— Елян? Из Кисловодска?

— Из города. Уже на заводе.

— Но ведь у него отпуск еще не кончился. А о войне все узнали только сегодня.

— Амо Сергеевич говорит, что по обстановке почувствовал неладное.

Грабин облегченно вздохнул: это хорошо, без Амо Сергеевича было бы трудно. Он знал, как Елян предан своему делу, сколько сил и энергии отдает работе, каким авторитетом пользуется в коллективе. Но взаимоотношения между Грабиным и директором складывались не всегда удачно. В глубине души Василий Гаврилович чувствовал свою вину. Он порой видел, что Елян, сдерживая его необузданную энергию, прав. И даже знал, что, и сам на месте директора поступил бы так же. А в то же время нередко обвинял Еляна в том, что тот сдерживает творческий порыв, противится новому, тормозит дело. И хотя позже он убеждался, что это не так, самолюбие мешало ему прийти с повинной, извиниться и сказать, что и сам он не во всем прав.

Пока Олевский решал свои вопросы в Наркомате, Грабин побывал в ГАУ. Маршал Кулик был взволнован, постоянно вытирал платком потеющую лысину, то садился к столу, то вскакивал и порывисто вышагивал по кабинету. Остановившись напротив Василия Гавриловича, он сказал:

— Давайте больше пушек. Как можно больше! Линия вашего фронта должна проходить через заводские корпуса!

…В город приехали утром следующего дня и, не заходя домой, сразу же направились на завод. Заместитель Олевского Сергей Степанович Спирин упавшим голосом сообщил, что первая смена не выполнила план, не хватает людей.

— Где же люди? — удивился Олевский.

— Несколько тысяч человек получили повестки, уходят на фронт, — пояснил тот. — Военком требует предоставить в его распоряжение больше половины заводских автомашин…

— А конструкторы? Конструкторы на месте? — заволновался Грабин.

— Конструкторов пока удалось отстоять.

От сердца чуть отлегло. Но что могут сделать конструкторы, если в цехах не будет рабочих? Из чертежей орудие не соберешь. А в Наркомате и в ГАУ столько говорили об увеличении производства оружия! Как же выполнить эти планы?

Еляна на месте не оказалось. Он выехал в обком партии, чтобы оттуда по прямому проводу связаться с К. Е. Ворошиловым и доложить обстановку. Грабин даже в свой отдел не пошел. Вместе с другими руководителями завода сидел в кабинете директора и ждал вестей. Зашел парторг Проскурин. Олевский не дал ему сесть:

— Сейчас кончается первая смена. Люди разойдутся по домам. У многих на руках повестки. Они уже не вернутся в цеха. Есть предложение задержать смену. Я уверен, что Ворошилов не позволит в такой момент вывести из строя военный завод.

Дали указание первой смене после работы собраться около заводоуправления. И вскоре под окном образовалась огромная толпа. Но шума не было слышно. Люди стояли молча, подавленные общей бедой, свалившейся на страну. Тихо было и в кабинете директора. Каждый думал о своих проблемах. Грабин мысленно ругал себя за то, что не сказал наркому о ЗИС-3. Эта пушка и металла требует меньше, и проще в изготовлении, и дешевле. С Ф-22 УСВ ее не сравнить.

Наконец раздался телефонный звонок. Елян знал, с каким нетерпением на заводе ждут решения Председателя Комитета Обороны при СНК СССР.

— Только сейчас разговаривал с Ворошиловым, — волнуясь, сообщил Елян. — Климент Ефремович сказал, что с нашего завода не позволит брать ни одного человека и ни одной /машины. Наоборот, нам будет дано все необходимое для резкого увеличения производства орудий.

Все, как по команде, встали, заторопились во двор. Надо было сообщить людям, какая задача поставлена перед ними.

— Говорите вы, — Олевский подтолкнул вперед Проскурина.

Парторг взобрался в кузов грузовой машины и оттуда обратился к рабочим с призывом оставаться на местах и не покладая рук работать для фронта, для победы над фашизмом, Его слова звучали, как приказ,

На свой страх и риск

С фронта приходили тяжелые вести. Несмотря на мужество, отвагу и самоотверженность советских воинов, о чем каждый день сообщали газеты и радио, гитлеровцы продвигались вперед. Огромная черная лавина растекалась по территории нашей страны.

