– Поединщики вправе не надевать оковы и отказаться от поединка. Объявивший претензию и отказавшийся после жеребьевки от поединка боец теряет право претендовать вторично. Удовлетворивший претензию без поединка не вправе предъявлять обратную претензию. Запрет на претензию действителен две луны.

Алекс наморщил лоб. Из объяснений законника он ничего не понял. Иногда на экзаменах Алексу удавалось записывать мысли труднопроизносимым канцелярским языком (на радость преподавателям), однако на слух заковыристые словосочетания Алекс воспринимал плохо (даже записанные собственной рукой).Таможин собрался было попросить Гугу или любого другого «вольного» пересказать правила нормальной человеческой речью, попроще и подоходчивее, что называется – «для дураков», собрался, открыл рот, но Граф его опередил.

– Я все понял! – cказал Граф, здорово удивив Алекса столь категорическим заявлением. – Кому первому бросать монету?

– Объекту претензии.

– Значит, мне. Сначала разыгрываем чего? Кандалы или наручники?

– Оковы на руки.

– Гут. – Алекс взял со стола монетку. – Руки замыкают за спиной или перед грудью?

– Выпадет «решка», руки остаются свободными...

– Это я понял. А если «орел»?

– Руки сковывают за спиной.

– Зер гут! – Граф взвесил червонец на ладони и подбросил монету вверх, к потолку.

Сверкнув золотом, червонец стукнулся о доски потолка, упал на ребро, покатился по столешнице, свалился на пол. Все, кто находился с противоположной от скаутов стороны стола, резко нагнулись, нестройный хор многих голосов громко выдохнул: «Орел!»

– Зер шлехт! Гуга, слушай, а если и у меня будет два «орла», и у Чижика? Чего тогда?

– При полном совпадении первая жеребьевка объявляется недействительной.

– Ясно. А зачем вообще нужны такие сложности? Почему бы не устраивать обычные поединки один на один, без всяких оков?

– Нас мало в Ближнем Лесу. Каждый человек составляет ценность для всех, но каждый свободен и волен в своих желаниях. Не будет запретов – наступит хаос. Без правил будет слишком много смертей. Жребий помогает сохранить жизни вольным людям и укрепляет наш разум. Вольный, которому выпало два «орла», предпочтет жизнь смерти и откажется от поединка, если второму поединщику выпали две «решки»...

– А если не откажется?

– Его право.

– У меня появилось рационализаторское предложение, как можно упростить правила...

– Молчи! Твои предложения крамольны и бессмысленны.

– Почему? Я вольный человек, разве я не имею права высказаться?

– Мы вольные люди, мы не черти. Запреты и правила вправе менять те, кто дал их вольным людям. Они, и только ОНИ одни. Обсуждения и сомнения нам запретны.

– Кто такие «ОНИ»? Кто дал вам правила и запреты?

– Истинно чистые из Белого Леса!.. Эй! Поднимите и дайте ему монету... Бросай жребий, время разговоров закончилось.

До того, как Гуга помянул, благоговея, истинно чистых, Алекс думал о том, что не такие уж они и дикие, нравы Диких Земель. Вполне терпимые нравы. Во всяком случае, для скаутов. Гуга помянул обитателей Белого Леса, и в голове Таможина родилась, вспыхнула звездочкой смелая мыслишка. Конечная цель всей операции – попасть в Белый Лес (как минимум, а в идеале – вступить в контакт с истинно чистыми). Согласно утвержденному плану, под видом курьеров скауты вместе с дядей Компасом должны были добраться до деревни Шалая, где Алексу предстояло «открыться» перед женщиной по имени Фатима. Ему предписывалось назваться сыном Белого Кахуны. Разработчики операции заверили исполнителя – фрау Фатима поверит в легенду о сыне (почему – не пояснили). Разработчики уверены – Фатима выведет Таможина на Белого Кахуну, отведет в Белый Лес к Великому Творцу Рун. «Таким образом, – размышлял Алекс, – женщина с именем Фатима является промежуточным звеном. Она в Шалой, а я сейчас в Дальнем. Белый Лес, конечная цель, ближе от поселка Дальнего, чем деревня Шалая. Варум, спрашивается, тащиться в Шалую?»

Вторым броском Граф выбросил «решку». Аборигены азартно обсуждали начало жеребьевки. Скрипнула дверь, из сеней в избу вошла пара арбалетчиков, тех, что до того сидели на чердаке. Староста просил земляков посторониться и пропустить его влиятельную фигуру поближе к столу, к месту жеребьевки. Бабка Настя смеялась беззубым ртом, подкалывала Чижика, который уговаривал монету, будто женщину: «Ляж, ангел мой, крылышками вниз, ноликом кверху».

