— Ира, на тебе живого места нет!

— А-ася, у вас тут и вправду не комары, а летучие собаки! Я всю ночь не спала, отбивалась.

Ну, положим, спала она как убитая, я бы слышала…

За завтраком обсуждали диспозицию на день. Для всех это был вопрос не самый важный: у нас с Димой — выходной, а Ира ещё не пришла в себя после возвращения домой, от возможных угроз её увезли — и слава Богу.

Только Батищев скреб в затылке:

— Ребята, мне придется временно Иру на вас оставить. У меня в четыре тренировка. Я отсюда выеду загодя, все сделаю, зато после занятий сразу вернусь, даже домой заезжать не стану.

— А домашние твои волноваться не будут? И так уже ночь пропадал.

— А я временно сирота — старики поехали дикарями в Крым, нервы в порядок приводят.

— Так ты уезжаешь сразу после завтрака?

— Да нет, попозже, около двенадцати.

— Женя, можно тебя попросить? — Ира утренняя была менее решительна, чем Ира вечерняя.

— Нужно!

А вот о Батищеве такого не скажешь — полон энтузиазма и готов как юный пионер. Господи, какая я старая! Вот Ира уже в пионерках не побывала, думаю…

— Ты моей маме позвони, скажи, что я, мол, на даче у старой знакомой и все у меня нормально, несколько дней отдохну, а если будет возможность позвоню. Ага, ещё скажи, что еду и немного денег я взяла и людям в тягость не буду.

— Бу сде! А номер? А, подожди, я за блокнотом сбегаю!

И действительно бегом понесся к машине. Интере-есное кино — обычно-то Женька на сигаретной пачке номера записывает. Не иначе, как собирается долго этим номером пользоваться. Вернулся вскачь, Ира продиктовала, он записал аккуратненько, выводя буквочки-цифрочки.

— Все?

— Нет, не все, — вмешался Дима. — Находится дача в Комаровке, знакомую зовут… э-э… Ольга Александровна, а ты — сосед по даче.

Ну Колесников, ну конспиратор! Мужчина многих скрытых талантов…

Ира только глазами хлопала — но помалкивала. Интересно, она всегда такой была или последний год научил?.. Но, похоже, соображает она быстро вдруг разлепила распухшие от комаров губы и вставила:

— А если спросит, что за знакомая, скажи, ведет школу танцев в Доме офицеров. А маму мою зовут Инна Васильевна.

Батищев все добросовестно записал. Колесников хищно повел носом в сторону кофейника — ну, значит с делами он покончил.

Теперь за дела взялась я — разлила кофе и распределила крестьянские труды: хрупкие дамы своими длинными и тонкими пальцами (тут Ира угрюмо покосилась на меня) собирают урожай колорадских жуков, а могучие мужчины заделывают дырку в заборе, поливают, пока прохладно, все того достойное и ждут маляров, которые должны прийти красить крышу. Бутылка пшеничной для маляров в холодильнике, самим не пить и малярам не давать, пока не закончат.

Этот план мужчин устроил — их хлебом не корми, только дай забор чинить (см. «Приключения Тома Сойера»). Впрочем, если бы я умела чинить забор, то охотно уступила бы им жуков. Ничего, до Женькиного отъезда они с этим покончат, а там Колесников не уйдет из наших лап.

Мы с Ирой оделись — точнее, разделись — соответствующим образом, повесили на шею по молочной бутылке на ботиночном шнурке и вышли на просторы полей. Было около восьми и солнце пока только потягивалось и разминалось.

Двинулись по грядкам. Колорадов в этом году уродилась тьма-тьмущая. Первые пять минут мне было противно хватать жуков пальцами, потом втянулась. Ира осваивала квалификацию очень быстро, руки у неё мелькали все шустрее. Попутно она успевала еще и выдергивать какую-то флору.

Я осторожно поинтересовалась:

— Ира, а ты уверена, что надо, а что не надо выпалывать?

— Ой, так то ж картошка, а то сурепка, они совсем не похожи!

Я только вздохнула с завистью.

— А жуков этих что, травить нечем? Вон их прорва какая, всех не собрать.

Я мобилизовала свои убогие аграрные познания и что-то там пролепетала, безбожно перевирая названия, которые читала когда-то на маминых огородных банках и склянках. А что их помнить, если все равно не помогают?

