Собеседник, как мне показалось, этого не заметил вовсе. Зато он держал в руке мою ладонь, не давая возможности отстраниться и слушал прочувствованный лепет со всем доступным вниманием. По завершении плавного повествования он не задал ни одного вопроса, покивал и отправил меня с тем же конвоем к Мунисе, чем поверг в полное и окончательное недоумение! Я, можно сказать, с жизнью уже простилась, а тут — нате вам, меня вернули в тёплую комнату, велели Мунисе накормить, помыть и сунули ей в руки расписание моих действий на текущий отрезок времени с приказом провожать девочку к лекарю лично и вместе с воспитателем! И следить за точным исполнением перечисленного в списке.

Муниса судорожно присела в знак повиновения, закрыла за конвоирами дверь и обессилено опустилась на мою кровать. Я стремительно обняла бедную женщину.

— Кажется, я втравила тебя в скверную историю, Муниса.

— Что толковать о пустом, надо жить дальше. Да и вина твоя не столь уж велика. Творец всегда даёт человеку не то, что он просит, а то, в чём нуждается, — она потрепала меня по плечу, — ты приляг пока, сейчас посижу немного и принесу обед. Потом помоешься и тобой займётся новый воспитатель, как мне сказали.

— А лекарь?

— Лечение начинается завтра, а пока тебя ждёт обед. И занятия.

— Ну что же, начнём новую жизнь. И давай отложим помывку на вечер.

Воспользовавшись отсутствием Мунисы, я рассмотрела то, что висело на щиколотке. Ну да, очередной слиток металла! Основательный такой кусок синевато-серого цвета, не имеющий веса вообще. И что это? Широкая синеватая лента из неведомой материи, похожей на металл, плотно облегающая щиколотку. Это следилка? Украшение? Снять это… не представляется возможным, по крайней мере, с наскока.

Задрав ногу повыше, я всё пыталась стащить непонятный девайс, до тех пор, пока Муниса, открывшая дверь ногой, не велела прекратить заниматься заведомой ерундой.

— Это метка адепта, оставь… снять невозможно.

— А какие у неё функции?

— Что-что?

— Зачем эта метка нужна?

— Воспитатель должен знать, где ты находишься и чем занята.

Понятно, комсомольско-пионерский привет вуайеристам. Стало быть, подслушка. Но вот подглядка ли? Ой вряд ли, не думаю, что наставнику интересно наблюдать, как я сижу на толчке. Скорее всего, это просто маячок. Кто в своём уме будет вешать дорогое устройство на какую-то мутную девку с невнятными пока способностями? Так что вряд ли эта штука многофункциональна.

Оглядев принесённый поднос, приглашаю Мунису помочь с едой — я столько не съем. Овощи, мясо, снова здоровенный кусище на половину подноса, наставники явно помешаны на мясной пище. И нечто вроде сметаны в высокой вазочке, и (ура!) мой любимый чёрный хлебушек!

А новообразованный чёрный пояс я снимать не стала, пусть металл-защитник так и живёт на пузе, хотя снимать его придётся время от времени — во избежание инфицирования (очень уж плотно поясок прилегает к коже, ещё заведётся какая бактерия). Пусть питается от меня или от того, что служит ему пищей для поддержания формы и сил… и помогает нам с Мунисой существовать в этом странном мире.

…Наставником оказался немолодой (кто бы сомневался) мужик с ампутированной правой рукой, чуть ниже локтевого сустава, вблизи — вылитый шестидесятилетний голливудский звездюк, как же его там звали, из фильма «Жиголо». Поражённая сходством, я не стала таращиться глаза в глаза, мало ли как незнакомец воспримет наглость простолюдинки, зато присмотрелась к моторике. Руку он потерял давненько… Откуда следует? Даже одной рукой этот экземпляр весьма ловко управлялся с окружающим миром, так что недостача конечностей почти не замечалась, а на это требуется много времени, не так ли?