Неожиданно для всех Алекс оттолкнулся от пола, запрыгнул с ногами на лавку и громко, стараясь перекричать всплеск общего гомона, объявил:

– Мне не нравятся эти правила! Мы гости в поселке, мы и наше имущество должны быть священны! Никто не имеет права предъявлять нам претензии!

Кто-то из аборигенов усмехнулся высокомерно, а кто-то выразительно покрутил пальцем у виска. Кто-то смерил Алекса оценивающим взглядом бойца, кто-то открыто взялся за рукоять меча, кто-то отступил подальше, к стене. Ответил Алексу законник Гуга:

– Если ты отказываешься признавать наши правила – уходи, живи с чертями. Если откажешься уйти, мы...

– Гуга! Ты – законник! Ты говорил, что правила могут менять чистые? Или мне послышалось?

– Истинно чистые!

– Я ЧИСТЫЙ!!! – Алекс рванул серую ткань на груди. – Я истинно чистый! Я сын Белого Кахуны!..

Ржавый корпус вертолета, вернее, то, что осталось от корпуса, более всего напоминал скелет доисторического ящера. Машина выгорела, что называется – дотла. Упала машина целехонькая. Не менее странно, что не взорвалась. Упала и загорелась. Странно, но вокруг не видно обгоревших березовых пеньков. Как и прежде, березы кругом одна к одной, ладные да стройные. Словно в парке. И скелет вертолета среди белых берез. Врос в землю, будто его вкопали в ухоженный зеленый газон.

Арбуй прошел рядом с бывшим вертолетом и даже головы не повернул. Алекс наплевал на инструкции проводника, остановился, потрогал пальцем рыжий металл. Арбуй свистнул. Алекс вытер о штанину испачканный палец, бегом потрусил за проводником.

Сегодня за весь день пути Алекс ничего, кроме требовательно зовущего посвиста, от Арбуя так и не услышал. Вчера проводник был более разговорчивым. Если, конечно, можно назвать «разговорчивым» человека, который пропускает мимо ушей десяток твоих «почему?», а потом вдруг отвечает на «почему номер два», например. А ты, давно отчаявшись получить ответ на очередной вопрос, уже успел забыть, о чем спрашивал полтора часа назад, тебя уже куда больше второго мучает «почему номер десять» и начинает терзать еще не высказанное «номер одиннадцать».

Вчера Алекс узнал, что Арбую, дословно – «плевать с высокой колокольни» на то, кого он ведет к истинно чистым. Хоть сына Кахуны, а хоть и папу римского. Плевать! С колокольни! С высокой! За услуги проводника Арбую «забашляли» комплект «лазурчиков», сиречь – источников питания Лазарева, и цена его устраивает. Остальное – мелочи. Но мелочи важные. В первую голову Чистый (речь шла об Алексе) должен обращаться к Арбую на «ты» (это запросто). И должен переодеться (а это зачем?). Приемлемая форма одежды для путешествия в Белый Лес, по мнению проводника, – кирзовые сапоги, портянки, исподнее, брезентовые штаны, рубаха и телогрейка. Не более семи предметов (почему?). Оружие, съестные припасы и прочее необходимое в походе (даже зажигалку) брать с собой Алексу категорически запрещается. Все, что надо, возьмет и понесет Арбуй (хочется мужику горбатиться – кто против?). Второй пункт запретов касался попутчиков. Никаких попутчиков! (А за два комплекта «лазурчика»?) Никаких! Графу, как он ни протестовал, пришлось остаться в поселке. Почему? На это «почему» Арбуй ответил, когда они уже вышли из поселка. В Ближний Лес нельзя идти гурьбой. До Ближнего Леса с Большой Земли возможно добраться только группой не более трех человек (почему?). Четверо неминуемо погибнут в пути (Как? От чего?). Добрались до Ближнего Леса – ради бога, кучкуйтесь. Собрались обратно на Большую Землю – извольте вновь пробираться тройками. По аналогии, Белый Лес погубит путников в количестве более двух. Обязательно погубит! Лишь вдвоем можно входить в Белый и топать до определенного (какого?) предела. Далее, за (непонятно каким) рубиконом стремящийся к истинно чистым путник должен остаться один. И последнее – путешествуя по Лесу, «ходок хренов» (выражение Арбуя) обязан слушаться проводника беспрекословно, как собака. Иначе... «Смерть?» – улыбнулся Алекс. «Хуже», – серьезно ответил Арбуй.