Зыркнув на меня зло, поджав губы, Муза Михайловна негодует и бежит на кухню, к телефонному аппарату, звонить правоохранителю Николаю, а я...
Я прячу части – вторые и третью – треклятой рукописи в «дипломат», прячу в карман его авторучку, его «золотое перо», беру в свободную от «дипломата» руку чемодан «брата»-писателя. Девочка Света смущенно переступает с ноги на ногу, отводит глаза, не знает, куда деть руки. Я подбадриваю подростка улыбкой – мол, ничего, разберемся, все будет о'кей, дочка, пошли. Сую инвалидную палку под мышку и хромаю к выходу, приобняв девочку рукой с «дипломатом» за плечи. Снимаю с вешалки фуражку, переступаю вместе со Светой порожек. Тихо закрылась за нами дверь. Прошу девочку присмотреть за старушкой. Разволновалась пенсионерка, того и гляди давленьице подскочит. Девочка обещает: «Присмотрю». С грустной улыбкой объясняю ребенку очевидное – мне лучше сейчас исчезнуть, перекипит Муза Михайловна, и я ей обязательно позвоню. Света мнется, переживает, ей очень хочется признаться в факте прочтения рукописи, в нарушении данного писателю слова.
«Я читала... – медленно начала девочка, запнулась, как споткнулась, и продолжила скороговоркой: – Я читала книжку вашего брата с его портретом на обложке. Муза Михайловна давала почитать. Мне понравился рассказ «Торговец вселенными». Помните? Про писателя-фантаста, помните? Старичок-фантаст получает крошечную пенсию, экономит на всем и пишет, пишет о других галактиках, о прекрасных мирах и носит рукописи в маленькое издательство, где похожий старичок-издатель платит фантасту мизерные гонорары, но все не издает и не издает его книжки. Помните этот рассказ? В конце выясняется, что издатель на самом деле господь бог. Пространство сжимается, и, чтобы материя окончательно не исчезла, богу приходится постоянно создавать новые миры, а фантазия у господа иссякла, и он покупает придуманные писателем вселенные и воплощает их... – Она внезапно замолчала. Посмотрела на меня виновато, исподлобья. – Муза Михайловна сказала, вы появились рано утром. Вчера вечером на первом этаже в картонной коробке сидел маленький котенок. Быть может, вы знаете, куда...»
«Милое дитя! – я перебиваю Свету довольно грубо, скривив губы в печальной усмешке. – Я ищу пропавшего брата, а вы о каком-то котенке!..»
Прощай, девочка! Прощай...
Я махнул рукой и, опершись локтем о перила, потопал вниз по лестнице. Света глядела мне вслед, и жгло затылок от ее взгляда.
Я открывал двери парадной, а дверь в квартиру Светы еще не хлопнула.
За угол я свернул уже без всяких признаков беспокойства. Узрев чемодан в моей руке, догадливый Витас выскакивает из машины, открывает багажник. Бросаю чемадан в багажник, Витас закрывает за мной машинную дверцу, огибает капот «Волги», прыгает за руль. Поехали. В зеркальце заднего вида – никого. В смысле – только случайные прохожие. Света осталась дома, не бросилась вслед с криком: «Подождите, я должна признаться!..» Я расслабился, швырнул небрежно «дипломат» с творениями Рекрута на заднее сиденье и чуть было не зашиб Фенечку.
Ах ты, моя хорошая! Ох, как тебя славно помыли да расчесали в ветеринарке! Ух, какая ты стала красивая! Моя Фенечка, мой имплантант нежности.
Витас молча косил глазом. Ждал приказаний. Понятно каких. Для него жизнь человека стоит грош. Для меня тоже. Витас умеет зарабатывать грошики, попутно зарабатывая авторитет Мастера по отъему человеческих жизней. И я такой же. Во всяком случае, до сегодняшнего дня мой авторитет был безупречен. До сегодняшнего дня. Сегодня дракону нарисовали глаза. Сегодня.
Командую Витасу: «Рули на набережную... Нет! Рули на Марсово поле». Машина разворачивается, едем, куда сказано. Никаких лишних вопросов. И я столь же послушен. Был. До сегодняшнего дня.
На Марсовом поле народу чуть. Можно сказать – я один в поле воин. Лезть за своим мобильником в «дипломат» я поленился, взял трубку у Витаса. Сижу на скамейке, тискаю кнопки телефона и прощаюсь с городом.
