Очень скоро принц-президент доказал, что по этой части ему не в чем завидовать Франциску I…

Мисс Говард очень страдала оттого, что не была принята в Елисейском дворце. Ей, которая сделала все возможное, отдала все, что имела, чтобы Луи-Наполеон достиг наивысшего положения в государстве, теперь приходилось довольствоваться лишь отзвуками праздничных вечеров и искрометных вальсов, доносившихся из президентского дворца в ее особнячок.

В иные вечера ей случалось, взобравшись на колени к принцу, с нежностью вопрошать, когда же он позволит ей «перейти улицу»…

Луи-Наполеон напускал на себя смущенный вид и отвечал:

— Я очень опасаюсь, что Матильда устроит вам афронт. Она ужасна. Поскольку у вас есть любовник и ребенок, рожденный вне брака, она будет вас игнорировать и произносить в вашем присутствии оскорбительные слова, которые станут причиной ваших бесконечных мучений. Я не хочу, чтобы вы были унижены…

А между тем принцесса Матильда отнюдь не была недотрогой. Мисс Говард, как и весь Париж, хорошо знали ее прошлое. Когда ей было двадцать лет, отец буквально продал ее графу Анатолю Демидову, богатейшему боярину, жившему в невероятной роскоши во Флоренции. Свадебное путешествие молодожены совершили в Санкт-Петербург. Матильда сразу поняла, что ее муж отличается самым ревнивым и самым свирепым характером, какой только можно вообразить. Настоящий казак, он хлестал нагайкой прислугу, давал пощечины гостям, разбивал ударом трости столовую посуду, если суп оказывался недосолен.

В 1841 году супруги Демидовы поселились в Париже. Но если французская аристократия горячо принимала племянницу императора, то Анатоля никто принимать не желал. Предместье Сен-Жермен находило его манеры чересчур варварскими. Обозленный этим, он решил вернуться во Флоренцию. Там, к несчастью, его ревность приняла совсем уж чудовищные формы, и он начал поколачивать бедняжку Матильду. На глазах у каменевшей от ужаса челяди разворачивались дикие сцены. Истерзанная пощечинами и ударами сапога, несчастная принцесса могла только плакать, запершись у себя в комнате и не смея никому пожаловаться.

Из Флоренции супруги вновь отбыли в Санкт-Петербург. Вот там-то и разразился скандал. В один из вечеров, когда царь давал бал, Демидов отказался взять с собой Матильду и отправился в Зимний дворец один. Принцесса тотчас же приказала подать сани и везти себя на бал. Увидев ее входящей в зал, Анатоль побледнел от гнева и направился было к ней, чтобы вышвырнуть жену вон. Матильда подбежала к царю, бросилась к его ногам и, уронив с плеч газовый шарф, обнаружила перед всеми покрытую кровоподтеками кожу.

— Кто это сделал? — спросил царь.

— Мой муж… Спасите меня от этого человека!

Николай, оскорбленный подобным обращением со своей кузиной , направился к Демидову и отчитал его. Анатоль поклялся, что исправится, но через несколько недель отхлестал Матильду прямо на балу.

На другой же день молодая женщина явилась к царю, и тот собственным указом расторг брак супругов.

С тех пор Матильда жила в Париже со скульптором, который был — как все-таки судьба любит забавные ситуации — правнуком м-м Пате, фаворитки Людовика XV…

Это вполне официальное сожительство, казалось, должно было сделать Матильду более снисходительной в отношении мисс Говард. Но ничуть не бывало. Совсем напротив, она относилась с пренебрежением и даже презрением к этой «девке с ребенком», не сумевшей упрятать свои проделки за тем, что Сент-Бев называл «занавесом, который женщины приобретают, выходя замуж…».

Вот почему мисс Говард никогда не появлялась в Елисейском дворце.

