Артур Митрофанович поднял на миг тяжелый взгляд от стола. Валентина Дмитриевна коротко кивнула.

— …и полную уверенность в людях, — закончил он.

Конечно, с Хозяйкой можно бы говорить и напрямую, но жизнь научила его железному правилу: лучше перебдеть, чем недобдеть. В безопасности — как в кошельке, лишнего не бывает. Кто знает, не торчит ли сейчас жучок в каком-нибудь шарике под люстрой. А понять она и так все понимает.

— Ну хорошо. Тогда начнем с появления мамаши.

Мюллер кивнул.

— Она появилась во второй половине дня во вторник, кажется… Да, был тихий день, значит, точно — вторник. Наша секретарша, Анечка, проводила её к менеджерам… Нет, не так. Тетка эта пролетела мимо Анечки внутрь, в комнату Аси и Юли. Начала скандалить, а Ася — Анна Георгиевна — пыталась её успокоить… Наши перегородки позволяют услышать все, что делается в офисе, — вот поэтому я так уверенно о том деле говорю.

— А когда эта женщина орала на вашего менеджера, Асю, да?.. Что делал второй человек?

— Второй… А! В этой комнате, где происходил разговор, у нас сидят двое менеджеров: Анна Георгиевна Иващенко и Юлия Михайловна Кириченко. Но Юли в тот день почти с самого утра на работе не было — у неё с ребенком несчастье случилось и Лаврук её отпустил…

— Подозрительное совпадение. Может, Кириченко информировала журналистов?

— Артур, вы извините, но разрешите уж мне договорить. А потом можете задавать вопросы.

— Хорошо.

— Значит, Анна Георгиевна, мы её Асей называем, осталась в комнате одна. И именно на неё и вылила эта дама ведро с помоями — можете мне поверить, ругалась она как извозчик. Хуже мужика, честное слово!

— А ваша сотрудница?

— Она пыталась её как-то успокоить, поговорить с ней нормально, объясняла, что мы здесь никак не можем проверить тех мужчин, к которым наши клиентки уезжают… И вообще старалась держать себя корректно. А эта, простите, мамочка поорала ещё немного и удалилась. Правда, на прощание хлопнула дверью и пообещала устроить всем райскую жизнь.

— Вы все точно запомнили?

— Ну, не каждый день такое случается. Да и вообще у нас редко кто скандалит — клиент старается показать себя с лучшей стороны. А кроме того, память — мой профессиональный инструмент, я все-таки психолог.

— Действительно. Значит, Иващенко вела себя нормально.

— Не просто нормально — превосходно! Не сорвалась, даже голоса ни разу не повысила. Безукоризненно и профессионально она держалась. Только когда мы одни остались, позволила себе чуть-чуть ослабить поводья. Понимаете, Артур, она же обязана сохранять присутствие духа и доброжелательность к клиенту, что бы ей в лицо ни говорили. А это очень непросто…

— Значит, умеет скрывать чувства? А что она вообще за человек?

— Хороший человек. Довольно красивая женщина, но, к несчастью, одинокая. Работает прекрасно, отношения со всеми чудесные, очень спокойная, доброжелательная. Хорошая голова и, поверьте специалисту, просто ангельское терпение.

— Одинокая… Живет с родителями?

— Живет одна — у неё однокомнатная квартира на Черной Горе.

— Одна? Как у неё с мужчинами? Кто-то постоянный есть?

— Не знаю. Она об этом помалкивает. Вроде такого… близкого никого нет. Правда, кажется, какой-то появился, девчонки говорили. Но совсем недавно и, по-моему, она его пока всерьез не принимает. В общем, хорошая баба Аська и не очень везучая.

— Но скрытная, сдержанная и неглупая. Любопытно. А вторая, Кириченко?

— А что Кириченко?

— Как она реагировала?

— Да она обо всех этих событиях последняя узнала! Пришла на работу только на следующий день, а у нас самая запарка как раз со среды по пятницу. По-моему, всех подробностей скандала она так и не знает. Еле вспомнила девочку эту, которая уехала. Ведь больше года прошло. А Юля наша так своим чадом занята, что все остальное — уже потом.

— Значит, плохо работает?

