– Слава Богу, наконец-то стало тихо! – воскликнула Огаста.
– Во сколько кончилась вечеринка? – спросил Клинг.
Огаста поднялась на ноги.
– Кофе хочешь? – спросила она.
– Нет, а то не засну.
– Тебе во сколько завтра уходить?
– У меня выходной.
– Слава тебе Господи! – сказала она. – Точно не хочешь?
– Точно.
– Ну а я, пожалуй, выпью, – сказала она и направилась в кухню.
– Так во сколько? – повторил Клинг.
– Что – во сколько?
– Во сколько вы уехали?
Она обернулась к Клингу.
– Это от Бианки, что ли?
– Ну да.
– Около полвосьмого.
– И поехали в Чайнатаун, да?
– Да.
– На такси или как?
– Некоторые поехали на такси. А меня подвезли.
– Кто?
– Сантессоны, – ответила она. – Ты их не знаешь.
Развернулась и ушла на кухню.
Клинг слышал, как Огаста возится на кухне. Как она достала банку с кофе из шкафчика над кухонным столом, потом достала из другого шкафчика кофеварку и с грохотом поставила ее на стол. Клинг знал, что должен поговорить с ней, знал, что надо перестать играть в сыщика и задавать дурацкие вопросы о том, где она была, и в какое время, и с кем. Надо поговорить с ней прямо, обсудить создавшееся положение, черт побери! Он же обещал Карелле, что сделает это. Он сказал себе, что заговорит об этом, когда она вернется в комнату. Он спросит, правда ли, что она встречается с... с другим мужчиной. И, возможно, потеряет ее... Огаста снова ушла в ванную. Он услышал, как она открыла и закрыла дверцу аптечки. Огаста провела в ванной довольно много времени. Когда она наконец вышла, она прошла на кухню и налила себе кофе. Потом вернулась в гостиную, держа в руке кружку с кофе, уселась на ковер, скрестив ноги, и принялась прихлебывать кофе.
«Ну, давай!» – сказал себе Клинг.
Он посмотрел на Огасту.
– Во сколько вы ушли из ресторана? – спросил он.
– Берт, в чем дело? – неожиданно сказала Огаста.
– Что ты имеешь в виду? – сказал Клинг. Сердце у него заколотилось.
– Я имею в виду – в чем дело? Во сколько я ушла от Бианки, во сколько я ушла из ресторана... Какого черта?
– Мне просто любопытно.
– Ах, тебе просто любопытно? Это что, профессиональное заболевание? Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!
– Да? В самом деле? Неужели любопытство...
– Если тебе, черт возьми, так интересно, во сколько я ушла оттуда-то и оттуда-то, отчего бы тебе в следующий раз не поехать вместе со мной, вместо того чтобы разыскивать по всему городу какие-то пилюли?
– Какие пилюли?
– Ты что-то говорил насчет секонала, каких-то там...
– Он был в капсулах.
– Да плевать мне, в чем он там был! Я вышла от Бианки в семь часов двадцать две минуты четырнадцать секунд! Устраивает? Я села в черный « Бьюик-Регал» с номером...
– Ладно, ладно...
– ...с номером ноль-ноль-семь, Берт, а за рулем сидел владелец автомобиля, некий Филипп Сантессон, художественный руководитель театра...
– Ну ладно, хватит!
– ..."Уинстон, Лойб и Фильдс", и с ним была его жена, Джун Сантессон. Подозреваемое средство передвижения проследовало в Чайнатаун, где мы и присоединились к остальным участникам сборища в ресторане, который называется «У А-Вонга». Мы заказали...
– Гасси, прекрати!!!
– Нет, черт возьми, это ты прекрати!!! Я ушла из этого гребаного ресторанчика в десять тридцать, поймала такси на Акведуке и поехала прямиком домой, к своему любящему супругу, который в ту же минуту, как я вошла, устроил мне допрос с пристрастием! – орала Огаста, тыкая пальцем в сторону входной двери. – Берт, какого черта?! Если у тебя что-то на уме, так скажи прямо, в чем дело! А иначе заткнись! Я устала играть в полицейских и воров!
– Я тоже.
– Ну и в чем дело?
– Ни в чем, – ответил он.
– Я говорила тебе о вечеринке. Я говорила, что нам надо было быть там...
– Я знаю, что ты...
– Нам надо было быть там в шесть, самое позднее – в полседьмого.
– Ну да, я помню...
– Ну ладно, – сказала она и вздохнула. Весь ее гнев внезапно куда-то улетучился.
– Извини, – сказал он.
– Мне хотелось заняться любовью... – тихо сказала Огаста. – Когда я вернулась домой, мне хотелось заняться любовью...
– Извини, солнышко...
– А вместо этого.
– Извини... – Он поколебался. Потом осторожно сказал: – Но мы и сейчас могли бы заняться любовью.
– А сейчас – нет, – ответила она.
– Но почему?
– У меня только что начались месячные.
Клинг посмотрел на нее. И внезапно понял, что весь ее рассказ о вечеринке у Бианки, и о поездке через город с Сантессонами, и об обеде у А-Вонга, и о такси, которое она поймала на Акведуке, был ложью. Она нагло врала ему в лицо, как врет убийца, застигнутый с дымящимся пистолетом в руке.
– Ну ладно, – сказал он. – Как-нибудь в другой раз.
Пошел и снова включил телевизор.
Глава 4
Если бы у всех копов выходные были в один и тот же день, некому было бы дежурить на улицах и всякие бандиты тут же распоясались бы. Логично? Логично.
Поэтому копы работают по гибкому графику. Вот почему выходные Клинга далеко не всегда совпадали с выходными Кареллы. График дежурств полицейского участка загадочен и непонятен, как древний свиток с берегов Мертвого моря. А ночные смены усложняют дело еще больше. Ночные смены – это все равно что примечания на санскрите. А самое удивительное в этом графике то, что любой коп, едва бросив взгляд на таблицу, тут же точно скажет вам, когда у него в этом месяце выходные. Когда выходные выпадали на субботу и воскресенье, как у всех нормальных людей, это считалось необыкновенной удачей. Такое бывало только раз в месяц. На этой неделе у Клинга были выходные в понедельник и вторник, а сейчас было воскресенье, и у него снова был выходной. И у Огасты тоже. Только Огаста отправилась навестить фотомодель, которую звали Консуэла Геррера. Консуэла свалилась с гепатитом и сейчас лежала в роскошной больнице «Физишенс Павильон». Клинг не стал возражать – он все равно намеревался сегодня поработать.
Работа была связана с расследованием, но не имела отношения к деятельности 87-го участка. Как только Огаста закрыла за собой дверь, Клинг открыл телефонный справочник Айсолы и нашел адрес ресторана А-Вонга. Надев синие джинсы, шлепанцы и голубую футболку с номером «13» на спине – воспоминание о прошлогоднем бейсбольном матче между полицейскими участками, где он играл за 87-й вторым защитником, – Клинг спустился вниз, взял такси и попросил отвезти его в Чайнатаун, на Бун-стрит, дом сорок один. Когда таксист опустил свой флажок, Клинг взглянул на часы. Ровно одиннадцать минут первого.
– Вот жарища, а? – сказал таксист.
Клинг поморщился.
– Говорят, это на всю неделю, – продолжал таксист.
– Надеюсь, что это неправда, – ответил Клинг.
– На всю неделю, бля! Вы знаете, где сейчас моя жена и ребята? Они сейчас на пляже, вот где! А где сейчас я? А я, как проклятый, кручу эту баранку, чтоб ее черти съели!
– Ага, – сказал Клинг.
В воскресенье – особенно в августе, когда те, кто не в отпуске, находятся на пляже, как и жена таксис-га, – уличное движение почти замирает. Огаста ему сказала, что дорога от ресторана А-Вонга заняла полчаса: она вышла из ресторана в десять тридцать, а домой пришла в одиннадцать. Однако это было вечером в субботу, когда улицы забиты машинами. Значит, надо набавить еще минут десять-пятнадцать, учитывая вчерашнее количество народа и пробки на перекрестках.
Таксист высадил его у ресторанчика в двенадцать двадцать шесть по часам Клинга. Пятнадцать минут. Ладно, значит, вчера вечером Огаста действительно могла добираться до дома полчаса. С другой стороны, она в этом году наверняка по меньшей мере раз десять ездила в Чайнатаун на такси. Она знала, сколько времени занимает поездка, и не стала бы говорить, что доехала домой за десять минут, потому что это была бы явная чушь. Клинг расплатился с таксистом, дал ему на чай и направился к ресторану.