– Не бойся, видишь под колесами колодки, машина никуда не укатится – заверил Валю спокойный уверенный голос.

Обернувшись, девушка уперлась взглядом в меховой комбинезон а, задрав голову, увидела веселые задорные глаза.

– Младший лейтенант Хребтов, штурман экипажа, – представился незнакомец.

Валя машинально поправила ремень, одернул ватник, сдвинула шапку и попробовала официально доложить:

– Медсестра амбулатории Валентина Козлова.

Штурман дружелюбно улыбнулся в ответ:

– Рад знакомству. А ты, никак, в стрелки-радисты пришла проситься?

– А что можно? – не поверила девушка. – И у вас разве бортстрелков не хватает?

– Хватает, – заверил Хребтов. – Конечно, потери у стрелков очень высокие – и бронеспинки у них нет, и холод в кабине радиста стоит лютый, так что обморожения зимой очень часты. Но желающих заменить их всегда имеется в достатке – большинство механиков и оружейников постоянно пишут рапорты и просятся в полет. Девушек, правда, у нас в летном составе пока не было, но в некоторых полках, как я слышал, радистка иногда все же добиваются назначения в экипаж.

– Но я-то не связистка, – огорчилась Валя. – Не то, что на рации, даже на телеграфе или коммутаторе работать не умею.

Девушка с сожалением посмотрела на люковую пулеметную установку, стрелять из которой ей не суждено, и снова перевела взгляд на штурмана. В свои пятнадцать лет Валя на парней еще не заглядывалась, однако в этом младшем лейтенанте угадывалось что-то родное и близкое. Да и сам Хребтов, за время учебы в штурманском училище постоянной подругой обзавестись не успевший, смотрел на маленькую худенькую девочку с нескрываемой симпатией.

– Шумно тут, – вдруг смутился младлей, искоса бросив взгляд на мотористов. – Давай отойдем.

Парочка отошла подальше от самолета, продолжавшего гудеть левым двигателем, и остановилась под деревом. Штурман потянулся было за портсигаром но, вспомнив, что малышке курить еще рано, с сожалением положил папиросы обратно в карман.

Валя на раз встречала военных и в своем доме, и у отца на службе, и примерно представляла, на какие темы они любят беседовать, но сейчас девушка растерянно молчала, не зная о чем говорить с летчиком. Но вдруг она вспомнила, что пришла на аэродром поглазеть на самолеты, и её растерянность сразу исчезла:

– А бомбардировщик-то у вас новый, ни одной латки нет, – заметила Валя.

– Верно, только неделю, как с завода перегнали – подтвердил штурман. – На «Петляковы» наш полк перевооружили еще в сентябре, заменив устаревшие СБ, но из первоначального состава авиапарка осталось меньше половины машин. К счастью, промышленность постепенно наращивает темпы производства и потери своевременно восполняются. А ведь осенью ходили слухи, что московские авиазаводы хотят эвакуировать. Как бы тогда упало производство самолетов, даже подумать страшно.

– Согласна, – тихо подтвердила Валя, вспомнив ужасы эвакуации. – Даже для одного человека эвакуация – это катастрофа, а для целого завода и подавно. Ведь это значит демонтировать горы оборудования, вывезти опытные и полусобранные машины, а потом заново налаживать производство! Это сколько же времени уйдет? Опять-таки, семьи рабочих тоже нужно перевозить в другой город, и там их где-то расселять. К тому же при очень плотном подселении получится не житье, а одна маета. Да и все равно, рядом с заводом всех поселить не сумеют, и придется авиасборщикам ходить на работу за десяток километров, да еще по морозу. Ну какое может быть производство в таких условиях?

– Вот-вот, – подтвердил Хребтов. – Если бы авиационные предприятия эвакуировали, то не было бы у меня в кабине крупнокалиберного пулемета Березина, а стоял бы, как на старых моделях «Пешек», ШКАС винтовочного калибра. «Гуманное оружие», так у нас его называют. Против бронированного Мессера он откровенно слабоват. Да и вообще, я чувствую, что не только бы пулемета не увидел, но и самолета тоже. Ведь благодаря тому, что заводы остались в Москве, самолетный парк к зиме значительно вырос, а значит, возникла необходимость укомплектовать экипажи летчиками и штурманами. В противном случае я бы так и остался в запасном полку, а в строевую часть попал бы не скоро. Но к счастью, как видишь, полк укомплектован машинами полностью.

