Вечер незаметно перешел в глубокую ночь. Только около двух часов разошлись по спальням. Спартанская обстановка своего закутка подействовала успокаивающе, глаза начали сами закрываться.

А может, она и уснула на какое-то время.

Вдруг дверь распахнулась, вспыхнул свет и в комнату вломилась мамочка в ночной рубашке, в руках скомканный носовой платок, вся в слезах.

Теперь она уже не причитала — орала как резаная, что её, несчастную, родная дочечка, шлюха такая, паскуда, опозорила. Она, мамочка, теперь даже на улицу выйти не может — стыдно ей, мамочке, людям в глаза смотреть.

— Ну расскажи, расскажи мне все! Как тебе там хорошо было!

— Мама, какого черта? Ты чего, со скандалом до утра не могла подождать?

— Ах-ах, разбудили деточку! Небось, там тебе по ночам спать не приходилось!

— Мама, уймись ты Христа ради! Что тебе от меня нужно?

— Опозорила меня, а теперь ещё спишь, дрянь!

— Мама, не ори, а то я орать начну! Я за год научилась там ругаться на шести языках! Дай отдохнуть.

Мамочку вдруг сорвало с места. Ира встала, закрыла дверь в комнату, выключила свет и легла.

Но Инна Васильевна не угомонилась. Теперь она стучала в стену Ириной комнаты, что-то кричала. Наверное, опять, что опозорена на всю жизнь, что стыдно из дому выйти… Потом начала тарелки бить… Ира надеялась, что не японские сервизные, а из кухни, которые попроще.

Она старалась не подать виду, что все это слышит. С давних времен помнила, что лучший способ утихомирить мамочкины психозы — не замечать их вовсе. Поэтому лежала неподвижно под одеялом, пытаясь отвлечься. И наконец уснула.

На улице уже светало. Шел пятый час утра. Наступила пятница, 28 июня.

На нашу фирму медленно, но верно надвигался мертвый сезон. Вот сегодня только пятница, а клиентов всего двое записано, да и те на середину дня. Я терпеть не могу в офисе бездельничать. Поэтому начала наводить порядок: добавила в свою картотеку последние данные, перенесла в блокнот все телефоны, которые были записаны на разных клочках бумаги, помогла Юльке в её документах разобраться. Уже собиралась — от полного безделья спуститься вниз за газетами, но зазвонил телефон. Можно подумать, что моему Колесникову и двух часов без меня не прожить.

— Да!

— Девочка приехала! Бросай все и бегом к ней!

— Зачем?

— Только не задавай лишних вопросов! И отвечай попроще — да, нет. Можешь сейчас отпроситься и поехать к ней?

— Попробую.

— Адрес у тебя есть. Постарайся убедить её, что ей обязательно надо исчезнуть, спрятаться… Ну, в общем, сама понимаешь…

— Да, понимаю.

— Все, езжай. Целую.

Трубка упала на рычаг. Приехала, значит, Ирочка. И теперь надо её спасать. А почему это мне надо? А кому? Валентина её спасет? Ох, я уже поверила… Ладно. Действительно — кроме меня некому, мне с ней будет проще договориться, чем Диме… А зачем вообще в это лезть? В героини захотелось? В спасительницы человечества?..

Дура! Если доберутся до нее, то рано или поздно доберутся и до тебя, чтоб не совалась. Единственный способ свою шкуру спасти — вывести негодяев на чистую воду. А если никаких негодяев нет? Ну, тогда просто предотвратить повторение таких кошмарных случаев и спасти репутацию родного заведения…

Ладно, в любом случае сначала уйти надо.

Вспомнился мне Гарик с потопом. О, вот это идея. И я поскакала к Лавруку.

— Виталий Валерьевич, мне уйти надо!

— Что случилось?

— Соседка снизу позвонила. Я протекла на нее.

— Ну вот, все у вас в рабочее время!

— Так в нерабочее я бы дома была и никого не залила!

— Ладно, беги, спасай свою соседку. Если долго провозишься, можешь не возвращаться. Все равно сегодня работы мало. Счастливо!

Да, по делу иногда наш шеф — человек. Жалко только, что не всегда. Но не будем требовать от судьбы невозможного. Человек есть человек, начальник есть начальник, и вместе им не сойтись…

Я торопливо сложила сумку.

— Юлькин, я домой — соседку заливаю. Шеф в курсе. Придется тебе за двоих отдуваться.

