– Хорошо, — Пак поднес руки к лицу и потер глаза. — Думай, Плут. Чем память, знание, сила и сожаление может быть связана с этими четырьмя сезонами?

– Это не сезоны, — спокойно проговорил я, когда все части встали на свои места. — Это мы.

Пак нахмурившись поглядел на меня.

– Хочешь объяснить эту логику, принц?

– Зима оставляет шрамы, которые не заживают, — процитировал я, вспоминая вторую строчку загадки. — Нет большого смысла, не так ли? — Я указал на колону. — Но замени его тем словом и смотри, что получиться.

— Память оставляет шрамы, которые не заживают, — автоматически проговорил Пак. Он снова нахмурился, затем его глаза округлились, смотря на меня. — Ооо.

Волк зарычал на колону, скривив губу, словно это был притаившийся демон, замаскировавшийся под камень.

– И так, мы должны поверить, что ответ на эту загадку, на эту древнюю головоломку, которая хранилась здесь бесчисленные столетия, — мы?

– Да. — Сидя в центре платформы Грималкин открыл глаза. — Принц прав. Я пришел к тому же самому выводу. — Он спокойно осмотрел все вокруг платформы, останавливаясь на каждом из четырех сломанных столбов. — Память, знание, сила и сожаление. Сезоны представляют четырех из нас. Поэтому мы должны подходить к правильному слову в соответствующей строфе.

– Но нас пятеро, — указала Ариэлла. — Нас пятеро, но только четыре столба. Это означает, что одного из нас пропустили. Или не учли.

– Увидим, — размышлял Грималкин, беззаботно. — Но сперва, тем не менее, мы должны решить остальную часть загадки. Полагаю, принц уже нашел свое место. Что касается тебя, Плут? — Он посмотрел на Пака, размахивая хвостом. — Лето — огонь, горящий внутри. Какое слово лучше всего описывает тебя? Знание никогда не было твоей сильной стороной. Сила … возможно.

– Сожаление, — вздохнул Пак, мельком глянув на меня. — Сожаление — огонь, горящий внутри. Это «сожаление», таким образом, вопрос закрыт и давайте продолжим разгадывать другие. — Он направился к колоне напротив меня, скрещивая руки и облокотившись на нее.

Скорпионы становились все громче, более бешенные, словно знали, что мы в нескольких секундах от решения загадки. Их ноги и туловище царапали камень. Шум океана поднялся вокруг нас. Грималкин вздохнул и переглянулся с Волком.

– Полагаю, что последние два довольно-таки очевидны, не так ли? — размышлял он, прогуливаясь к столу, на котором было вырезано Знание. — Я соглашусь, что Знание иногда действительно ужасное бремя. Последняя колона твоя, собака. Не думаю, что мы можем спорить о твоей силе. Об уме, возможно, но не о силе.

– А что касается Ариэллы? — я поглядел на нее. Она выглядела немного потерянной, стоя на краю платформы. — У нее так же есть бремя знания, как и у тебя, кайт ши.

– Ариэлла — Зимний эльф, но у нас уже есть Зимний, — легко ответил Грималкин, запрыгивая на сломанный столб «Знания», осматривая всех нас. — И я думаю, что ты за быстрое решение, принц. В любом случае, полагаю, что мы должны стоять на столбах все вместе. Обычно так работают эти загадки.

Волк зарычал, прыгая на гальку, огромные лапы свешиваются с края.

– Если это не сработает, кот, то я съем тебя прежде, чем скорпионы доберутся до нас, — пробормотал он, едва сохраняя равновесие на небольшой платформе. Грималкин проигнорировал его.

Пак и я последовали его примеру, легко перепрыгивая на сломанные столбы. Море из скорпионов цокало и корчилось под нами. В течение нескольких секунд ничего не происходило. Затем глаза сфинксов распахнулись, светясь синим цветом, их голоса эхом раздались по комнате.

– Вы —, — они выдохнули, посылая рябь силы над песком, — выбрали … неправильно.

– Что! — крикнул Пак. Но его голос утонул в разъяренном гуле миллионов скорпионов. — Нет, это не может быть неправильно. Комок шерсти никогда не ошибается! Подождите —

– Вы, — снова выдохнули сфинксы, — умрете.

Я вытащил свой меч, готовясь к прыжку, поскольку скорпионы мчались вперед, штурмуя платформу и пересекая край. Ариэлла ахнула и отпрянула назад, когда живой ковер из когтей, ног и жал начал покрывать платформу.

