– И чего будет?

– Больно будет.

– Мне и так больно.

– Будет еще больнее, когда волос наружу полезет. Потерпишь.

– Глянь-ка, Арбуй! Мотылек на огонь прилетел. Я раньше не видел здесь насекомых... Арбуй, ты чего?!.

Арбуй шарахнулся от мотылька с дрожащими крылышками, будто тот был ядовитым. А вдруг и правда букашка ядовитая? Алекс закрутил головой, проверяя, нет ли рядом еще мотыльков. Нету. И этого, единственного, уже нету – Арбуй сбил его ладошкой в костер.

– Мотыль мог ужалить, да?

– Заразный он. Переносит лихорадку. Старые люди говорят, мотыльки и бабочки в Белом Лесу – это души покойников, преставившихся от лихорадки. Старики их называют «душечки»... Подставляй ногу и отвернись. Нельзя тебе на лечение смотрять, не подействует. Отвернись, ну!..

Алекс согнул левую ногу, пристроил пятку под задницей. Правую, больную, ногу вытянул, уперся руками в землю за спиной, откинулся, отвернулся.

– Терпи, Чистый...

Кипяток струйкой потек на больное место. Алекс стиснул зубы.

– Ногой не дергай, терпи!... Нет худа без добра – всю ночь будет болеть, легче будет со сном справляться.

– А что?.. Ой!.. Что? Спать нельзя?..

– Мы зашли далеко, Чистый. Уснем в сердце Белого Леса, придет Жмара, навалится на спящего, проснешься, а жить-тужить тебе неохота, охота голову в петлю.

– Жмара – это вроде Лобастого?

– Хуже. Жмару никто не видел. Слыхал про игру в «жмурки»? Кого называют «жмуриками» – знаешь?

– Жмурки – детская забава, а жмуриками.. ой!..

– Терпи...

– Терплю... Жмуриками покойников еще когда называли, сто лет назад. Я думал, Лобастый, Жмара, Волос – результаты... ой... последствия Всемирной Трехдневной. Здесь, где теперь Дикие Земли, японцы рванули... ой-й! Дай передохнуть, будто ножом ногу режет!

– Терпи. Волос лезет, все отлично... Не, Чистый, ошибаешься. Лобастый, Жмара, Навы, Индрик всегда здесь были. Во веки вечные. Трехдневная ни при чем.

– И плакун-трава всегда росла?

– Всегда. Плакун, ревенка, лешин корень всегда были. Мало кто их найти умел, а они были.

– Как же их... Хватит, Арбуй! Капут! Нет сил терпеть...

– Еще маленечко, напрягись, последнюю капочку капну... Плакун людям открылся, когда ЗНАК стали накалывать. Раньше одни шаманы здешние умели плакун брать.

– Как это «умели брать»? А остальные почему не умели?

– Почему кто-то умеет рисовать, а кто-то не умеет? Раньше местные шаманы умели плакун брать, теперь все умеют. Кроме чистых.

– Получается, что я... О-о-ой!..

– Все-все! Не ори. Все, конец. Скоро полегчает, крепись.

– ...й-й-о-о... получается, что чистые... что я – неполноценный? Да? Скажи, да?!.

– Слыхал такое слово «сатори»?.. Все-все, не дергайся, я все вылил, скоро-скоро будет полегче, выходит Волос.

– Ты Волос видишь? Видишь, как он выползает?

– Волос, выползая, в золе растворяется, его не увидишь.

– Арбуй, скажи, кем ты был до... Ну, ты понял...

– Понял, не скажу. Ляж на спину. Левую ногу вынь из-под зада и ляж, полежи.

– Арбуй, я знаю, что такое «сатори». Мы в гимназии на мифологии проходили. Это термин из буддизма. Означает – «внезапное просветление». А ты... Ты похож на уголовника... Был похож. Сейчас ты говоришь как... Не так, как раньше. Ты сам-то откуда знаешь такие словечки? Ты смахиваешь то ли на бурята, то ли на монгола. Отдаленное сходство, но... Глаза узкие, скулы... Кто ты на самом деле?

– Сегодня я Арбуй. И все. Кем был вчера – не твое дело. Разрез глаз, цвет кожи, рост, вес – сегодня не имеют значения. Я – нечистый, мне не дано пережить сатори. Мастера запрещенных сегодня властями Боевых Искусств, исповедуя ПУТЬ, стремились достичь сатори, достигали и совершенствовались дальше. Разные фокусы вроде неуязвимости для пуль мастера с насмешкой называли «цветами у дороги». Важен путь, а не сорняки на обочине, понял?

– Всякий путь имеет цель...