— Ни в коем случае! Работает она очень хорошо, но не как Аська. И голову вкладывает, и душу, может с незадачливой клиенткой и поплакать за компанию, но — от звонка до звонка. А там — все на домашние проблемы. Вот в этом её отличие от Аськи — та, если на работе что-то не так, будет дни и ночи мозги сушить. Кстати, у них — четкое разделение труда, работают слаженно, совсем по-разному — но обе очень хорошо.

— Ясно. Работник добросовестный, но дом для неё важнее.

— А так и должно быть!

— Естественно, — не стал вдаваться в отвлеченную дискуссию Артур Митрофанович. — Так. А другие ваши сотрудники?

— Что, прикажете с директора начать? — съязвила Валя. Она ощутила в Мюллере несогласие с её жизненным принципом, высокомерную снисходительность — и мгновенно ощетинилась.

Но тот остался невозмутим.

— Лаврука я знаю лучше других, но все же обрисуйте мне его — с психологической точки зрения.

Валентина директора ставила невысоко, как мужчин вообще, но открыто демонстрировать свое отношение не считала нужным, тем более — в плане этого конкретного разговора.

— Не светильник разума, но деловит и энергичен. Хватает ума не лезть в наши дела, но то, что от него требуется, выполняет успешно: снабжение, обеспечение, юридическая сторона. Не любит огорчаться, а потому без надобности подчиненных не угнетает: любить не будут, а такое ему огорчительно.

— Не слишком умен и самовлюблен… А не может ли он разболтать что-нибудь, допустим, из хвастовства или по недомыслию?

— Не думаю. Во-первых, не такой уж он простак. Да, не гений — но достаточно хитер и осторожен, поболтать может, но моментально съезжает на себя. Во-вторых, в тонкости нашей кухни он не влезает, знает только то, что на поверхности. А сознательно раскрыть что-то из секретов фирмы — абсолютно исключено. Его фирма — это его благополучие. Да он десять раз у генерального спросит, прежде чем что-то постороннему сказать.

— Разумно, — с привычной лаконичностью подытожил Кононенко. — А секретарша у директора есть?

— Есть, конечно. Хотя в нашей фирме принято называть её диспетчером офиса. Она звонки принимает, первая клиента встречает, и в делах у неё полный порядок.

— А какой она человек?

— Артур, поймите, нашей Анечке и двадцати нет — зеленая она еще… И, скажем так, недалекая.

— Тогда тем более разболтать может, по глупости.

— Мочь-то она может, но что? Информацией она не обладает, в каталоги наши не лезет, да и не пустит её никто. Существа дела толком не знает…

— Но вы же говорили, что у вас все слышно?

— Слышно. Да и потом мы между собой обсуждали, так что она могла бы кое-что рассказать. Но она проявила парадоксальную реакцию — слово «бордель» у неё не вызвало ни возмущения, ни негодования, она в толк не могла взять, почему Гончарова удрала, если имела постоянную работу за границей с приличной оплатой.

— Так она что, совсем… аморальна?

— Нет-нет! — перебила на полуслове Валентина. — Это просто иное поколение. Надежные контрацептивы лишили секс серьезных последствий, для них это просто легкодоступное удовольствие, а мораль, не подкрепленная страхом наказания, не функционирует. У них другая мораль. И проституция для нынешних — не позор, а обыкновенная профессия и даже довольно доходная. Короче, в её пересказе эта история приобрела бы иную эмоциональную окраску, это проникло бы и в статью… Нет, я не думаю, что она причастна к этой публикации.

— А в будущем?

— О, она уже поняла, что разговоры на эту тему могут повредить делам фирмы, а значит, её собственным доходам. Девочка она дисциплинированная и исполнительная, так что будет держать язык за зубами.

— У вас в фирме все так надежны…

— Да, у нас хороший коллектив. А кроме того, сейчас очень трудно найти работу — приличную, солидную, спокойную. Никто не захочет рисковать своим местом и болтать лишнее. Тем более, с нашей системой охраны.

Мюллер вежливо улыбнулся: губы раздвинулись, блеснули ослепительно белые зубы, но глаза остались холодными и озабоченными.

Валентина внутренне передернулась, потом ощутила нарастающую злость ей не удавалось придать разговору нужную тональность. Она попыталась сказать себе, что это — его профессиональный разговор, ему и задавать тон, но душа соглашаться на такое не желала.