– Мне надо пободаться с моим напарником, – сказал я Белинде. – Он тебя поддерживает.
– Передай, что я беру назад все гадости, которые про него говорила.
– Не буду. Уж скорее подбавлю от себя – он того заслужил.
25
Я ворвался в апартаменты Покойника.
– Что все это значит? – раздраженно осведомился я с порога. – Ты что, хочешь, чтобы меня линчевали?
– Повторяю, мисс Тейт способна рассуждать здраво. Хватит об этом, Гаррет. Есть куда более важные дела.
– Важные для кого?
– Для десятков тысяч живых существ. Назови мне хотя бы пятерых убитых за сегодняшний день не– людей, для которых гипотетическая ссора с мисс Тейт была страшнее того, что случилось с ними на самом деле.
– Нечестный ход, старина. – Так всегда: думаешь, что припер его к стенке, а он раз – и улизнул. – Никто из них не знал Тинни, как знаю ее я…
– Гаррет!
– Хорошо, хорошо. Так на что нам сдалась Белинда?
– Учитывая ситуацию, необходимо закрепить за тобой положение посредника между всеми заинтересованными сторонами.
Тем самым ты окажешься в точке, куда будут стекаться все новости, и это позволит тебе получить определенные преимущества перед всяким, кто попытается выйти на Семью. Речь прежде всего о тех, кто сторонится «Клича» и прочей шатии.
Шатии? Вкусное словечко.
– Ты о Релвее?
– И о нем тоже. Другой пример – Макс Вейдер и его приятели, все как один умеренные радикалы. При надлежащем руководстве ты вполне можешь очутиться между экстремистами и сторонниками Слави Дуралейника.
Догадайтесь сами, кто будет руководить и направлять.
Ох уж этот мне Покойник с его самомнением! Того и гляди лопнет от собственной гениальности!
– Погоди, старина. С какой стати им всем меня принимать? Или что, мы загримируем Гаррета под героя из пророчеств?
– С мистером Вейдером и мистером Релвеем ты уже обо всем договорился. С мисс Контагью недоразумений тоже не будет, поскольку она сама предлагает сотрудничество. Остаются только мятежники и борцы за права людей, причем последние проявили к тебе интерес.
В гробу я видал их интересы. А не влиться ли мне заодно в нестройные ряды самозваных революционеров, которые попрятались, едва Танфер захлестнула волна человеколюбия? Пожалуй, не стоит: эти ребята на отшибе, их никто в расчет не принимает.
– Не выгорит, умник. Они просто дверью ошиблись. Я им это доходчиво разъяснил.
– Гаррет, прибегнув к твоей манере изъясняться, отвечу так: не дуй на воду, не обжегшись на молоке. Для них ты прежде всего – ветеран войны.
– Ну да, хорош ветеран! Живет с логхиром и попугаем-психопатом, и лучший друг у него – наполовину эльф!
– У всех у нас есть свои слабости. Вы, люди, часто прозреваете истину уже в зрелом возрасте. Иными словами, ты их обманешь – потому что они хотят обманываться. Но меня беспокоят не столько они, сколько Слави Дуралейник.
– Ради него я стараться не стану. Хватит с меня того, что ты им бредишь.
– По правде сказать, Гаррет, им бредило мое молодое «я», с которым мы регулярно конфликтуем. Когда Дуралейник был далеко и таскал за бороды наших аристократов, мы охотно его поддерживали, потому что сами недолюбливаем власть предержащих. Но теперь он здесь, среди нас, и цель его представляется мне все более отчетливой – и все более зловещей. Пожалуй, тот Дуралейник, перед гением которого я преклонялся, сгинул вместе со своей мечтой о независимости Кантарда. Или же его назначили главным врагом Каренты, поскольку иных врагов у нас не осталось, хотя мы их, безусловно, заслуживаем.
– Опять это гнусное словечко!
– Какое именно?
– «Мы». – Почему-то не-люди при всяком удобном случае не преминут напомнить, что Карента создана людьми. И вообще, их хлебом не корми, только дай понасмехаться над человеческими законами и установлениями…
– Замечательно! Продолжай в том же духе, и «Клич» примет тебя с распростертыми объятиями. Мало того, с такой логикой ты наверняка окажешься в их Внутреннем круге.
