— Черт с ним, камрад, — рассмеялся первый, бросив взгляд на стоявшего у дуба офицера. — Этого выскочку скоро заберут от нас. С таким дядей, как у него, только самый последний идиот надолго останется гонять по лесам русских свиней… Поэтому, расслабься!

Шедший к пойманным лейтенант неожиданно остановился у того самого дуба, который был выбран в качестве ориентира. «Что за…? — вблизи дерево выглядело совершенно иначе. — Хм…».

— Рядовой, сюда, — Пигги вздрогнул и, перекинув карабин за плечо, побежал. — Спроси у них, что это такое?

Лейтенант даже не взглянул на тех, кого привел солдат. Его взгляд продолжал блуждать по дереву. Несколько нижних его веток, которые были направлены в сторону дороги, были настолько густо обвешены ленточками разного рода тряпочками, что древесные кисти казалисьмохнатыми. «Что это такое? — его пальцы коснулись длинного лоскутка выцветшей красной ткани, висевшей почти на кончике ветки. — Какой-то знак? Сигнал? — немного дальше висела узкая шкурка какого-то животного, ворс которой оставлял приятное чувство прикасании. — Это сколько же их тут…».

— Господин лейтенант! — кивая на испуганную женщину, вцепившуюся в ребенка, начал докладывать солдат. — Она говорит, что это священное дерево, которое обладает целительной силой.

Командир ткнул пальцем в ближний лоскут ткани, лениво мотавшийся на ветру. Увидев его жест, что-то быстро начала говорить вторая женщина.

— Eto ne nado trogat! — лицо еще не старой, лет 42–45 лет, женщины исказила гримаса ужаса. — Nelsj! Les nelsj obischat!

Стоявший с боку солдат с силой дернул ее за рукав пиджака, от чего ткань на плече с хрустом разошлась.

— Этого не нужно касаться пальцами…, - морща лоб, вслушивался в быструю речь Пигги. — Это может быть опасно… Слово… Obischat… А! Это может кого-то обидеть. Господин лейтенант, мне не все понятно. Встречаются какие-то странные слова, — он вновь повернулся к женщине и что-то у нее спросил.

Тем временем Зауэр подошел к дубу еще ближе, для чего ему пришлось подлезть под раскидистые ветви. Он заметил на коре странные наросты. «Черт меня дери, если это не то самое странное, о чем меня предупреждали, — думал он, пока отводил от лица гибкие ветки. — Этот проклятый приказ выставляет всех нас на посмешище! Дело идет к тому, что скоро нам придется записывать русские предания и легенды… Хм, я представляю рожу этого борова, когда я, отчитываясь перед ним, начну рассказывать сказки, — пожалуй впервые за все время операции, он смог по настоящему улыбнуться. — Действительно, будет занятно. Стоп!». Прямо на него из коры смотрели сотни крошечных палочек, кое-как торчащих из наростов коры.

— Stoj! — женщина вырвалась из рук конвоира и бросилась к офицеру. — Uberi ruki! Eto smert! Nelsj trogat! — она мотала головой словно сумасшедшая, переводя взгляд то на дерево, то на немца. — Ujdi otsjuda, ujdi! Wse uxodite! — ее руки раскинулись в стороны, словно в надежде удержать солдат. — Uhodite, ja proschu was… Eshe est wremj…

Но ему все же удалось вытащить из коры одну из палочек. От сырости и ветра она превратилась в сморщенную трубочку, кончик которой был сильно измят. Кончиком ногтя он подцепил край бумаги и осторожно начал разматывать.

— Она совсем сошла с ума, господин лейтенант, — Пигги с удивлением наблюдал за впавшей в истерику женщиной. Снова просит, ничего не трогать… Здесь ничего разобрать не могу. Сейчас опять говорит, что кто-то должен проснуться и на всех обидеться.

— Уйми эту дуру, — не оборачиваясь бросил командир, которого в данный момент занимала эта записка. — Какие-то каракули, — тихо шептал он рассматривая записку. — Будто ребенок писал, — на измятом листке были схематично нарисованы три улыбающихся человечка (два больших по краям и один маленький в середине) в таком виде, в которых наверное любой смог бы узнать семью.

