мгновение появлялись и окутывали напряженные участки плоти и сразу же исчезали, словно погружаясь в пучину океана. Пациент был похож на огромного хамелеона, который ни как не мог приспособиться к окружающим его предметам.

— … Мы применяли хирургическое вмешательство, чтобы понять природы данных линий, но это оказалось трудной задачей, — профессор продолжал что-то рассказывать. — Нам было очень сложно локализовать их. Участок определенной мышцы нужно было держать в постоянном напряжении, что не всегда давало ожидаемый результат…

— Товарищ Вишневский, профессор, — вдруг Сталин повернулся к нему. — Я думаю, что изложу общее мнение, если дам высокую оценку вашей работе, — негромкий голос заставил остальных подобраться и внимательно вслушиваться в дальнейший разговор. — Вы подробно изложите все эти подробности на бумаге, и мы внимательно их изучим. Вы нам лучше ответьте на такой вопрос, а как это… гм… явление отражается на поведение бойцов?

В глазах врача мелькнуло понимание и в его руках словно по волшебству появились какие-то записи.

— Товарищ Сталин, мы кое-что успели до вашего приезда проверить и я все указал вот здесь, — он протянул листки небольшого размера с мелким почти бисерным почерком. — Вы спрашиваете, адекватно ли они оценивают действительность после введение этого без сомнения удивительно препарата? Отвечу вам без всякого сомнения, бойцы совершенно вменяемы и более того демонстрируют высокую степень уравновешенности и адаптации к различным стрессовым ситуациям… Они спокойно переносят боль. Сейчас я продемонстрирую…