Грабин решил совместить весь процесс создания орудия, сделать его непрерывным. При этом в какой-то мере стиралась грань между этапами проектирования, отработки технологии, изготовления и сборки. Менялся и характер взаимоотношений между специалистами. Конструктор уже не мог сказать технологу или кузнецу: «Вот тебе чертежи, теперь твоя очередь». При совмещенном методе они, как правило, должны собираться вместе и обсуждать пути решения поставленной задачи, помогая друг другу советом и делом.
На совещании в КБ, затем на расширенном техническом совете предложения Грабина были одобрены. Завод, не прекращая выпуска Ф-22, вступил в полосу творческих поисков и решений.
Первым удивил Грабина Александр Павлович Шишкин. Он принес и положил на стол замысловатый чертеж, весь испещренный квадратиками и кружочками.
— Что это? — спросил Грабин.
— Лобовая коробка.
— А это что?
— Просто дырки.
Грабин уже понял идею конструктора. Не вся лобовая коробка в процессе эксплуатации испытывает нагрузки, а делается она из металла одной толщины и имеет немалый вес. Чтобы облегчить конструкцию, Шишкин решил оставить металл там, где он необходим. Получилось что-то вроде кружева.
— Расчеты сделал?
Шишкин протянул несколько скрепленных вместе листков. С математикой все было в ажуре. Но как часто самые, казалось бы, безукоризненные расчеты, сделанные на бумаге, опровергались практикой! И в то же время заманчиво было уменьшить вес лобовой коробки.
— Попробуем, — загорелся Грабин. — Передавайте чертежи в цех, сделаем коробку и испытаем.
— Где испытаем? Пушки-то еще нет.
— Попробуем создать искусственные нагрузки. Над этим тоже надо подумать.
Когда лобовая коробка была готова, на нее приходили смотреть, как на чудо. Все недоверчиво пожимали плечами. Уж очень необычный получился у нее вид.
Прослышав о новинке, пришел Иван Федорович Телешов, представитель заказчика на заводе. Походил вокруг, затем попросил положить коробку на две опоры, попробовал сесть на нее и сразу же вскочил:
— Да она же гнется подо мной. Коробка по пути на полигон развалится. Меняйте, пока не поздно.
Телешов пользовался большим авторитетом в Артиллерийском управлении, и Грабину не хотелось, чтобы тот заранее проникся недоверием к новой пушке.
— Завтра приходите, Иван Федорович, на испытания, — пригласил он Телешова и добавил: — Я сам хочу убедиться в правильности наших расчетов.
Работал в кузнечном цехе мастер на все руки Иван Степанович Мигунов. Он смастерил остроумную конструкцию испытательного стенда для проверки прочности лобовой коробки. Стальные болванки служили для постепенного увеличения нагрузок.
Народу в кузнечный цех набилось много. И коробка была чудная, и стенд особенный, и испытания необычные. Глядя на это сооружение, Телешов недоверчиво покачивал головой.
Первый слиток равнялся половине нормальных нагрузок, испытываемых коробкой. Положили его. Все прекрасно. Второй слиток довел нагрузки до нормальных. Коробка держится. Третий слиток — нагрузка выше расчетной на пятьдесят процентов. Деформаций коробки не обнаружено.
— Класть четвертый? — спросил Грабин у Телешова.
— Кладите. — Его сомнения еще не рассеялись.
Положили. На коробке двойные нагрузки, а она без изменений.
— Чудеса какие-то! — воскликнул Телешов.
— А чудеса, они всегда в решете, — засмеялся Василий Гаврилович и обернулся к Шишкину: — Молодец, Саша!
По опыту заводских и полигонных испытаний Грабин знал, сколько неприятностей доставляет выбрасывание, или экстракция, стреляных гильз. Войсковые испытатели часто использовали патроны, имеющие отклонения от стандартных размеров. Поэтому они после выстрела оставались в каморе, не выбрасывались. На испытаниях это досаждало конструкторам, а в бою могло обернуться непоправимой бедой. В поединке с танками, например, дорога каждая секунда, а для того чтобы извлечь гильзу вручную, необходимо время.