— Ладно, пробьемся. Давай беги быстрее.

И сказала-таки вслед:

— Дома надо чаще ночевать.

Ну это она зря. Я-то у себя дома ночую.

А по дороге, уже в метро, вспомнила, что ведь только вчера обсуждали мы с Димой эту ситуацию.

Единственная защита для Ирочки — исчезнуть на какое-то время из поля зрения тех, кто её продал. Если, конечно, её и в самом деле продали… И если, как мы предполагаем, к этому приложил руку Манохин, значит, она должна исчезнуть из поля зрения бравого Мюллера.

В лучшем случае начальник охраны девчонку запугает, чтобы никто от неё никаких сведений не получил. В худшем — она снова исчезнет, но уже навсегда.

А вот если спрятать её на некоторое время, можно получить убедительные факты и вывести на Манохина милицию. Или, если милиция не сочтет факты убедительными, напугать оглаской, но уже самого Манохина. Только анонимно напугать… Может, тогда к девчонке никто приставать не будет, а мы останемся в стороне. Возможен такой вариант? Наверное…

В том, что Иру попытаются изолировать, я не сомневалась. Сейчас смущало меня другое — смогу ли я убедить её спрятаться, а прежде всего, довериться мне. Стоит ей услышать, откуда я… Не дай Бог, характером и манерами в мамашку пошла! Правда, Юлька ничего такого не вспоминала — но ведь обстоятельства не те…

Я наш город хорошо знаю, когда-то ещё в студенческие времена летом гидом подрабатывала — поездила… Поэтому по адресу ориентироваться для меня — плевое дело. И квартиру Гончаровых я в два счета нашла.

Звоню, а руки трясутся.

— Кто там?

А голос из-за двери молодой. Мамочку я бы сходу узнала.

— Мне Инну Васильевну.

— Она на работу ушла.

Вот хорошо-то! Встречаться с Гончаровой-старшей мне сейчас меньше всего хотелось.

Наверное, девчонка за мной в глазок наблюдает. Может, и узнает — ведь видела когда-то…

Раздался лязг замков и дверь открылась.

Эту рыжую я где-то видела. Еще до отъезда. Нет, не помню, где. Но пусть зайдет — чего на весь подъезд переговариваться. Хиленькая, в случае чего я её по стенкам размажу. И потом — я уже почти ничего и не боюсь. Ну что ещё со мной произойти может?

Открыла я дверь, впустила её.

— Вы — Ира?

— Ну?

— А я — из клуба знакомств, И-Эф-Це…

Вот где я её видела! И смотрит так виновато — боится, я скандал сейчас затею. И чего ж тебе надо, И-Эф-Це, — извиняться или откупаться? Поглядим. Пока что отвечаю коротко:

— Я вас помню.

— Ира, нам надо поговорить.

— Проходите.

Проводила её к себе в комнату. Смотрю — трусится вся. Это что же, меня она так боится? И бледная, через макияж видно. Даже жалко стало — куда ей такой сейчас работать?

— Кофе выпьете?

Через миг только и сообразила: я ведь уже не там, и она не на работе.

— Если можно, — говорит. Голос чуть окреп, но все равно ещё не в себе леди. Не леди! Гражданочка…

— Сейчас чайник поставлю.

Ночью, в один из своих приступов сумасшествия, мамулька порадовала меня, что в клубе была, скандал там закатила. Еще хвасталась, что нашла какого-то журналиста сволочного. Чтосволочного, я сама сообразила, у моей мамульки ненаглядной связи могут быть только такие. Пока отец был жив, она себя как-то получше вела, а потом… Там, в Магомабаде, я тыщу раз думала, как меня угораздило так вляпаться. И по всему выходило, что если б не моя драгоценная мамулька, не торопилась я бы ни замуж выходить, ни за границу уезжать…

Вода закипела, и я стала заваривать кофе. Нахваталась я там разного-всякого, кофе с утра — это, считай, совсем пустяк… Отнесла кофейник в комнату, разлила по чашкам. Поставила на стол пепельницу, положила пачку «кэмела» — пара штук там ещё оставалась, надо будет купить, если тут продают… Ну гляди, все позабывала, продают, конечно, только где денег взять? У мамульки одалживаться неохота, ладно, перекантуюсь первое время, продам побрякушку-другую, а там найду что-нибудь. На самый крайний случай есть новая специальность, высо-окая квалификация… На хорошие мысли наводит прием в родимом доме…