– А я себе несколько лет уже прибавила, – радостно призналась Валя. – По документам мне уже восемнадцать.

Комбат даже всплеснул руками, поражаясь такому легкомыслию, и привел последний довод:

– Ваш отец волноваться будет. Что я ему скажу?

– Ничего не скажите, – вмешалась Жмыхова, доставая удостоверение лейтенанта госбезопасности и бумагу, требующую оказывать её подателю всяческое содействие. – Девчонка рвется на фронт, и дома её все равно никто не удержит. (* Как и в РИ)

– А вы, Анна Николаевна, – возмущенно прошипел Сергей, – аферистка. И сами из своего наркомата сбежали, и школьницу сюда притащили.

– Зато я знаю, куда вас отправили, – примирительно ответила Аня. – Не к Демьянску, а на Псковский фронт, вот! – Это, конечно, секрет, но уже сегодня все смогут увидеть, куда повернет эшелон.

– Это настоящее дело. Лучше, чем зачуханных немецких окруженцев удерживать, – одобрительно кивнул Иванов, сразу сменивший гнев на милость.

– И ты знаешь, куда именно и с какой целью? – тихонько спросил я советницу наркомов.

Поднявшись на цыпочки, Анечка с готовностью прошептала мне на ухо секретные сведенья, касающиеся цели нашего похода, выведанные ею в Кремле.

Ротные и взводные, не обладающие подобным источником сведений, опять вцепились в карту, гадая, куда перебросят дивизию, и в каком направлении придется наступать. Импровизированное совещание прервал связной из штаба полка, прибежавший с распоряжением восстановить Иванова в должности комбата. Сергей уже полностью остыл от своего праведного гнева, и своей властью отправил Валентину Козлову в медсанвзвод. Там от нее и польза была, и служить придется в женском коллективе.

Мне же следовало снова официально принимать роту. Оба взвода я уже успел осмотреть, проверив вооружение и настроение бойцов. Командирский вагон проверю в пути. Однако, помимо трех теплушек у нашей роты имелся еще целый вагон с ротным хозяйством. Половину его занимали стойла с лошадьми, верховыми и обозными, и там же обитали повозочные. Ладно, список имущества прокрыжу позже, а сейчас лучше подумаю, что мне делать с Аней? Поругать еще немножко, или расцеловать? Вернее, совершенно ясно, что следует сделать и то, и другое, а вот как её заставить вернуться в Москву?

Пока я раздумывал, из стоящего рядом поезда грянул дружный хор солдатский голосов в сопровождении гармони, и я невольно заслушался. Песня была хорошо знакомая и, в тоже время, непривычная:

В кейптаунском порту, с какао на борту,

«Жанетта» доправляла такелаж.

Но, прежде чем идти, в далекие пути,

На берег был отпущен экипаж.

Идут сутулятся, вздымаясь в улицы,

Давно знакомы им и шторм, и град,

И клеши новые, полуметровые,

Полощет весело ночной пассат.

Им дверь открыл портье, и несколько портьер,

Откинулись, впуская моряков.

И не было забот, и горе не придет -

Здесь люди объясняются без слов!

Здесь пунши пенятся, здесь пить не ленятся,

Поют вполголоса, присев в кругу:

«Мы знаем гавани далеких плаваний,

Где жемчуг высыпан на берегу…»

Несмотря на то, что её написали только в прошлом году, песня успела обрести множество вариантов и получить новые куплеты. Ведь слова обычно запоминались на слух, часто с ошибками, и потому текст новомодного шлягера быстро мутировал. К тому же каждый, обладающий даром стихотворчества, считал своим долгом добавить что-нибудь от себя. Вот и сейчас, едва повествование дошло до схватки англичан с французами, бойцы запели вразнобой. Спор перешел в ругань, и еще немного, дело могло бы дойти до драки.

Ситуацию спасла находчивая Жмыхова. Достав удостоверение сотрудника ГБ, она ринулась наводить порядок. Взводный сержант, не уследивший за своими солдатами, виновато откозырял ей.