– Ну не хочу я этим заниматься!
– Выбора нет, Гаррет. Нам выпало жить в эпоху перемен. Всяк должен сделать свой выбор. Того, кто откажется выбирать, сожрут с потрохами, ибо он останется один. Но тем, кто, подобно нам, видит знаки и угадывает предзнаменования, – тем предоставлена возможность одолеть подступающую тьму.
– Не сотрясай попусту воздух, старый хрыч. Не надо меня убеждать, что вода мокрая. При всех своих благородных порывах я лучше буду защищать справедливость и божественное право правителей Каренты из своего кабинета. Позащищаю, пивка попью, с Элеонорой поболтаю – и снова защищать.
– А ты утверждаешь, что я ленив.
– Только потому, что амбиций у тебя не больше, чем у кости, пролежавшей в земле лет двадцать. Коли уж на то пошло, ты-то на улицу не суешься и под дождем не бегаешь.
– Этот вопрос также требует осмысления и обсуждения.
26
– Как нельзя кстати, – пробормотал я, когда кто-то ближе к полудню принялся колотить во входную дверь.
– Мои люди в точности исполняют поручения, – заметила Белинда, – и делают все вовремя. У нас такой порядок.
– Расслабься, Белинда, стань обыкновенной женщиной, хотя бы на чуть-чуть…
– Я пытаюсь, Гаррет. Но у меня в голове точно демон какой-то сидит. И зудит, зудит… В конце концов он сведет меня с ума.
Я кивнул. Вот оно, тяжкое папашино наследие.
Посмотрев в «глазок», я увидел на крыльце нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу детину неопределенного происхождения.
– Этот тип тебе знаком?
Белинда на миг припала к «глазку» – и почти обняла меня, чтобы не потерять равновесие. Ну как тут ровно дышать?!
– Да. Его зовут Харкер Двупалый. Это мой возница.
– Возница? Да ему не лошадьми править, а огров в подворотнях колошматить.
– Просто у него такой вид.
Двупалый постучал снова. Несмотря на то, что с потолка посыпалась побелка, Дин и не подумал высунуть носа из кухни. Должно быть, злился на весь белый свет. И в кои-то веки винил во всех бедах не меня, а нашего мудрого до отвращения домочадца.
– Погоди минутку, ладно? Я только возьму свой живой эполет.
– Зачем тебе эта гнусная птица?
Ну наконец-то! Хоть кто-то разделил мои чувства.
Покойник в этот самый миг ослабил мысленный контроль, и попугай завопил во все свое попугайское горло:
– Держите меня, держите! Какой типаж! Какая попка!
– Заткнись, пугало огородное! Как ты себя ведешь в присутствии дамы?
– Здорово у тебя получается, Гаррет, – сказала Белинда. – Хоть бы разочек губами шевельнул.
Аргх! Ну вот…
Не согласиться с попугаем было трудно: именно типаж, и какой типаж! Мечта поэта с легкой склонностью к вампиризму. Вечером она наверняка окажется в центре внимания, в таком-то прикиде (а ей, похоже, того и надо). Может, закутать ее в одеяло, чтоб за нами толпа зевак по улицам не бегала?
Н-да, вечерок мне предстоит… Аликс непременно попытается переплюнуть Белинду. И Никс тоже. А Тинни – если она удосужится заняться собой, с нею рядом вообще поставить некого. Словом, Белинда будет черной розой в саду, где до сих пор не было иных цветов, кроме белых, желтых и алых.
– Когда б говорил я, птичка эта меня бы расхваливала напропалую, а не задиралась ко всем подряд.
Белинда засмеялась.
– Чего уставился? – вдруг спросила она.
– Странно как-то. Ты – и смеешься. А тебе идет. Смейся почаще.
– Не могу. Хотя хотела бы.
Внезапно мне почудилось, будто я перенесся на несколько лет назад и услышал голос Чодо Контагью: дескать, он вовсе не желает быть плохим парнем, но обстоятельства складываются так, что либо он будет отъявленным злодеем, с которым никто не рискнет связываться, либо ему придется лизать чью-то задницу. У тех, кто не в ладах с законом, все просто: выживают сильнейшие.