Потом, как подобает истинным земледельцам, поболтали о погоде, потом Ира начала вспоминать Махден. Я её на эту тему не наталкивала, случайно вышло — я что-то упомянула о базаре, и тут она пошла рассказывать про базар в Магомабаде, потом — о какой-то лавке, тряпках и безделушках, о старухе-хозяйке… А я-то думала, там только мужчины торгуют, оказывается, и женщины тоже, только старые. Мне вообще было интересно, а в Махден этот, наверное, я в жизни не попаду. Я и ляпнула:

— Как бы мне хотелось самой там побывать!

А она и говорит:

— Вы бы имели успех — рыжие там большая редкость.

Я мгновенно язык прикусила, щеки огнем полыхнули. Но, оказывается, Ира никак не собиралась меня осадить или задеть — просто привычка сработала. Смотрю — через секунду и сама краской залилась, сообразила.

— Простите, Ася, это я так, без задней мысли, просто — как женщина женщине. Вы ведь и красивая… Но вообще там не только… ну, плохое было. Я и научилась там очень многому…ой, ну не в этом смысле. На всяких европейских языках поговорить могу, любого человека разговорю. Немного даже по-ихнему выучилась, но только говорить — читать не успела. Ну, косметика там, умение одеться — это само собой. В цветах разбираюсь, знаю сто четырнадцать способов пасьянс раскладывать, это Конни научила, была там у меня подружка…

— Ира, а тебе не больно все это вспоминать?

— Ну, я ведь не вспоминаю о противном. И вообще — теперь уже что, теперь я дома. Только я не думала, что тут так… ну, преступники, бандиты. Раньше, до отъезда, слышала, конечно, всякое, но когда сама столкнулась… Знаешь, — она незаметно перешла на ты, — когда на дороге стрельба началась… это совсем не так, как в кино… и в кино запахов нет…

— Ну не надо, слышишь? Мы с тобой заняты мирным созидательным трудом, картошку созидаем, чтобы зимой было что кушать. Ты себе говори все время: ой, надо внимательнее, чтобы не пропустить; когда на работе сосредоточишься, мысли уходят.

— Картошка… картошка там не такая, как у нас… Знаешь, как-то мне не приходило в голову, что тут я кому-то поперек глотки стану, что охотиться начнут. Что журналисты приставать будут — ждала, настроилась отбиваться. Мне с ними говорить не о чем, мало мне беды, так ещё позориться! И все же выговориться охота, рассказать все. А то иногда кажется, что от всех этих воспоминаний лопну. А вот начала тебе говорить — глупости всякие лезут, базар, старуха эта, Неджмие…

— Послушай, Ира… Рассказать, выговориться — с этим можно бы и повременить, хоть и тяжело. Не о том ты сейчас тревожишься. Думаешь, мы сюда сбежали — и все проблемы решены? Тебя уже пытались захватить на дороге. Что-то ты знаешь лишнее. Сама не догадываешься, что это важно, а они… ну те, кто на вас напал и кто их послал… они боятся, что ты рот раскроешь. И многое сделать могут, я даже говорить вслух боюсь. И вот я думаю, если посадить тебя перед магнитофоном или ещё лучше перед видеокамерой, чтобы ты рассказала все-все, а потом кассету спрятать в надежном месте, то будет хоть какая-то защита — ну, знаешь, как в фильмах: мол, если со мной что-то случится, то кассета попадет в милицию или там на телевидение — это можно решить…

Она молчала. И я рот закрыла. Пусть подумает. О наших с Димкой подозрениях я ей пока не хотела сообщать, хватит у неё своих забот…

Стоило мне вспомнить Диму — и мысль сразу перескочила. Подлая я все-таки! Хватило совести к Наде пойти, просить, чтобы шпионил кто-то, стыдно-то как! Он такой молодец, обо всем думает, заботится, а я его проверять вздумала. Ну молчун у тебя мужчина, ну не разливается соловьем, свои заботы при себе держит, тебе на душу не грузит — а ты уже недовольна. А он даже тапочки привез!..

Тут Ира прервала мои самокопания:

— Я подумала. Только, по-моему, ничего я такого не знаю, за чем кому-то гоняться стоит. Но ты говоришь — сама не догадываюсь. Давай я тебе все расскажу, что помню, ты вопросы задавай, если что непонятно или, по-твоему, подробней надо. Ну, вроде репетиция получится. А потом уж решим, что надо записывать… для чужих ушей… а без чего можно обойтись.