— Здорово.

Его рот изогнулся в той неподражаемой улыбке, которая заставляла ее сердце безумно трепетать.

Свернув за угол, они оказались в той части старой Мурриеты, где не было тротуаров, а дома находились на приличном расстоянии один от другого. Здесь все было совсем не так, как в районе, где проживала Лисса. Где взять в долг у соседа сахарку можно было, просто высунув руку из окна.

По усыпанной гравием подъездной дорожке Стейси подкатила к маленькому, на две спальни, строению, которое называла домом. Небольшому, меньше тысячи квадратных футов, но все равно замечательному. Во всяком случае, так утверждала она. Его широкое крытое крыльцо обрамляли цветочные клумбы, которые засадила она сама. Выкрашенный в нежный шалфейно-зеленый цвет с ярко-белой отделкой, он чудесно выглядел снаружи и был набит всякой современной техникой внутри. И принадлежал ей.

Ну, в той степени, в которой можно считать своей заложенную недвижимость.

— Ну вот и приехали, — сказала она, горделиво подняв подбородок.

Коннор обошел машину сзади и подошел к ней:

— Мне здесь нравится.

Взглянув на него, она обнаружила, что он внимательно изучает ее жилище.

— Тебе тут будет немного тесновато, — озвучила Стейси то, что только что пришло ей в голову, и тут же пожалела о сказанном. Вдруг он вообразит, будто она размечталась, что он будет здесь жить.

Он наклонился к ней, а поскольку и без того стоял очень близко, ей было никуда не деться от его запаха. Что это за запах, она понять не могла, ни на один из известных ей одеколонов или других ароматических средств это даже отдаленно не походило. И Стейси даже подозревала, что это просто его естественный запах. Запах Коннора.

«Просто Коннор» — прекрасное название для именного одеколона, будь у нее средства на такую роскошь.

— Обожаю тесноту, — промурлыкал он с греховной усмешкой.

Далеко не в первый раз Стейси подумала о том, каково было бы жить со столь самоуверенным мужчиной. Именно внутренняя уверенность позволяет ему быть таким дразняще-бесстыдным. И существенно отличает его от всех прочих мужчин, с которыми ей доводилось встречаться. Все они, по существу, ничего из себя не представляли и лишь прикидывались крутыми. А она всякий раз покупалась на эту напускную мужественность, тешила себя иллюзией обретения стабильности. Пока не завела Джастина. Став матерью, от которой зависело другое человеческое существо, Стейси научилась находить силы в себе самой.

Протиснувшись мимо Коннора, Стейси достала из багажника рюкзак. Она увернулась от Коннора, когда он попытался забрать его, и направилась к крыльцу.

— Осторожней со второй ступенькой, — предупредила Стейси. — Она подгнила, можно навернуться.

— Усек.

Когда она распахнула сетчатую дверь, он оказался рядом и, взявшись рукой за край, придержал ее открытой, пока она возилась с тремя замками.

— Здесь что, небезопасно? — поинтересовался он.

— Нет, нормально. Но я всего боюсь и предпочитаю перестраховаться, особенно когда темно.

Коннор кивнул, словно бы с пониманием. Стейси, однако, подозревала, что, даже если он сочувствует ей вполне искренне, едва ли что-либо способно напугать его самого. Слишком уж он стоек, слишком уверен в себе. По ее догадкам, такая решительность являлась следствием того, что он родился и вырос в семье, все члены которой посвящали себя военной профессии. Смертельная опасность сопутствовала им постоянно и потому уже не устрашала их так, как других людей.

Он вошел следом за ней в гостиную, и сетчатая дверь закрылась за ним со скрипом, за которым последовал громкий стук. Коннор нахмурился.

— У тебя дверь сломана, — заметил он.

— Ну, если быть точной, так не вся дверь, а одна маленькая деталька.

— Неважно, раз она сломана.

— Да там просто подкрутить надо. Ладно, устраивайся поудобнее.

Она направилась по коридору в прачечную, вытащила из рюкзака свою покрытую кошачьей шерстью одежду и запихнула в стиральную машину. Чуть позже до нее донесся голос Коннора:

— А сын у тебя симпатичный.