Он вновь посмотрел на ствол дерева, усыпанный этими листками и задумался. «Может это какие-то пожелания местных жителей…, - размышлял лейтенант. — Аборигены же поклоняются своим божка и носят им всякие предметы, — в этот момент память услужливо подала ему новую информацию. — Вот черт, я же читал последние сводки… Что там было? А… Какие-то язычники… Лес, дубы. Деревья! Это же настоящие варвары». Зуэр вытащил и развернул еще одну записку, в которой было что-то написано уже почерком взрослого человека. «Это несомненно какие-то просьбы, — он задумчиво мыл в руках бумажные лоскуты. — Получается, они молятся дереву?».

— Спроси, кто у них Бог? — лейтенант посмотрел на вторую пленницу, которая продолжала держать на руках девочку. — И, вообще, какого черта они тут делали?

— Говорит, что онакатоличка, — посл недолгого разговора ответил солдат. — А сюда пришла, потому что девочка заболела. Ей обещали, что дерево излечит ее. Именно так она и сказала, — добавил тот, увидев недоумение на лица командира. — Дерево может вылечить всех, даже тяжелобольных… Господин лейтенант, они все тут совершенно дикие. Подумать только, вместо доктора дерево…

— Так… Все понятно, — пробормотал командир, остановив свой взгляд на девочке. — Слушай, Фриц…, - замолчал он, не договорив фразу (ему казалось, что он что-то упускает из виду и это чувство из мелкого, едва ощущаемого, разрасталось в огромное, почти физически заметное). — Что с этим ребенком? — Зауэр, наконец-то, понял, что не давало ему покоя все это время. — Спроси, чем более этот ребенок? — вновь проговорил он, в упор рассматривая женщину. — Быстрее! В этих проклятых лесах всего можно ожидать!

Перед его глазами стояло реально осязаемая страница из печально знаменитого в этом районе приказа № 124-р, окрещенного солдатами «напрасной надеждой». «… руководитель подразделения должен обеспечить регулярный санитарный осмотр военнослужащих, включающий в себя наружный осмотр в полевых условиях (досмотр верхней одежды и незащищенных одеждой частей тела и головы), полный осмотр в стационарных условиях… Осмотреть полость рта… Состояние зрачков… Ушные раковины…».

— Что? — не выдержал Зауэр продолжительной паузы. — А вы чего встали, проверьте не подхватили ли чего-нибудь? — выкрикнул он, заметив как остальные солдаты проявляют острейший интерес к его солдат.

— У нее болит живот, господин лейтенант, — отозвался Фриц, отходя от женщины. — Говорит, девочка чего-то съела.

— Хорошо, — пробормотал тот, судорожными движениями проверяя складки своей формы. — Вроде ничего…, - его пальцы чуть медленнее прошлись по воротнику кителя, поднялись на волосы и замерли возле правого виска. — Чего скривился! Проверил?

Из-под кучи разного тряпья на немцев смотрели большие глазенки с застывшими в них слезами. Ребенок голыми ручонками крепко цеплялся в махровой платок женщины, стараясь закутаться в него по сильнее.

— Проклятье, — буркнул рядовой, с отвращением глядя на ветхое с торчащими клочками пуха одеяло, которое ему предстояло потрошить. — Как бы вшей не подхватить… Вот сволочь, — с еле слышным бормотанием он потянулся рукой к ребенку. — Pokaschi ego! Kakaj bolesn? — увидев тянущуюся к нему руку солдата, ребенок молча заворочался. — Uberi ruku.

Агнешка попыталась дернуться назад, но ее крепко держал второй солдат.

— Ne nado, — тихо зашептала она, правовой рукой закрывая головку девочки. — Ne trogajte. Eto sche rebenak.

— Что вы там копаетесь? — в раздражении крикнул лейтенант, наблюдая эту возню. — Нам уже надо уходить! Фриц, я вами очень недоволен…

Последняя фраза, озвученная крайне многообещающим тоном, подстегнула солдата. Не обращая внимание на сопротивление женщины, он стянул с головы ребенка платок и, брезгливо коснулся ее шеи и ушей. Ни чего не обнаружив, Фриц потянул на себя одело.

— Schto wi delaete, heljudi? — закричала вторая женщина, пытаясь встать с земли. — Sastudite ditj! Irodi! Matka Boska! — она с силой вцепилась в руку второго солдата, стараясь оттолкнуть его. — Ne trogajte ee! Ne trogajte! Na! Poluschaj! — ее кулаки начали колотить по спине рядового. — Otpusti ee, irod!