Но принцессе Матильде было мало мешать Луи-Наполеону принимать Херриэт у себя во дворце, она еще изо всех сил старалась окончательно разлучить влюбленных. Зная пылкий темперамент принца-президента, она побуждала его почаще бывать в Опере, где танцовщицы — она это хорошо знала — в общении с титулованными политиками потеряли уже последний стыд. Следуя советам своей кузины, Луи-Наполеон оказался участником, если верить газетным хроникерам, довольно пикантной истории.

Вот что об этом рассказывает автор «Любовных увлечений Наполеона III»:

«Однажды президент, заметив в Опере очень миленькую танцовщицу, чьи восхитительные ножки заставляли мечтать о прочих, более вожделенных сокровищах, страстно захотел обладать ею. Тогда он поручил своему „поставщику“ Бачиоки предупредить объект своего каприза и сообщить о своем желании. Бачиоки написал девице записку, где сообщал, какое нежданное счастье ей привалило, и послал с нарочным, который должен был привести означенную танцовщицу к принцу. Но по роковой ошибке вестник с запиской все перепутал и вручил письмо сестре танцовщицы, пышнотелой особе, совмещавшей профессию фигурантки с профессией куртизанки, несмотря на то, что ее могучими прелестями клиенты почему-то пренебрегали.

Получив столь счастливое известие, она просто в себя не могла прийти от изумления и оттого самым спешным образом последовала за своим проводником.

По прибытии ей было сказано подождать, но принц недолго медлил и скоро вышел к гостье навстречу; от нетерпения добраться побыстрее до некоторых ее прелестей, о которых он все это время грезил, принц не обратил внимания на лицо своего нового завоевания, а лишь пожирал глазами и руками все остальное и, судя по всему, «остальное» оказалось настолько в его вкусе, что дальнейшее доставило ему громадное удовольствие и заставило его многократно испытать минуты величайшего сладострастия…

…Он было собрался с еще большим жаром повторить испытание и второй, и третий раз, но тут кто-то сильно постучал в дверь его спальни. Это оказался Бачиоки, который неожиданно обнаружил ошибку по сильного и теперь явился с танцовщицей.

— Принц, — сказал он через дверь, — вы оказались жертвой ошибки; мы немножко перепутали… Теперь я привел ту, которая получше: я привел хорошенькую танцовщицу… А та, что у вас сейчас, — всего лишь ее толстуха-сестра!

Но Бачиоки пришел в неподходящий момент и стучал напрасно: принц находился в состоянии полного блаженства и ничего не слышал.

Наконец после нескольких минут ожидания дверь в спальню открылась. Галантный меркурий стал путаться в извинениях, не зная, как испросить себе прощение.

Луи-Наполеон улыбнулся, затем, отослав молодую особу, которой только что наслаждался, предложил войти вновь прибывшей и в еще не остывшей постели самым очевидным образом выразил ей свою глубочайшую симпатию…»

Эта история мгновенно облетела буквально всех, от дворцов до хижин, и надо сказать, что простой народ после этого проникся еще большим восхищением своим необыкновенно галантным президентом…

Маленькие танцовщицы из Оперы послужили лишь закуской для Луи-Наполеона. Однако, возбудив свой аппетит этими легкими закусками, он очень скоро пожелал отведать более пряной пищи и обратил свой потухший взор на великих актрис своей эпохи. Дядя Луи-Наполеона был любовником м-ль Жорж. Сам он пожелал выступить в той же роли при Мадлен Броан.

Знаменитой комедийной актрисе в то время было семнадцать лет. Она была не только прелестна, но обладала еще и искрящимся остроумием. Весь Париж то и дело повторял сказанные ею остроты.

Однажды, когда она сообщила о своей помолвке приятельнице, та, рассчитывая ее задеть, сказала:

— Мне давно известно, что твое будущее — это мое будущее в прошлом.

— О, мадам, — нежно проворковала в ответ Мадлен Броан, — поверьте, я и не надеялась найти мужа, которого вы бы не знали раньше…

Как-то вечером, на улице д'Антен, когда к ней подошел некий весьма предприимчивый господин, который до этого довольно долго следовал за ней, она сказала сухо: