Готова поклясться, что я наблюдала за ними из праздного любопытства. Я не искала Брэндона Брока. Но в какой-то момент я заметила его, узнала его светлую шевелюру, широкие плечи и здоровый румянец. Он сидел в первом ряду первого яруса, а справа от него сидела Келси, кормила его хот-догом и слизывала горчицу с его губ. Мерзость!

Я опустила бинокль на колени.

— Что-то не так? — спросил Ник.

Он был неплохой мужик. Но на редкость скучный.

— Нет-нет, все в порядке, — поспешно сказала я. — Просто бинокль слишком тяжелый.

— Конечно, он слишком тяжелый для такого очаровательного хрупкого создания, как ты. Дай его мне…

— Нет!

Я не нервничала. Но мне нужно было видеть Брока и знать, как он ведет себя с Келси. В конце концов, он был моим пациентом. Моя работа состояла в том, чтобы наблюдать за его поведением.

— Я… можно я еще немного посмотрю в бинокль, Ник? С ним интереснее наблюдать за игрой.

— Да, конечно. Смотри на здоровье, — сказал он и предложил мне поп-корн.

Я снова поднесла бинокль к глазам и нашла свой объект наблюдения. «Воркуют, голубки, — думала я, стараясь держать себя в руках. — Как мило!»

Брок вскочил с места и теперь болел за свою команду стоя, а Келси вертелась с ним рядом, липла к нему, обвивалась вокруг него, как виноградная лоза. Всякий раз, когда он что-то выкрикивал, чтобы поддержать игроков, она чмокала его в щеку. Она, безусловно, была влюблена в него, как кошка. И, похоже, Брок отвечал ей взаимностью. Когда «Янки» забили очередной мяч, он схватил ее на руки и расцеловал. Даже с моего расстояния было видно, что он буквально сиял от радости.

Я положила бинокль на колени и помрачнела, будто только что получила дурную весть. Что-то не понравилось мне в том, как он поднял ее, как этот громила держал ее в своих объятьях. Почему-то это мучило, терзало меня, не давало мне покоя. «Но почему, Линн? — спрашивала я себя. — Откуда взялось это чувство? Где твоя профессиональная беспристрастность к пациенту? Какое тебе дело до его отношений с Келси? Он схватил ее и поднял на руки, потому что он мужлан, считающий, будто ему дозволено делать с женщиной все, что ему вздумается. Но тебе-то что до этого?»

Пока я маялась в поисках ответов на собственные вопросы, Ник окончательно разочаровался во мне как в собеседнике, перегнулся через меня и вмешался в разговор Пенни и Мэтью о тампонах. А я все пыталась понять, почему мне не дает покоя мысль о том, что Брок поднял Келси на руки. Может быть, потому что Кип тоже носил меня на руках, а теперь его нет со мной? А может, мне не понравилось выражение лица Брока в тот момент, когда он держал Келси на руках? Оно было таким довольным, жизнерадостным, счастливым…

Но почему радость Брэндона Брока досаждала мне? Он обратился ко мне за помощью, чтобы я научила его справляться со вспышками гнева, отучила срывать злость на своих подчиненных. Мне бы гордиться своей методикой и радоваться за пациента. Почему же я не радовалась?

«Надо как следует все обдумать, — говорила я себе. — Может быть, его счастье не дает мне покоя? Это не очень-то лестно меня характеризует. Или я просто завидую его умению получать удовольствие от игры и от жизни? Я этим качеством не обладаю: я не умею не только выражать, но даже испытывать положительные эмоции».

«Глупости!» — оборвала я себя. Я получала удовольствие от работы, мне нравилось осваивать новые методы обучения Языку женщин, я гордилась своими пациентами, успешно прошедшими курс. Правда, такие радости делали меня еще более серьезной и замкнутой. Они не имели ничего общего с ребяческими радостями Брока. Никогда, даже в детстве, я не умела веселиться так, как он…

«Все ясно, — сказала я себе. — Это зависть. Ты завидуешь своему пациенту: хоть он и бесчувственный, как бревно, но он умеет получать удовольствие от жизни, а ты — нет».

Внезапно мне пришла в голову ужасная мысль. А что, если я просто-напросто ревную его к Келси?

Вздор! Вот что делает с людьми пиво, выпитое на голодный желудок.