– Стой, где стоишь! — Голос Грималкина зазвенел по комнате, грохочущий, стальной и властный. Мы замерли. Кот дикими, золотыми глазами взглянул на Ариэллу, обнажая зубы, шерсть его стояла дыбом. — Время! — сплюнул он, прижимая ушки. — Время — пятый ответ, «винтик, который крутит колесо». Встань теперь в центр!

Я сжал кулаки, когда Ариэлла побежала к середине платформы, наводненную скорпионами, приближающимися со всех сторон. Они вскарабкивались на колоны, ползая по моей одежде, ногам, впиваясь клещами в мою плоть. Я взмахнул рукой и отбросил дюжину из них. И, конечно, их становилось все больше. Но они не жалили … пока. Я почувствовал как тикали секунды и знал, что, если создания ударят по Ариэлле в самом сердце помоста, с нами все кончено. Пак кричал проклятия, дико крутясь, а Волк в ярости ревел. Ариэлла, наконец, достигла центра возвышения.

Как только она ступила в центр, по воздуху прошла дрожь, начинаясь с середины возвышения и распространяясь во всех стороны, словно рябь в водоеме. Поток скорпионов остановился в дюйме от Ариэллы и схлынул обратно, покидая платформу и сползая с колон. Я стряхнул последнего из крошечных хищников с себя и наблюдал, как отступал ковер, исчезая под песками еще раз. Через секунды они полностью исчезли. Дюны затихли.

– Вы выбрали … правильно, — прошептали сфинксы, и снова закрыли глаза.

Ариэлла дрожала. Я спрыгнул с платформы и подошел к ней, без слов привлекая к себе. Несколько секунд она дрожала в моих руках, затем мягко освободилась и отстранилась, приглаживая волосы.

– Ничего себе, — пробормотал Пак, отряхивая свою рубашку. — Вот теперь, это было жутко. Подумать только. Я никогда не думал, что доживу и увижу день …, — он затих, усмехаясь.

Я устало поглядел на него.

– Прекрасно, я запомню. Ты ведь не имел в виду скорпионов или сфинксов. Мы видели и более странных существ, чем эти.

– Нет, снежный мальчик. Я никогда не думал, что доживу до дня, когда Грималкин будет неправ.

Грималкин не реагировал, все еще сидя на сломанном столбе. Но я заметил, что его усы ощетинились, когда он поглядел в нашу сторону.

– Плут, — произнес он, широко зевая, — Я чувствую себя обязанным указать на то, что если бы я ошибался, то вы все были бы в крошечных дырочках прямо сейчас. В любом случае, мы напрасно теряем время. Предлагаю, двигаться быстро. Я, конечно же, не хочу застрять здесь до конца времен с любым из вас.

И прежде, чем мы могли бы ответить, он спрыгнул вниз и помчался к распахнутым дверям, пробегая между сфинксами с высоко поднятым хвостом.

Я посмотрел на Пака, ухмыляясь.

– Думаю, что ты оскорбил его, Плут.

Он фыркнул.

– Если бы это меня когда-нибудь волновало, то я никогда бы не раскрывал рта.

Дверь мимо сфинксов вела в другой узкий коридор, на сей раз без огнедышащих драконов, но не менее странный. Он простирался дальше во тьму, освещенную только оранжевым отблеском свечей, мерцающих на стенах. Огонь, казалось, плыл по воздуху, отражаясь от поверхности сотни во весь рост зеркал, расположившихся в линию по обе стороны коридора.

Глядя на свое собственное отражение, я остановился, слегка удивляясь незнакомцу в зеркале. Бледный, темноволосый облик мрачно взирал на меня. Одежда по краям ободрана, в глазах было видно изнеможение. Я едва узнал себя, но возможно, это было к лучшему. В конце концов, вот почему я был здесь: стать чем-то еще, кем-то еще. Если бы все пошло по плану, то Ясень’даркмир Таллин, третий принц Темного Двора, больше не существовал бы.

Какой будет человеческий облик? Размышлял я, глядя на свое отражение. Останусь ли я все еще собой? Буду ли помнить о своей жизни при Зимнем Дворе или же все воспоминания исчезнут? Я покачал головой. Было бесполезно размышлять об этом сейчас, когда мы были так близки. Но все же…