– Товарищ лейтенант госбезопасности, не знаем, как правильно петь. Вроде, англичане наши союзники, а французики под немцами. А с другой стороны, зачем британцы их бомбили? Нехорошо как-то. Вот у нас и спор вышел. Одни бойцы считают, что в песне победили французы, а другие настаивают, что англичане. Как быть?

Ну, тут нашим певцам повезло, они наткнулись на специалиста:

– Я училась в институте литературы и истории, – бойко протараторила Аня, – так что смогу рассудить вас. Там на литературном кружке нам рассказывали про современную поэзию, в том числе и про эту песню. Её сочинил в прошлом году девятиклассник ленинградской школы Паша Гандельман. В первоначальном варианте победили англичане, поэтому рекомендую вам придерживаться авторского текста.

Пока девушка читала лекцию о поэзии, ко мне подкрался политрук Михеев и начал тихонько нашептывать:

– Товарищ старший лейтенант, я знаю, что не только некоторые командиры, но даже и комиссары обзаводятся полевыми женами. Но в вверенном мне подразделении, за моральным обликом которого я обязан следить, подобного разврата не допущу!

– Эх, Михеев, – досадливо вздохнул я. – Не о том ты думаешь. Лучше посоветуй, как уговорить Аню вернуться.

– А она в нашем полку числится, как, например, ваш ординарец?

– Увы, – развел я руками. – Тогда все было бы просто.

– Значит, приказать ей вы не имеете права, – огорченно поджал губы политрук. – Только уговорить.

Тоже мне совет. Кстати, инцидент с песней мне кое-что напомнил и, вырвав из блокнота, куда я записывал стихи из будущего, один листок, я вручил его нашему политруку.

Прочитав текст, замполитрука презрительно поморщился:

– Это что за ерунда такая, тащ старший лейтенант?

– Песня, – как можно бесстрастно пояснил я. – Будешь разучивать с бойцами и проверишь, чтобы все хорошенько выучили слова.

Михеев, совершенно незнакомый с современной мне эстрадой, на миг лишился дара речи.

– Товарищ командир, может лучше про «поезд чух-чух», или как его, Винни-Пуха?

Но я был настроен серьезно, и нелюбовь Михеева к популярной музыке проигнорировал.

– Политрук, это боевой приказ. Учите, и учите хорошенько.

Тон Михеева стал просто жалобным:

– Ну, можно, хотя бы, мы будем петь не во весь голос?

Это я, так и быть, разрешил. Но с Аней все-таки действительно нужно что-то делать. Конечно, нечестно отправлять свою пассию в тыл, когда другие девушки служат на фронте. Но, во-первых, она действительно ценнейший специалист, которому можно доверить любую гостайну, и которая реально способна помочь стране. А во-вторых… впрочем, и первого хватит. Только как это сделать? Хм, а один способ я знаю. Мельком взглянув на часы, я схватил Аню за руку и потащил к штабному поезду, надеясь, что он еще не уехал. Мы бежали напрямик, подныривая под вагоны и, запыхавшиеся, ворвались в вагон комполка.

Майор Козлов сидел за столом и, разбирая донесения, загадочно улыбался. Видать, ему кто-то все же доложил о дочке. Увидав, как мы с Аней держимся за руки, он полушутя спросил, не собираемся ли мы расписаться? Не успев перевести дыхание, я только энергично замотал головой. Жмыхова до крайности удивилась, но не в силах сказать ни слова, тоже закивала.

Майор, не мешкая, выписал справку, что мы являемся мужем и женой, а сержант Кононов проштамповал ценную бумагу печатью полка, после чего мы с Аней тем же путем ринулись назад. Счет шел на минуты, к эшелону успели прицепить локомотив и уже подъезжал второй паровоз. Поэтому действовали быстро, как в боевой обстановке. Срочно вызвали комбата, взводных и отделенных, разлили по кружкам разбавленный спирт и достали остатки снеди. В последний момент примчался адъютант полка Петров, доставший у начальника ОВС бутылку самого настоящего шампанского. Оно и в мирное-то время было редкостью. Как объяснил Иванов, являвшийся докой по подобным делам, этого шампанского в прошлом году выпустили только восемь миллионов бутылок, и мало кто его пробовал.