Ночь – время спокойствия и законного отдыха для всех, кроме дежурных и часовых. Намаявшись за последние сутки, почти все солдаты, не занятые в карауле, и даже сам капитан, спали как убитые, не сомневаясь, что новой атаки не последует. И действительно, ничего страшного за ночь не произошло. Лишь периодически постреливали часовые, которым впотьмах за каждым кустом виднелся враг, да патрули наткнулись на японских разведчиков, видимо заблудившихся в темноте. Вэнс, правда, толком не выспался. Он все время то бегал проверять посты, расставленные по периметру, то лез на передовую, убедиться, что чарли не начали ночную атаку. Лейтенант Пайпер также дергался на каждый шорох и тоже совершенно напрасно.

Утро порадовало батальон тишиной и красивым рассветом, внушая оптимизм и пробуждая любовь к жизни. Но, как оказалось, радоваться было рано. Ни один корабль ночью так и не пристал к берегу. Хорошо, если транспорты не потопили в море или прямо в порту и снабжение еще удастся наладить. Однако что-то подсказывало Вэнсу, что ситуация имеет тенденцию со временем скорее ухудшиться.

Отоспавшись немного днем, сержант опять бодрствовал всю ночь, не веря до конца, что японцы не готовят какой-нибудь пакости. И на этот раз он, к сожалению, оказался прав. Неожиданно над головой что-то просвистело и впереди, далеко за линией окоп, прогремели мощные взрывы. Ступнями ног Вэнс почувствовал, как прочная, такая надежная земля задрожала, будто готовясь перевернуться вверх тормашками. Дыхание у Тимоти перехватило от радости – вот она, помощь! Япошек мочат из всех орудий. Но следующий залп лег гораздо ближе и Тим понял, что стреляют по ним, просто наводчики еще не успели пристреляться. А затем все вокруг заполнилось сплошным грохотом, всполохами огня и пылью.

Сначала никто не понимал, почему снаряды летят с тыла, но потом стало ясно, что огонь ведется с японских крейсеров. Сравнительно короткий обстрел закончился для роты Вэнса, отделавшейся буквально испугом, вполне благополучно, словно сама судьба берегла ее для грядущих сражений. Но зато роте «Би» досталось по полной. Обратный скат холма, который она занимала, казалось, сам притягивал тяжелые снаряды и они перепахали все позиции, оставив очень мало живого. С рассветом японцы повторили опыт. Видимо уже больше не опасались ни американского флота, ни авиации, раз их военные корабли осмелились показаться днем. Впрочем, из низины море не было видно, и состав неприятельского флота остался для Вэнса загадкой.

Наученные опытом, солдаты без команды укрылись на дне траншей, молясь о том, чтобы снаряды упали где-нибудь в другом месте. Укрытая складками местности лощина, занятая ротой, огневой налет пережила благополучно и все шишки снова посыпались на возвышенность, повторно перепахав многострадальный холм. А затем началась атака. О том, что она идет, можно было догадаться по тому, как стих обстрел сзади, но начался с фронта.

Основной напор шел, как и следовало предположить, на изрытые воронками позиции роты «Би». Но, поддаваясь общему порыву, некоторые пехотинцы роты «Си» тоже начали стрелять, даже не видя, в кого. Сержанты крыли нерадивых не самыми ласковыми словами, но нервы у ребят не выдерживали и они опять начинали палить в белый свет. Однако, вскоре впереди действительно что-то зашевелилось, и теперь уже командиры официально отдали команду открыть огонь.

Вялое наступление на позиции роты опасений не вызывало. Солдатам капитана Коди из рощи отвечал лишь жиденький огонь винтовок и редкое тявканье легких минометов. А вот возможность обхода с фланга Вэнса беспокоила всерьез. И, как оказалось, не его одного. Капрал Фрэнк, хотя и не участвовавший раньше в сражениях, но соображавший в тактике, не говоря ни слова, показал Тиму на холм, защищаемый остатками несчастной «Би». Те яростно огрызались от невидимых отсюда нападавших, но на долго их явно не хватит. Уловив мысль, Вэнс помчался к пулемету и через пять минут Браунинг уже гордо стоял на вершине, щедро поливая япошек свинцовым дождем.