Он представился как воспитатель Аглин, ведьмак школы господина Наварга. Из дальнейшей речи стало ясно, что он является повелителем двух стихий — воздуха и воды, а также — моим воспитателем на весь оставшийся срок моего обучения, наставником теоретических основ магии и прочая, и прочая… Господин Аглин начал общение с того, что велел Мунисе раздеть меня донага. Затем, подобно лекарке и наставнику Лодару, осмотрел все доступные обзору части тела, похмыкал, покачал головой, внимательно осмотрел чёрный пояс, но не прикасался к нему явно из чувства самосохранения, после чего вышел вон с обещанием вскоре вернуться.

Не думаю, что после раздевания меня сочли подходящей кандидатурой на танец у шеста, но я так и не поняла, что именно пытаются рассмотреть среди моих мощей все эти непонятные ведьмаки? А также хотелось бы понять, вместилищем чего считают моё новообретённое тело прочие заинтересованные лица? Не зря же я обдумывала ту странную фразу о некоем «вместилище». Мадам лекарка обронила пару слов при осмотре, мол, «странное вместилище вы избрали». Кто эти «вы»? И почему они «избрали»?

Дальнейшая жизнь моя протекала по неизменному сценарию — визит к лекарке, двухчасовые процедуры, причём, их высокий смысл никто не торопился озвучивать. Затем это чёртово распитие противных эликсиров, числом от трёх до пяти… с неизменной помощью воспитателя, который всего-навсего держал меня воздушной петлёй, не утруждаясь уговорами потерпеть или открыть ротик. Затем учёба, завтрак, визит к лекарке, где мною занимался какой-то старик в синем балахоне, снова учёба с воспитателем, опять лекарка, обед, учёба, лечение, ужин, лечение, свободное время, лечение и отбой… Шесть ежедневных визитов в больничку не давали расслабиться, зато хорошо мобилизовали меня на учёбу — так я пыталась отстраниться от памяти о лечебных процедурах, вызывавших тошноту при одном звуке открывающейся двери в лазарет.

По истечении трёх недель, здешняя грамота перестала быть тайной за семью печатями, и я начала читать вполне бегло, однако реальный смысл прочитанного частенько ускользал от меня — в силу незнания многих элементарных вещей. Поэтому постоянное присутствие воспитателя ощущалось крайне важным.

Ещё в первый день Муниса сообщила, что каждому ученику полагался свой воспитатель, поскольку не все адепты «школы господина Наварга» принадлежали к собственно «господам» и в силу происхождения не обладали нужной полнотой информации об окружающем мире.

Я быстро усвоила простую истину — без терпеливого учителя быстро врасти в незнакомое общество невозможно, а господин Аглин был живым воплощением вселенского терпения и миролюбия. Честно скажу, на его месте сама давно пристукнула бы такого почемучкина, как я. Господин же мой воспитатель ни йоту не изменял ровному настроению, нисколько не бесился от дурацких вопросов, с ангельским терпением по десять раз повторял одно и то же, если в этом была необходимость, и его слова (пусть и не сразу) всегда находили путь к моему разуму.

Его отношение было неизменно спокойным и в какой-то мере даже уважительным, если так можно выразиться. Моё свободное время воспитатель занимал тем, что просил меня манипулировать металлическими изделиями с использованием «магии металла». Я открещивалась от самого понятия, терпеливо пытаясь донести до его сведения, что не вижу пресловутых магических силовых линий, что в данном случае само понятие «магии» ускользает от моего понимания и что нет у меня «магического зрения» истинных ведьмаков! Что работа с металлом всегда соотносится только с моим собственным воображением, тактильными ощущениями и основана только на них! Что я не могу работать с железяками без прикосновения, только силой, как делают все нормальные ведьмаки! Словом, было весело нам обоим.

Второй месяц моего присутствия в благословенном поместье «моего господина Наварга» подошёл к концу, когда мадам лекарка весьма будничным тоном объявила моё сердце вне опасности. Она же сочла мою кровь очищенной от последствий плебейского образа жизни, а организм — вполне готовым к пока тщательно дозированным физическим нагрузкам. Дозированным, как я поняла, оттого, что есть серьёзные опасения сорвать достигнутый эффект в отношении пока нетренированного сердца. Так что действуем очень и очень осторожно, вот здесь всё написано! Мой воспитатель принял несколько сшитых вместе листов писанины, зажал их культей, и мы оба откланялись.