– Цель не имеет значения! Важен ПУТЬ, а нас заклеймили ЗНАКОМ и спихнули на обочину. Без пота и крови ищущего истинный ПУТЬ мы все получили по волшебному цветку-пустоцвету. Над нами посмеялись, понял?

– Не совсем. Кто посмеялся над на... над вами?

Арбуй промолчал, не ответил. Сидел рядом с растянувшимся на траве Алексом и молчал. Алекс глядел на широкую спину проводника, на темный силуэт его коренастой фигуры, почти черный в свете костра, глядел и кусал губы. Зря, ох не подумавши ляпнул Алекс это «над вами»! Неужели порвалась паутинка контакта между скаутом, верным сыном Державы, и ее пасынком, беглым, находящимся вне закона человеком из Диких Земель? Между молодым и зрелым мужчинами? Между чистым и нечистым? Неужели?..

С треском лопнула колобашка в костре, рассыпавшись фейерверком слепящих искр. Арбуй выругался невнятно, отодвинулся от огня, осторожно прикоснулся шершавой ладонью к ошпаренной кипятком вперемешку с золой ноге Алекса.

– Больно?

– Меньше болит, проходит. Спасибо, Арбуй, ты меня спас.

– «Спасибо» не съешь. За плату работаю. Два патрона запасных к ружью осталось. Заработаю «лазурчик», пойду в Шалую, сменяю его на патроны. Без патронов в Белый Лес соваться – себе дороже.

– Да уж! АБ-мех на Лобастого фиг запрограммируешь.

– Дурак. Лобастого бояться глупо. В Белом Лесе веди себя правильно, и никакой Лобастый тебя не тронет. Смерть, она по Ближнему Лесу ходит, а живет на Большой Земле. Смерть, она на Лобастого не похожа, она другая...

– Зачем же тебе ру... – Алекс запнулся. Сам догадался, зачем проводнику ружье, и тренированные мышцы скаута отреагировали на догадку мгновенно. Алекс перекатился через голову, вскочил в боевую стойку. Автоматически загрузил больную, правую, ногу, вскрикнул от внезапной боли, повалился обратно на поросшую травой землю.

– Не бойся, Чистый, не для тебя пули. – Арбуй взглянул через плечо на упавшего Алекса, хмыкнул, отвернулся.

– Для кого же тогда пули, а? А?.. Скажи, для кого?.. – Алекс отполз к ближайшему березовому стволу, пошарил рукой в темноте, ища какую-нибудь палку, ветку, сучок, хоть какой-то предмет, способный в умелых руках превратиться в оружие.

– Ух-х... – Арбуй тяжело вздохнул. – Горе с вами. Со всеми. Все уверены, что истинно чистые из Белого Леса – ангелы во плоти, добрые и справедливые полубоги, высшие существа. Почему? Обьясни мне, Чистый, почему?

– Многие на Большой Земле считают их демонами...

– И платят проводнику за то, чтобы попасть в лапы к демонам? И еще удивляются, почему проводник бережет пули для демонов?.. Не хочешь, не отвечай. Ползи к костру, не бойся. В торбе полно еды, ужинать будем. Закурить дать?

– Не курю.

– Правильно делаешь. Завидую. А я скатаю козью ногу. В том месяце курьеров водил, плакун искали. Отменным табачком расплатились курьеры, молдавским...

три длинных «дз-з-зы» и одно короткое «дзн». Звонки в дверь. Я откладываю рукопись, прислушиваюсь. Слышу шарканье тапочек, возню у входной двери, скрип, голоса. Молодой и старый. Напористый басовитый – старушки Музы – и робкий альт... конечно же, девочки Светланы. Слов не разобрать, лишь музыка двух женских голосов. Авангардная миниатюра без четкого строя, мелодии и ритма, сплошные эмоции. Опять скрип, эхо с лестничной площадки, скрип двери соседской, обманчивое затишье и вновь голоса, хлопок – эхо, еще хлопок, громче и ближе, шаркающая поступь старушки, упругие девичьи шаги в такт, ближе, еще ближе, совсем близко. Осторожное, отчетливое «тук-тук».

Поднимаюсь с дивана, шумно и суетно. Воротничок форменной рубашки чуть сдвигаю влево, волосы сбиваю вправо. Моргаю, дабы увлажнить будто бы только что проснувшиеся глаза, и произношу с хрипотцой: «Д-да, войдите...»

За порогом кабинета Муза Михайловна и ... Черт меня подери! Я ожидал сходства девочки-девушки, тезки ее собственной мамы, с запечатленным памятью оригиналом, но ... чтоб настолько...