Стейси сделала глубокий вдох и вернулась в гостиную. Коннор стоял в прихожей и рассматривал множество вставленных в рамки фотографий. Помещение было тесным, и он заполнял его почти целиком, а его голова едва не касалась низкого потолка.

— Спасибо. Я тоже так думаю.

Оказалось, что он рассматривает снимок, сделанный «поляроидом», когда они с Джастином, еще в его бытность скаутом-волчонком, участвовали в гонках на деревянных автомобилях. Джастин уже тогда был почти с нее ростом, а каштановые волосы и темные глаза делали их и вовсе не похожими на мать и сына.

— Этой фотографии уже пара лет, — объяснила она. — Он с тех пор вышел из волчат. Сказал, что такими делами мальчишке надо заниматься с отцом.

Коннор протянул руку и погладил ее по спине. То был утешительный, поддерживающий жест, вроде того поцелуя накануне вечером, но было в нем и что-то еще. Только вот этого «еще» она допустить не могла. Не могла, как бы ей того ни хотелось, позволить себе увлечься, ощутить в нем опору, поскольку он не собирался оставаться здесь навсегда. Она уже многократно совершала такую ошибку — искала опору на стороне, вне себя. И не собиралась делать это снова.

— Я займусь пирогом, — заявила она и, пройдя мимо него, ушла на кухню.

Он присоединился к ней не сразу, а когда появился, выражение лица у него было странное.

— Ты в порядке? — спросила она, выключив воду, под которой мыла яблоки. — Тебя все семейные дела достают? Хочешь, чтобы я отвезла тебя домой?

— Дом Эйдана не мой дом.

Он прислонился к косяку арочного проема, соединявшего кухню с уголком для завтрака. Отдельной столовой в доме не было, и она прекрасно без нее обходилась.

Коннор, чье присутствие казалось особенно ощутимым на ее крохотной кухоньке, не сводя с нее пристального взгляда, спросил:

— По-твоему, меня достает то, что у тебя есть ребенок?

Он скрестил руки на груди, отчего бицепсы вздулись. И от этого, уже такого знакомого ей жеста у нее увлажнился рот. Коннор заполнял все ее помыслы, решительно не давая возможности хоть как-то отвлечься от факта его присутствия. Невероятная личность, пребывающая вдобавок в невероятном теле. Это уже чересчур. Он — это чересчур.

— Не знаю. — Она встряхнула дуршлаг, выливая оставшуюся воду. — Просто вид у тебя какой-то странный.

— У меня выдалась та еще пара дней.

— Хочешь об этом поговорить?

— Честно говоря, да.

— Ладно. Выкладывай. — Она полезла в один из нижних ящиков за приспособлением для чистки яблок.

— Не могу.

Стейси напряглась и попыталась скрыть необоснованное чувство обиды и разочарования за колкостью:

— Ну конечно, как же иначе.

— Ты бы все равно не поверила.

— Мне пришлось бы положиться на твое слово. — Она встретила его взгляд и не отвела своего. — Ничего другого все равно не остается.

На долгий момент в кухне воцарилось молчание.

Она ощущала шедшую в нем внутреннюю борьбу: он явно испытывал потребность сказать что-то важное, но она не имела ни малейшего представления насчет того, что именно. Поэтому Стейси озвучила свою наилучшую догадку:

— Ты ведь не собираешься проводить здесь все время, верно?

— Мне придется много путешествовать, — нахмурился он.

— Прекрасно. — Она вздохнула. — Ты ведь не собираешься предложить, чтобы я была с тобой, когда ты в городе, и хранила тебе верность, когда ты в отлучке, правда? Пожалуйста, не надо!

— Стейси, уж не такая я задница, — произнес он со спокойным достоинством. — Не могла бы ты, думая обо мне, поднять планку повыше?

Беспокойство Стейси нервировало Коннора, заставляя его злиться на себя. Сам же, болван, все, к черту, испортил, а теперь не знаешь, как исправить.

Он хотел быть с ней.

Вроде бы куда проще, но на самом деле — сложнее некуда.

Она громко вздохнула и подняла руки:

— Извини. Я просто не знаю, что ты тут делаешь. Почему смотришь на меня вот так. Что я, по-твоему, должна сделать или сказать?