Он снова поменял положение на рюкзаке. Если бы не до смешного нетерпимое отношение родителей, его бы довезли из Гулля в их собственной машине, но отец поклялся, что больше знать не желает свою дочь. После того, как она вышла замуж за чернокожего. Так что дочери у него больше нет. Он также приложил много стараний, чтобы игнорировать факт появления на свет внука смешанной расы. Майку было жалко мать, но у нее не хватило решимости, чтобы вопреки воле мужа самой навестить свою дочь. Кроме того, она ведь тоже, как могла, противилась этому браку. Так что Майк был единственным из семьи, навещавшим сестру Шелли. Ему было не важно, какого цвета кожа у ее мужа. С Роем он всегда был в хороших отношениях. Если бы он был шестиголовый марсианин и шепелявил, то Майк и тогда бы нашел с ним общий язык. Зачем создавать в жизни проблемы, когда их можно избежать, всегда думал он. После пары затяжек, во всяком случае, все проблемы представлялись вполне разрешимыми. Он улыбнулся про себя и поднял голову, услышав приближение машины. Сильный свет фар рассекал темноту.

Майк вскочил на ноги и поднял руку, делая привычный жест большим пальцем.

Машина пронеслась мимо, и он, выругавшись, снова остался один.

Упали первые капли дождя, и Майк застонал. Он поднял капюшон куртки, предвидя неминуемый ливень. Деревья и кусты вдоль дороги были густые, в них всегда можно укрыться. В худшем случае он мог переночевать и на обочине или даже в чистом поле, где нет ни деревьев, ни кустов. Не первый раз ему приходилось спать под открытым небом. Каждый год после того, как сойдет снег под Донингтоном, он спал на одном из ближайших склонов, где дым от костров еще тянулся вверх в темноту. То же самое он проделывал и под Ридингом пять лет назад. Но в этот вечер, когда дождь все усиливался, ночевать под звездами было неважной перспективой.

Он опять заметил свет фар и в который уже раз вышел вперед в надежде, что кто-нибудь да остановится.

Увидев, что машина замедляет ход, он широко улыбнулся. Она остановилась впереди, примерно метрах в двадцати от него, и Майк продолжал стоять, ожидая, что она будет сдавать задом, и глядя, как ее задние огни светятся в темноте. Потом, подхватив рюкзак, он побежал к стоящей машине.

Дверца распахнулась, и Майк с удовольствием плюхнулся на сиденье, бросив рюкзак за спинку.

— Спасибо, — сказал он, еще не взглянув на водителя. — Я торчу тут уже не один час. Думал, что вымокну под дождем.

Он захлопнул дверцу, повернулся к водителю и сказал:

— Если вы в Лондон...

Закончить фразу он не успел.

Пространства в машине было не так много, но водителю хватило его для того, чтобы нанести удар молотком с сокрушающей силой.

Удар пришелся Майку в правый висок, череп с леденящим душу треском раскололся.

Невыносимая боль пронзила все его тело, и он закачался, ощущая в животе подступающую тошноту. Повалившись на дверцу машины и одной рукой тщетно ища ручку, он изо всех сил старался не потерять сознание.

Молоток был занесен снова. Рука орудовала им с невероятной силой и ловкостью, несмотря на стесненное пространство машины.

Второй удар раскроил Майку нижнюю челюсть ближе к левому уху. Он почувствовал, что у него выбиты два зуба; кровь хлестнула ему в горло. Он стал захлебываться все пребывающей кровью, и только нестерпимая боль не давала ему потерять сознание. Майк Гамильтон рухнул с сиденья, успев заслонить голову руками.

Молоток еще раз опустился ему на голову и раздробил большой палец правой руки в тот момент, когда он уткнулся лицом в сиденье.