На завод стали приезжать артиллеристы прямо с фронта. Суровые, малоразговорчивые, они нехотя рассказывали о боевых делах. Грабин слушал внимательно, стараясь понять, каких качеств не хватает орудиям, которые сконструированы в их отделе. Однажды прямо спросил: какие претензии у фронтовиков к создателям пушек? Пожилой артиллерист не спеша закурил, подумал и ответил довольно обстоятельно:

— А никаких претензий. Пушки у нас хорошие, пожалуй, получше германских будут. Наши пехотинцы во время контратаки захватили одну ихнюю, притащили к нам. Мы из нее постреляли даже. А потом бросили. И тяжеловата. И в обслуживании неудобная. И точность боя не та…

— В чем же тогда дело? — не сдержался, перебил Грабин.

— Дело в подвижности. У них, почитай, чуть ли не вся артиллерия на своем ходу или на машинной тяге. Им ничего не стоит сменить позицию, обойти нас, ударить с фланга или с тыла. А мы пока с конными упряжками разберемся…

Разговор этот разволновал Грабина. Вернувшись в конструкторское бюро, он собрал свой неофициальный штаб, пересказал мнение старого артиллериста. Стали обсуждать, как можно повысить подвижность артиллерийских систем. Вопрос ни для кого не был новым. Еще до войны Василий Гаврилович вместе с Горшковым, Ренне и Мещаниновым думали над созданием самоходного орудия. Но в текучке дел не хватило времени, чтобы точно сформулировать возникшие тогда идеи.

После долгих споров решили, что самодвижущуюся пушку надо делать на гусеничном ходу. Тогда и подвижность ее будет высокой, и проходимость увеличится. В качестве основы кто-то предложил использовать гусеничный тягач «Комсомолец». Стали прикидывать, как установить на него Ф-22 УСВ, производство которой было снова налажено на заводе. Но даже приблизительные подсчеты показали, что пушка не ляжет на тягач. Она и тяжела для него, и велика по размерам, и сила отдачи у нее выше допустимых для самоходки норм.

— А почему не поставить ЗИС-2? — высказался первым Ренне. — Будет хорошая, маневренная пушка для борьбы с танками.

Грабин уже знал, что порой решение вроде бы невыполнимой задачи вдруг оказывается очень простым. Так случилось и на этот раз. ЗИС-2 и «Комсомолец» будто были созданы в одном конструкторском бюро как единая артиллерийская система. Даже самые детальные расчеты показывали, что потребуются совсем незначительные доработки тягача и пушки. Их можно будет по чертежам конструкторского бюро выполнять не только на заводе, но даже в небольших механических мастерских. В условиях войны это было особенно важно.

Самоходной противотанковой пушке присвоили индекс ЗИС-30. В самые минимальные сроки КБ подготовило чертежи, а Елян какими-то известными только ему путями выхлопотал несколько тягачей. Грабин понимал, как это трудно было сделать. Самоходная пушка не значилась в планах, не была заказана ГАУ, не утверждалась в Наркомате вооружения. Не всякий руководитель пошел бы на такой шаг. В любой момент директора могли упрекнуть, что на заводе тратят средства и силы на никем не одобренные прожекты. И отвечать за самовольство пришлось бы в первую очередь Еляну.

Тягачи доставили в цех, опытные специалисты под руководством конструкторов в считанные часы внесли необходимые изменения, потом с помощью подъемных механизмов установили на них ранее доработанную ЗИС-2. Установка получилась компактная.

— Красавица! — одобрил Елян.

— Посмотрим, как эта «красавица» поведет себя на полигоне, — придержал его эмоции Василий Гаврилович.

Опасения оказались напрасными. На марше все шло хорошо. Самоходка прекрасно маневрировала, легко преодолевала разного рода препятствия, ходила по целине, как по дорогам. Но как поведет она себя во время стрельбы? Не потеряет ли устойчивость, не будет ли сбиваться прицел после каждого выстрела, не станут ли разрушаться углы крепления и другие детали?