У Грабина возникла мысль сконструировать для новой пушки приспособление, принудительно выбрасывающее стреляную гильзу. На затвор были поставлены специальные отжимы, которые во время наката ствола должны были, словно человек пальцами руки, прихватить гильзу и извлечь ее.
Чертежи приспособления сразу же поступили в производство, и скоро оно было изготовлено. Совмещенный метод позволял отдельные детали делать быстрее.
В работу опять включился Иван Степанович Мигунов. Он придумал, как можно испытать выбрасыватель гильз, не производя стрельбы. Пушку поставили на стенд искусственного отката. С помощью лебедки оттянули ствол, затем лебедку отцепили. Ствол пошел вперед, но гильза, уложенная в камору, не выскочила. Копир, приводящий в движение лапки затвора, не сработал.
— Непонятно, — задумался Грабин.
Вроде все рассчитали. И ствол оттянули на положенное расстояние, и отцепили трос резко.
— Ствол шел вперед слишком медленно, — определил Мигунов, — надо прибавить давление в накатнике.
Прибавили. Копир опять не сработал.
— Где-то заедает, нет той легкости движения частей, как при стрельбе, — опять решил Мигунов.
Подрегулировали те части пушки, которые приходят в движение при откате и накате. Оттянули ствол. Отцепили. Гильза тут же шлепнулась на площадку. Попробовали еще и еще раз — никаких задержек.
— А на деформированных патронах?
Некачественных патронов в цехе не оказалось. Мигунов взял обычную гильзу и несколько раз ударил по ней кувалдой. В камору она вошла с трудом. Повторили испытание. И эта гильза выскочила без задержки. Но Мигунов не успокоился. В очередной раз он так поработал кувалдой, что гильзу пришлось этой же кувалдой забивать в камору. Забили. Оттянули ствол. Отпустили. И мятая гильза вышла без задержки. Раздались аплодисменты наблюдавших за испытанием.
— Работает надежней штопора! — улыбнулся Мигунов, взглянув на Грабина.
Но Грабин на шутку не отозвался. Во время опробования нового экстрактора он все время с тревогой поглядывал на ствол. И теперь подозвал к себе Норкина:
— Обрати внимание, Володя, мне кажется, что во время наката ствол слегка опускается. Не будет ли пушка клевать носом во время стрельбы?
— Не должна, Василий Гаврилович. Расчеты сто раз проверены.
— А меня эти поклоны настораживают. Проверьте расчеты в сто первый раз.
Вскоре Ф-22 УСВ была собрана полностью. На всю работу потребовалось менее семи месяцев. Наступил волнующий, тревожный и радостный момент первого выстрела. Пушку доставили на заводской полигон. Заложили для начала половинный заряд. Все ушли в укрытие.
Грохнуло орудие. Для конструктора этот звук то же, что для матери первое слово ребенка. Ф-22 УСВ заговорила. Грабин первым выскочил из блиндажа, обошел пушку, потрогал ее. Все сработало хорошо. И дырявая коробка не рассыпалась, и гильза выброшена. Можно продолжать испытания. Заряд постепенно увеличивали, пока не дошли до нормального. Пушка стреляла безотказно. Грабин решил не уходить в укрытие, понаблюдать за ее поведением в момент выстрела.
— Огонь!
Выстрел, звенит выброшенная дымящаяся гильза, и… пушка изящно клюнула стволом, будто поклонилась наблюдавшим, как кланяется артист на сцене. Грабин дернул за рукав Норкина:
— Видел?
— Видел, Василий Гаврилович, моя вина. Говорил я вам, не осилю компоновку…
— Да ты погоди причитать. Сейчас не виноватого надо искать, а выход из положения.
— Какой тут выход, — Норкин обреченно махнул рукой.
— Выходов два, Володя. Утяжелить станины или удлинить их. Это уравновесит пушку.
— Но утяжелять нельзя. Мы по весу и так на пределе.
— Значит, надо удлинить.
— Эти мы просто-напросто нарастим, — вмешался в разговор Мигунов. — Пока конструкторы будут делать расчеты, а в цехах изготовят новые станины, можно будет продолжать испытания.
— Спасибо, Иван Степанович, — растрогался Грабин. — Прямо не знаю, как и благодарить вас.
— Ложитесь в госпиталь, Василий Гаврилович, это будет лучшая благодарность и для меня, и для всех нас.