— С удовольствием.

Он отклонился на спинку стула, явно собираясь сказать что-то еще, но передумал. Он был готов поверить мне, но только когда все разрешится. Что ж, это все-таки было хоть что-то.

— Договорились, Брэндон, — сказала я. — Мы выведем ее на чистую воду.

Итак, три ужасные истории для моих подруг. Я начала с Пенни. Не откладывая дела в долгий ящик, в понедельник утром я позвонила ей на работу.

— Случилось непоправимое, — проговорила я сквозь слезы. — Но прежде чем я расскажу тебе, ты должна пообещать, что это останется строго между нами. Между членами «мозгового треста». Я другим тоже скажу, но не надо обсуждать это, даже с ними.

— Я буду нема как рыба, — заверила меня Пенни.

— Налоговая полиция считает, что я скрываю доходы от государства. За мной числится огромная сумма! Мне угрожают закрытием моего дела. Около часа назад полицейские ворвались ко мне в офис и все там перерыли. Там сейчас все вверх дном стоит!

— А что говорит твой бухгалтер? — поинтересовалась Пенни.

— Ничего не говорит. По-моему, он сам что-то напутал.

— А юрист?

— Делает все возможное, чтобы спасти меня от тюрьмы.

Выслушав причитания Пенни, я добавила:

— Даже если мне удастся оправдаться, но эта информация просочится в прессу, мне придется распрощаться и со своей практикой, и с Брэндоном. Он и так мне не верит, а теперь уж точно не захочет связываться с мошенницей.

— Чем я могу помочь тебе, Линн? — спросила Пенни.

Я еще раз всхлипнула напоследок:

— Ничем. Главное — никому не говори.

— Можешь положиться на меня.

Дело сделано. Осталось еще два звонка.

— Я подцепила какое-то редкое заболевание, — сказала я Гейл. — У него длинное, совершенно непроизносимое название, я его не запомнила, но оканчивается на «-осис».

— В чем оно проявляется? — обеспокоенно спросила Гейл.

— Начинается с боли в горле. Не просто царапает, а ужасно болит. Потом появляется сыпь.

— На лице?

— Везде. А потом, когда ты уже готова на стену лезть от зуда, начинает звенеть в ушах, после чего речь становится бессвязной и нечеткой.

— Но сейчас ты хорошо говоришь.

— Приступы то начинаются, то отпускают.

— Значит, это неврологическое заболевание?

— Да, но оно нарушает работу яичников. Не знаю, почему так происходит, но врачи уверяют, что каким-то образом все связано. К счастью, это заболевание не смертельно, но моей карьере теперь уж точно пришел конец. Как я могу учить мужчин Языку женщин, если у меня самой будут дефекты речи?

— Бедняга! Это настоящая трагедия. По-моему, тебе надо срочно привлечь внимание общественности к твоей беде. Устроить пресс-конференцию, потребовать, чтобы правительство вложило миллионы долларов в исследование этой болезни…

Я не сдержала улыбку.

— Хорошо, что ты заговорила об этом, Гейл. Я как раз хотела предупредить тебя, что эту информацию нельзя разглашать. Если она просочится в прессу, придет конец не только моей практике, но и моим отношениям с Брэндоном. Ему тоже не нужен будет порченый товар.

— Я обещаю хранить это в тайне.

— Спасибо.

— У меня к тебе только один вопрос: твоя болезнь заразная? Я спрашиваю, потому что мы с тобой виделись на днях…

— Тебе не о чем волноваться, Гейл.

«Если только не будешь распускать язык», — добавила я про себя.

Итак, мне остался один звонок. Сара не подходила к телефону, когда была занята написанием своих романов, и мне пришлось долго уговаривать Жюстину позвать «мадам».

— Линн? Что все это значит? — раздраженно спросила Сара.

— Случилось непоправимое, — сказала я и разразилась слезами. — Я бы не стала отрывать тебя от работы без веских на то причин.

— Да-да, я понимаю. Так что стряслось?

— Помнишь, мы вчера говорили о романах с женатыми мужчинами?

— Помню, Линн. Хоть я и старше тебя, но склерозом не страдаю.

— Я вчера не решилась тебе сказать — эта информация может обойтись мне очень дорого.