— Бинокль больше не нужен? — спросил Ник. Он и его собеседники уже затронули новую тему: стоит ли «Феминаксу» расширить свой ассортимент за счет подгузников?

— Да, спасибо, — сказала я, отдавая ему бинокль.

— Хорошо. Пора идти, — отозвался он, убирая бинокль в футляр.

— А что, игра кончилась?

Он изумленно посмотрел на меня, и я поняла, что окончательно оскандалилась.

— Конечно! Наши победили.

Во вторник Брок пришел ко мне на занятие. На этот раз я вела себя непедагогично: была чрезмерно холодна с ним, даже груба. Но я не могла вести себя иначе. И не хотела.

— Вы, наверное, сердитесь на меня за мою выходку в «Блумингдейле»? — осторожно спросил он. Сердилась ли я?

— Я не сержусь. Но я разочарована, — ответила я. — Мне тогда показалось, что вы добились больших успехов, но вы развеяли мои надежды.

— Да бросьте! — смеялся он. — Я и в самом деле добился успеха. Вы заставили меня зайти в магазин, попросить продавщицу показать мне свитера и поделиться с ней своими дизайнерскими воззрениями. Без вас я бы не справился, доктор Виман. Просто в конце я решил… подшутить над вами.

— Подшутить, — повторила я, сама не ожидая от себя такой злости. — Вы хоть иногда бываете серьезны, мистер Брок? Только и делаете, что веселитесь! За исключением тех моментов, когда орете на своих подчиненных.

Он взглянул на меня с удивлением.

— Нет, я не всегда веселюсь. И потом, по-моему, это лучше, чем ходить с угрюмой физиономией.

— Что вы хотите сказать? Что я хожу с угрюмой физиономией? — взвизгнула я, но, услышав себя со стороны, повторила вопрос с другой интонацией.

— Нет, конечно. Да что с вами сегодня?

— Со мной ничего. Просто я не могу забыть, как вы заставили меня платить за подарок Наоми, когда весь смысл упражнения заключался в том, чтобы вы сами купили ей подарок.

— Не сердитесь. В конце концов, я ведь действительно купил его. Если я попрошу прощения, мы начнем занятие?

Что это было? Он сказал «попрошу прощения»? Он хочет начать занятие? Разве это не Язык женщин? Разве это не прогресс?

Был только один способ разрешить мои сомнения: дать ему новое упражнение.

— До сих пор мы работали над вашей манерой общения с сотрудницами «Файнфудз», — начала я. — Давайте теперь обратимся к вашей личной жизни.

Итак, я хотела услышать, как он воркует со своей девушкой. Не судите меня строго за это.

— Вы хотите поговорить о Келси?

— Да. Если, конечно, в вашей жизни нет других женщин.

Он улыбнулся:

— Раньше у меня был целый гарем, но теперь, когда вы, доктор Виман, наставили меня на путь истинный, осталась только Келси, одна-одинешенька.

Очень смешно!

— Я задам вам несколько вопросов о ваших с ней отношениях и на основе ваших ответов напишу сценарий, который мы будем отрабатывать на следующих занятиях.

— Раз вы считаете, что это необходимо, я согласен. Но я не понимаю, какое отношение имеет Келси к проблемам моих отношений с подчиненными.

Проблемы его отношений с подчиненными? И это говорит человек, явившийся ко мне на первое занятие со словами: «Значит, именно здесь вы делаете из людей болванов?» Да это же очевидный прогресс!

— Женщины есть женщины, — изрекла я, окрыленная успехом. — То, как вы общаетесь с одними, помогает разобраться в ваших отношениях с другими.

— Резонно.

— Прежде всего я хочу спросить у вас следующее: вы применяли нашу методику к Келси?

— Да, еще как! На днях за ужином в ресторане я спросил ее: «Дорогуша (она не возражает, когда я ее так называю), разве ты не сказала официанту, что хочешь лосось отдельно, а соус из укропа отдельно?»

— И что она ответила? — заинтересовалась я.

— Она ответила: «Нет. Мне нравится, когда лосось плавает в соусе».

Я улыбнулась:

— Похоже, Келси не беспокоится об уровне холестерина в крови.

— Нет, зато я поговорил с ней на Языке женщин.