– Как это полностью, – округлила глаза девушка. – Извините, товарищ Хребтов, но я выросла семье военного и с детства привыкла читать армейские газеты. В бомбардировочном полку положено иметь шестьдесят самолетов, а у вас прилетело двадцать три машины, не считая связного У-2.

– Шестьдесят бомберов по штату еще до войны было, – беззлобно рассмеялся Хребтов. – А с июля вышел приказ формировать по три эскадрильи.

– Все равно не хватает, – упрямо нахмурилась Козлова.

– А с августа, – назидательным тоном продолжал штурман, – приказано укомплектовывать полки двадцатью самолетами – две эскадрильи по девять машин плюс звено управления. Так что у нас полный комплект, и еще три пешки остались в резерве.

– Понятно, – кивнула Валя. – А почему у вас самолет белый, а остальные зеленые? Отчего не перекрасите, краски нет?

– Побелить известкой нетрудно, но скорость машины снизится – с видом бывалого летчика покровительственно разъяснил очевидную вещь мдалдлей.

– А еще я слышала, что одни самолеты легко взорвать, а другие трудно поджечь, хоть сотню пуль в них всади. А ваши Пе-2 как? Легко горят?

– Конечно, тут есть, чему гореть, но что касается баков, то ребята, летавшие на задание, говорят, что они надежные. Пробоины от пуль и осколков протектор затягивает. А чтобы пары бензина в баках не взорвались, в них и в соседний отсек накачивают азот. Это…

– Я что, по-твоему, химию в школе не учила? – возмутилась Валя, надув губки. – Восьмой класс успела закончить, и неорганическую химию мы проходили. Азот – это нейтральный газ, и горение в его среде невозможно. Только я не пойму, как вы его тут производите.

– А никак, – развел руками штурман, а потом, сообразив, что собеседница перешла на «ты», поспешил назвать свое имя. – Борис.

– Валя, то есть Валентина, – растерянно ответила девушка, но из-за морозного румянца, покрывавшего ее щеки, было незаметно, покраснела она или нет. Несколько секунд длилось неловкое молчание но, наконец, набравшись духу, Козлова протянула штурману руку.

Борис тоже немного смутился, но снял меховую рукавицу и осторожно, словно боясь раздавить, пожал своей лапищей маленькую ладошку.

– Так вот, регулярно доставлять на полевой аэродром азот несколько затруднительно, – продолжил он лекцию. – Поэтому к нам приехала выездная бригада с завода и смонтировала систему «нейтрального газа». Вместо азота в бак теперь закачиваются выхлопные газы. Охлажденные, конечно.

– Это хорошо, – обрадовалась Валя. Было видно, что пожаробезопасность баков ее серьезно волнует. – А почему на твоей машине тянется два антенных провода, а на некоторых самолетах только по одной?

– Одна антенна от передатчика, а вторая от радиокомпаса. Раньше радиополукомпас ставили на всех «Пешках», но потом из экономии начали устанавливать только на каждой третьей машине, с расчетом, что на ней будет летать командир звена. Но у моего звеньевого он и так есть, вот мне командирскую машину и выделили.

– А сложно управлять бомбардировщиком? Там же целых два двигателя? – вопросы так и сыпались один за другим, но штурман отвечал с удовольствием. Роль экскурсовода ему понравилась.

– С одной стороны, машина в полете очень устойчивая. И еще большой плюс – самолет полностью электрифицирован, а значит, усилия для управления требуются небольшие и потому на рули «Пешка» реагирует мгновенно. Но вот ошибок Пе-2 не прощает. Взлет и, особенно, посадка на нем намного сложнее, чем на СБ.

Механики, наконец, выключили двигатель и, недовольные его работой, побежали за техником звена, чтобы тот помог им разобраться с неисправностью. Но молодые люди не спешили возвращаться к машине и продолжали стоять в тени деревьев. Штурман увлеченно рассказывал о своем самолете, найдя в Вале благодарного слушателя, и не замечал, что так и продолжает сжимать ее руку.