— Скажите! Я хочу знать! — кричу, уже не сдерживаясь, а по щекам моим текут слёзы боли, обиды, гнева, злости, которая проникает в каждый уголок моей души, заполняя её до краёв.

— Дочка, что ты такое говоришь? Мы тебя не продавали, — всё же отвечает матушка, старательно избегая моего взгляда, она даже голову не подняла, будто общаясь с тарелкой, стоящей перед ней на столе.

Потому что она врёт. Потому что ей стыдно, и она не может посмотреть мне в глаза и сказать те же слова, только мне в лицо, в глаза. Потому что в действительности они меня продали. Предали.

— Что я вам сделала? — голос охрип, и вместо гневного тона получается лишь жалких всхлип. — Почему вы меня продали? Сколько я стою? — я хочу знать, сколько в действительности я стою, чтобы от меня вот так просто избавиться.

Чтобы не мучиться, не возиться с нервнобольной, которая после изнасилования лишилась покоя и нормального сна. Но я ведь не сумасшедшая! Я ведь не виновата, что со мной это произошло, я не стала после этого ужасного происшествия другой! У меня же не вырос хвост, в конце концов, и по ночам я не превращаюсь в сказочное чудовище! Я осталась такой же — да, с расшатанной психикой, но я над этим работаю. Я выстояла, чего бы мне это ни стоило. Сама. Одна. И вместо того, чтобы поддержать, они меня просто продали.

— Аврора, — громко выдыхает отец со свистом и одной рукой сдавливает виски, словно у него разболелась дико голова. — Мы это делаем для тебя. Ты замкнулась. Ни с кем не общаешься и сама не подпускаешь никого к себе. Раньше ты была открытой, светлой девочкой, а сейчас лишь тень себя.

— И поэтому вы меня просто продали. Отец, скажи, за сколько? — сглатываю, прикрыв глаза и слегка запрокинув голову. Стою так несколько минут, а потом вновь опускаю голову, повторяя свой вопрос, потому как ответа так и не дождалась. — Сколько стоит моя свобода, моя жизнь?

— Ты вольна делать, что тебе хочется. Ты не в клетке, Аврора, — качает головой, отодвигая свою руку от себя, и смотрит наконец на меня, в мои глаза, которые сейчас горят далеко не любовью к самым близким и дорогим мне людям. — Этот брак для твоего же блага. Мы стараемся для тебя, дочка. Как ты это не можешь понять?

— А я не могу понять, отец, — говорю тихо, потому что у меня внезапно не осталось никаких сил, я будто сдулась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Мне не хочется кричать, а уж крушить всё, что вижу, тем более нет никакого желания.

Я словно опустошилась. Выдохлась. Пустая девушка без чувств и эмоций, которую просто решили отдать, продать в чужие руки, чтобы просто не мозолила глаза, не мешала жить. Как он сказал? Сейчас я тень себя? Не такая радостная, не такая удобная, как раньше? Им не нужна морально искалеченная дочь.

— Аврора, кто тебя возьмёт после всего того, что с тобой случилось, замуж? Кому ты будешь такая нужна?

Я словно получила мощный удар под дых, задохнулась, не в силах что-либо ответить, перед глазами опять потемнело. Так вот в чём дело!

— Это твой шанс быть не одной всю жизнь, а замужем. Пусть муж и нежеланный, и нелюбимый пока. Но зато, дочка, у него есть деньги, и он сможет тебя обеспечить, — тем временем продолжает отец. — Любовь — это не самое главное в браке.

— А что главное, отец? Что? Деньги, слава и влиятельность? — размахиваю эмоционально руками. — Нет, — качаю головой. — Не это главное, — я говорю уже тихо, почти спокойно, но в моей душе бушует ураган из чувств и боли, которую я отказываюсь кому бы то ни было показывать.

Меня уже предали. Продали тому, кого не люблю. С кем буду связана до конца своей жизни. И кто это сделал? Родители, которые, казалось бы, должны защищать своё дитя от всего плохого. Желать только счастья и любви, а не выгодный брак лишь потому, что у него есть деньги, а меня вот такую — несчастную, сломленную и испорченную — никто другой не возьмёт. Только потому, что они думают, что я никому не буду нужна такая. Как же противно!.. Словно я всегда в их глазах была каким-то товаром на витрине, а сейчас я — как это говорят? — подпорченный товар. Как же невыносимо больно понимать, что родители никогда не видели во мне человека!..