— Не мучай меня неведением. Какая информация?

— У меня был роман с женатым мужчиной!

— У тебя?!

— Да. Можешь считать меня лицемеркой, но вчера я не решилась тебе сказать.

— Почему? Я же доверяю тебе мои секреты.

— Это совсем другое. Твои поклонники — обычные мужчины. А мой мужчина… — Я сделала эффектную паузу. — Видишь ли, он очень знаменит.

— Кто же он?

Я прошептала в трубку имя актера, которого показывали по телевизору в тот момент.

— Не может быть!

— Может. Правда, мы были вместе всего один раз, но это не меняет дела.

— Где ты его подцепила?

— В гимнастическом зале.

— Но ты же не ходишь в гимнастический зал!

— А в этот раз решила сходить. Там был он, мы познакомились, разговорились, и наш разговор закончился у него дома — вернее, у него в постели. Его жена тогда была в другом городе. Как я могла так поступить! О, зачем, зачем я это сделала?! Думаю, это потому, что я переживала разлуку с Брэн-доном.

— Не будь так строга к себе. Извлеки из этого урок — и забудь об этом.

— Только бы газетчики об этом не узнали! Представляешь, какое это поле деятельности для желтой прессы? Они все время о нем пишут, он, наверное, привык к таким историям, а для меня это конец! Конец всему — и моей репутации, и отношениям с Брэндоном, теперь уж он меня никогда не простит.

— Он такой ранимый!

— Так что я умоляю тебя, Сара: никому ни слова. Пенни, Изабелле и Гейл я тоже сказала, но они обещали ни с кем не обсуждать это, даже друг с другом.

— Я буду молчать, Линн. Скажи мне только одну вещь: как он в постели? Все эти знаменитости эгоистичны, им бы самим получить удовольствие, а до других им дела нет.

— Он весьма недурен, — ответила я, делая вид, что у меня масса опыта в этом вопросе. — Но я люблю Брэндона. Поклянись, что он никогда не узнает о моем поступке.

— По крайней мере, от меня он ничего не узнает.

Готово. Я сделала свои ставки. Итак, игра начинается.

Всю неделю я провела в ожидании. Пару раз звонил Брэндон, интересовался моими делами. Хоть меня и тронуло его внимание, я не могла не почувствовать холодок в его голосе. Он все еще защищался, давал мне знать, что, пока не убедится в моей честности, о возобновлении наших отношений не может быть и речи.

Я не винила его. Он годами лелеял в душе обиду на свою бывшую жену, потому что было проще обижаться и злиться на нее, чем переживать эту потерю, чувствовать боль утраты. Теперь он затаил обиду на меня. Я понимала его нежелание разрушать воздвигнутую им стену между нами и начинала нервничать, торопить события. Мне не терпелось отомстить за себя, вернуть свою жизнь в прежнее русло, воссоединиться в Брэндоном.

Прошла еще неделя, а из «вражеского лагеря» ничего не было слышно. Но неделя не обошлась без событий. Рита к тому времени переехала к Изабелле, и однажды вечером они устроили праздник по случаю своего воссоединения и выхода из «подполья». Разумеется, я и другие участницы «мозгового треста» были в числе приглашенных. Я колебалась, стоит ли мне идти. С одной стороны, я боялась, потому что не знала, как себя вести с ними, ведь всем им я рассказала разные истории. Мысль о том, что они могут заговорить о моих проблемах и разоблачить меня, приводила меня в ужас. Но, с другой стороны, если я не пойду, они начнут сплетничать в мое отсутствие, и тогда я пропала. Нет, надо идти, чтобы следить за их разговором. К тому же я не могла отказать Изабелле: ведь тогда она подумает, что я против ее отношений с Ритой.

Я пришла на вечеринку с подарками (я подарила «счастливой паре» одинаковые банные халаты) и твердым намерением не засиживаться долго и уйти как можно раньше.

Поприветствовав и поздравив Изабеллу и Риту, я смешалась с толпой, надеясь «перехватить» Пенни, Гейл и Сару, как только они появятся. Нужно было втянуть их в разговор о политике, спорте, моде и о чем угодно еще, прежде чем они успеют обменяться мнениями о несчастьях Линн.