Удар в затылок пробил небольшое отверстие, через которое густым потоком хлынула кровь, волосы тут же слиплись. Тело его начато сотрясаться, как в ознобе, и сквозь мучительную боль в голове он почувствовал, что машина тронулась с места. Сколько они проехали, Майк не знал, все его силы уходили на то, чтобы не впасть в забытье. Машина остановилась, и он скорее почувствовал, нежели увидел, что водитель вышел. От боли он потерял зрение, а пробитая голова, казалось, вот-вот расколется окончательно. Он услышал, как открылась дверца, чьи-то руки вытащили его из машины и куда-то поволокли. Потом он лежал на мокрой земле, дождевые струи стекали ему в рот и смешивались с кровью. Живот сводили сильные судороги, и он ощутил, как горячая желчь поднимается вверх, заполняет рот и, на секунду задержавшись в нем, выплескивается через раздробленный подбородок. Он застонал, но от этого боль в размозженной челюсти и пробитом черепе только усилилась, сознание оставляло его.

Майк смутно ощущал, что его переворачивают на спину, но лица водителя, склонившегося над ним, в темноте не было видно. Будь Майк в состоянии что-либо замечать, он бы понял, что водитель свернул с основной дороги на грязный проселок и спрятал машину за высоким забором, откуда ночью ее не могла увидеть ни одна живая душа.

Возможно, что это была заброшенная шахта, настолько место было уединенным.

Майк издал гортанный стон и попытался отползти от машины. В глазах у него сверкали искры, а голова раскалывалась от боли, которую невозможно было сравнить ни с чем на свете. Казалось, что кто-то железными пальцами втирал кипящее масло в его череп и мозг. Он что-то бессвязно бормотал, пока полз, и его движения все замедлялись и замедлялись.

Неожиданно его с такой силой пнули в бок, что он снова перевернулся на спину и больше уже был не в состоянии двигаться.

Дождь перестал, но Майк почувствовал, что по нему растекается какая-то вонючая жидкость.

Всего через несколько секунд он понял, что это — бензин.

Превозмогая боль, он беспомощно замахал руками, но поток вонючей жидкости продолжал заливать его. Бензин попадал ему в рот, Майка рвало, кишки выворачивало наизнанку. Отвратительная жидкость затекала ему в ноздри, когда он корчился, лежа на спине, как выброшенная из воды рыба. Ужас переполнял его сознание, замутненное жгучей болью, которой была пронизана каждая клетка его организма.

Одежда на нем пропиталась бензином, и теперь бензин растекался лужицей вокруг изувеченного тела.

Силы иссякли, Майк с животным ужасом наблюдал, как чиркнула спичка.

Несколько мучительных секунд подержав горящую спичку над ним, водитель бросил ее на землю.

Раздался гулкий хлопок — это вспыхнула одежда на Майке.

Он попытался закричать, когда пламя обожгло его тело, спалив волосы с кожей. Оно добиралось до черепа, обнажая мягкую кровавую плоть под кожей. Раскаленные языки огня, сжигая все на своем пути, доползли до отверстия в черепе и устремились внутрь. Майк молил о смерти. Скорее бы прекратились эти невыносимые муки! Он попробовал перевернуться, погасить пламя о мокрую траву, но все было напрасно. Он почувствовал, как в жилах у него закипает кровь, а с рук кусками отваливается обуглившаяся плоть. Тело стало разбухать от охватившего его огня. Огонь пожирал его половые органы и ноги, и Майк обнаружил, что пытается бороться с огнем горящими головешками, в которые превратились его руки, обглоданные испепеляющим жаром.

Он снова попытался крикнуть, но раздробленная челюсть не позволила совершить даже это последнее усилие. Глаза его расплавились, превратившись в бесформенную массу, и на мгновение до него донесся запах его кремируемой плоти.

Водитель отошел в сторону, наблюдая за полыхающим живым факелом, который минуту назад был человеком. Затем быстро, но без лишней суеты сел в машину, задним ходом выбрался по грязной колее на основную дорогу и уехал.

Лишь через десять минут из проходящей машины заметили догорающее пламя метрах в двадцати пяти — тридцати от дороги. А еще через тридцать минут приехала полиция.

К тому времени тело Майка Гамильтона было похоже на обгоревшую спичку.

Почерневшие останки Майка Гамильтона осторожно накрыли одеялом, спрятав подальше от взоров обугленный труп. В воздухе еще висел едкий запах горелой плоти, и инспектор Гибсон помахивал рукой перед своим носом, стараясь отогнать дурной запах.