Слева и немного сзади застыл в небе ангел, один-одинешенек на кончике иглы. Напротив деревья и каменные античные боги на постаментах. Справа, слегка наискосок, рыцарский замок. Пожалуй, единственный настоящий замок в России. А посередине поля стилизованная копия заупокойных храмов Юкатана – творение архитектора Руднева, ваятеля, который входил в число адептов Общества Миктлантекутли, а точнее, в секту поклонников колдовских культов индейцев Центральной Америки. Бредовое поле. Бредовый город. Родной город. Прощай, свидимся ли еще когда-нибудь?
Трубка заговорила языком скифов. Отвечаю трубке, докладываю. В соответствии с докладом получаю инструкции. Разговариваю долго, но вот трубка наконец запикала, и я нехотя встаю со скамейки, сутулясь, возвращаюсь к машине. Я устал. Я чертовски устал.
«На вокзал», – говорю Витасу и закрываю глаза. Не хочу более глазеть по сторонам. Хватит. Не телом, но мыслями я уже в Москве.
Когда подъезжали к Московскому вокзалу, по крыше забарабанил дождь. Не разжимая век, прошу Витаса взять два билета, купе СВ, на ближайший. Закуриваю, пепел стряхиваю себе под ноги, не глядя. Перед моим внутренним взором – Светлана. Знаковая фигура в моей жизни. Стройная фигурка, личико девы с полотна Леонардо, терпко пахнущие волосы. Кажется, я заснул на минуту. Проснулся от робкого покашливания. Витас рядом в кресле водителя. Билеты достал. Посадка заканчивается через пятнадцать минут, вагон такой-то, купе такое-то. Спасибо, Витас, ты молодчина, пренепременно замолвлю за тебя словечко. Чего ты говоришь? Надоели белые ночи? Великолепно! Придумал повод, формулировочку, чтоб не просить лобово о переводе с повышением. Я тебя понимаю, я сам когда-то занимал ту же ступеньку на иерархической лестнице, на которой находишься ты, Витас. И я мечтал о повышении. Однако старина, похлопотать о твоем переезде не обещаю. Сам знаешь – не мой уровень, я лидер, а не вершитель судеб. Ночи белые, ха, тебе не нравятся, говоришь? Ха, не расстраивайся, Витас-молодчинка! Скоро, очень скоро Питер накроют серые, короткие дни, а ночи станут черными и бесконечно длинными. Я помню. В одну из таких беспробудных ночей я, молодой красивый герой-»афганец», возвращался домой и увидел, как пьяные гопники убивают моего старшего брата. Я не успел спасти брата, но я сумел отомстить. Брат умирал, кровь толчками вытекала из рваной раны у него на шее, окрашивая мокрый снег бурым, а я дрался, свирепея от горя. Я расплатился смертью за смерть, я кончил четверых. «С особой жестокостью», – написали в милицейском протоколе и сунули меня в пресс-хату к уркам. Крапленая урла попыталась было меня прессовать, и спустя час мусорам опять пришлось писать про мою «особую жестокость», которая на самом деле была лишь «рациональной целесообразностью». Мусора, идиоты, дали мне шариковую ручку, дабы я подписал очередной протокол. Мир их мусорскому праху, они и вообразить себе не могли, на что способен талантливый человек, ежели его вооружить пластмассовой палочкой. Тогда я еще не умел убивать красиво, я был скор на расправу, и мне очень хотелось на волю, на свободу. Лишь спустя годы я понял, что этой самой пресловутой свободы не существует...
Вокзал – уже не город. Вокзал у меня, извращенца, ассоциируется с палатой реанимации. Грузчики, словно санитары в морге, толкают коляски с мертвыми вещами. Над вещичками бледные и тревожные лики их хозяев. Все спешат, отправление поездов неизбежно, прибытие сомнительно. Я иду по платформе, повинуясь судьбе. Одной рукой прижимаю к груди Фенечку, стараясь защитить ее от дождя, в другой руке палка и чемоданчик-»дипломат». А чемодан объекта остался в богажнике машины Витаса. Бедняга Витас – я забыл дать указания относительно чемодана, и Витас забыл эти самые указания испросить, придется парнише, когда опомнится, связываться по пустяковому, чемоданному поводу с теми, кто ох как не любит отвлекаться на пустяки...
Проводник удивляется: летчик невысокого чина купил купе СВ. Чина невысокого, да высокого полета, да! Предъявляя бумаги, выправленные Витасом для Фенечки, между прочим, оговариваюсь – мол, кошечку сослуживцы подарили, провожая в Звездный городок. Дескать – комендант Звездного собак недолюбливает, вот и получил на прощание мяукающий подарок. Проводник сообразил – я не просто летчик, а, возможно, будущий летчик-космонавт. Первый хромой космонавт в истории. Проводник смекнул – врут газеты про плачевное финансовое положение отечественной космонавтики, вона – хромой жирует, один с котом в целом купе поедет, как мафиозо какой, ей-богу!