А им я нужна?..

Этот вопрос застывает в горле, сдавливая его судорогой. Всё моё тело сковала боль. Она бьёт в живот, в сердце, отчего хочется скрутиться, сжаться, закрываясь от новых ударов, которые приготовили для меня мои родители.

— Я не выйду за него замуж! — твёрдо заявляю. — Я уже поняла, что я вам как кость в горле после того, что со мной случилось, что я не нужна…

— Нет, Аврора, ты нам нужна, — вскакивает родительница и подлетает ко мне, хватая меня за руку. — Мы просто печёмся о твоём будущем, — перебивает меня, но я даже не смотрю на неё, вглядываясь в глаза отца, который твёрдо и уверенно смотрит на меня, давая понять, что всё уже решено, и мой голос в этих выборах не учитывается.

Мои слёзы высохли, но вот боль — она никогда не исчезнет. Сердце ещё больше будет кровить, напоминая каждую секунду о ней.

— Ты выйдешь за него замуж! — припечатывает родитель. Даже бьёт кулаком по столу, будто ставит печать на этом невидимом договоре, но я даже не вздрагиваю, продолжая вглядываться в его глаза. — Хочешь ты того или нет. Мы с матерью уже всё решили. Здесь ты не имеешь права выбора! Когда-нибудь ты нас поймёшь, — добавляет он уже тише.

Аврора

Я с трудом пыталась уложить в своей голове, что не чужие мне люди, а мои родные родители, которые должны бы любить своего ребёнка всем сердцем, решили за меня моё будущее. Они хотят, чтобы я всю жизнь прожила с нелюбимым мужчиной. Мало мне уже выпавших на мою долю страданий, теперь я должна вытерпеть ещё и предательство родных.

Сердце будто сдавили тугие, сильные тиски боли, и оно отозвалось острой болью, из-за чего я еле сдержалась, чтобы прямо перед ними не разреветься, не начать бить и крушить всё на своём пути.

Мои руки сжались в кулаки, вдохнула в себя воздух и выдохнула с шумом через нос. Я не могу найти объяснение их поступка.

Нет, конечно, причины есть — родная испорченная дочь стала не нужна, и от неё решили просто избавиться, но так, чтобы ещё и денег с этого поиметь. Жестоко. Жестоко настолько, будто они одним резким рывком сдирают заживо мою кожу с тела. Это настолько больно, что я задыхаюсь и не знаю, что мне сделать, чтобы выжить. Чтобы не умереть прямо здесь.

Нет, конечно, сама я не умру — просто потому, что уже умерла тогда, на той самой аллее. Но я надеялась, что тепло домашнего очага вернёт меня к жизни, поможет стать прежней. Но сейчас я понимаю, что от меня остаётся пустая оболочка, потому что на месте души осталась огромная выжженная дыра, и затянется л она когда-нибудь, я не знаю. Предательство родных ранит меня больнее, чем тот подонок в ночном парке.

Но собственно, что я могу сделать — убежать?..

Вряд ли это что-то решит или как-то поможет мне. Скорее, разозлит человека, который заплатил, наверное, немыслимые деньги за меня. Купил как куклу с витрины. Подошёл к прилавку, посмотрел на все, что предлагают, и показал пальцем на коробку, в которой находилась я и моё будущее.

Вот и всё — меня просто купили. Поэтому нет смысла бежать, прятаться, ведь меня всё равно найдут. Я уверена, что найдут. А даже если и нет — какой смысл мне скрываться? Ради чего? Во мне осталось ни любви, ни привязанностей. Только к Симбе, но, надеюсь, мой будущий муж позволит мне оставить питомца у себя.

Так, может быть, всё же стоит принять это “выгодное” предложение?..

Задаю себе в голове вопрос, продолжая смотреть в глаза родному отцу, который ещё мгновение назад был важным человеком в моей жизни. Сейчас же я чувствую к нему лишь ненависть и боль от их предательства.

Но я слишком хорошо знаю себя, поэтому ответ мне известен: я ни за что не соглашусь на эту свадьбу. Никогда не выйду замуж за этого незнакомого человека, которого ни разу не видела, которого не знаю. Никогда! Даже под пытками. Даже под страхом смерти — никогда не соглашусь на эту свадьбу.