Эту атаку батальон выдержал, но особой радости у командиров не наблюдалось, а подсчитав припасы и связавшись с соседями, они совсем приуныли. Патроны на исходе, связи между отдаленными подразделениями не было, резервов тоже. Оставалась только маленькая надежда, что противник также растратил все свои ресурсы. Так оно, в общем-то и было. Только за последние три дня японцы потеряли на острове не меньше пятисот человек убитыми и свыше тысячи ранеными, а снарядов у них почти не осталось. Но зато к ним из метрополии подошел конвой из полутора десятка кораблей. Не опасаясь американского флота, транспортники смогли открыто пересечь океан напрямую, с максимально возможной скоростью, доставив бомбы, снаряды, патроны, продовольствие и подкрепление.

– Алекся, – прогремел над ухом радостный голос, – ты что чертяка, в артиллеристы что ли подался?

– Да кто ж меня в артиллерию возьмет, для этого ж нужно все цифры знать и в уме считать, – машинально ответил я, оборачиваясь к нашему комбату, который, как мне казалось, должен быть далеко отсюда, в Солнечногорске.

Вид у Иванова был непривычный. В простой шинели без знаков различия и в разнокалиберных валенках с чужой ноги. Лишь командирский ремень и дерматиновая сумка напоминали о принадлежности капитана к начсоставу. Лицо у Иванова хоть и веселое, но чувствовалось, что его что-то гнетет. Сразу закрались сомнения, отпустили ли его с «Выстрела», или же он дал оттуда деру.

Потеснившись на скамье, мы пустили своего комбата за стол и торопливо покончили с едой, пока она не успела остыть. С расспросами пока не спешили, и лишь выйдя на улицу и остановившись в сторонке, мы стали спрашивать Иванова, как он тут очутился. Серега отнекиваться не стал, и честно выложил историю своих приключений:

Недолго он продержался на своих курсах. Угнетали его, конечно, не трудности обучения. Подумаешь, всего лишь по двенадцать часов в сутки учиться руководить батальоном, изучать тактику войск противника и практиковаться в стрельбе из всех видов оружия. Прямо скажем, по сравнению с фронтом это просто курорт. Но вынести пребывание в тылу, когда наши войска дерутся с врагом, да еще и наступают по всем направлениям, комбат, конечно, не мог. Да еще капитана, обладающего неплохим опытом, пообещали потом перевести на курсы командиров стрелкового полка. Надо признать, некоторым офицерам такая ситуация нравилось, и они были готовы до конца войны проходить обучение, но большинство все-таки тяготилось сидением в тылу. Иногда случались и побеги. В сторону фронта, разумеется.

Пока родной батальон стоял в Подольске, Иванов терпел, хотя и звонил в свою часть почти каждый день, узнать, как там дела. Но когда ему сказали, что полк снимается с места, он не выдержал. Утек прямо с полевых занятий и удрал на станцию, правильно угадав, что именно в сторону Калинина и пойдут составы, везущие дивизию на фронт. Долго бы Сергей, конечно, по Солнечногорску не погулял, тем более что эшелоны шли мимо почти без остановки. Но настойчивому Иванову, высматривающему штабные вагоны, посчастливилось заметить знакомое лицо. Лейтенант Бочкарев, тоже комбат (* кадровый офицер, служащий аж с 1939-го года, почему его и назначили на такую должность), только из 259-го полка, правильно понял, чего хочет орущий и размахивающий руками коллега, и блудного командира втащили в теплушку. К особисту его вести, конечно, никто не собирался, даже наоборот. – В Калинине Иванова заметил командир 259-го сп капитан Ушаков и тут же попробовал завербовать к себе на должность начштаба. Хорошо, что настаивать не стал и с пониманием отнесся к желанию комбата вернуться в родную часть. Ну а дальше все просто – Серега занял пост у столовой, рассчитывая, что мимо такого места никто не пройдет, и еще издалека заметил наши долговязые фигуры.

Закончив рассказ о своих похождениях, комбат схватил меня за пуговицу и мрачно спросил:

– Слушай, что со мной будет-то?