В глазах посла мелькнула на мгновение злоба и скрылась под отполированной маской светской любезности: обнаруживать истинные чувства дипломатам не положено. Упрямый сукин сын! Делает вид, будто не догадывается, что еще у него спросят в оплату за русскую гарантию для Ганновера. Я улыбнулся самым ласковым и приятельским образом:

— Согласитесь, дорогой друг, что Россия вправе ставить вопрос о вознаграждении за оборонительный союз.

— Никто сего права не отрицает. Субсидия на содержание дополнительных воинских контингентов обязательно будет предоставлена.

— Мы с Вами уже пришли к выводу, что этого недостаточно. Что же касается взаимственной поддержки на морях…

Витч старательно пытался выглядеть хладнокровным и даже беспечным, но его напряженная поза выдавала волнение. Как тут избежать соблазна затянуть паузу и немного помучить собеседника?

— … То хотелось бы, чтобы наша дружба распространилась также на южную гемисферу и на все воды к востоку от Бона Эсперанца.

— Зачем? Какой смысл?! Ваша империя не имеет заморских владений!

— Вы отстали от жизни, сэр Сирил: уже имеет. Императрицей подписан и на днях будет обнародован указ о принятии под высочайшую руку Ее Величества колонии на африканском берегу, в заливе Алгоа. Порт святой Елизаветы — можете сообщить это название лорду Картерету.

— Ах, так Вы подарили государыне свою факторию?

— И тут же получил обратно, под управление Камчатской компании. Прежнее положение оказалось ненадежно, ибо сим пунктом пытались овладеть голландцы. Пока без успеха: лишь сожгли пару дюжин убогих лачуг, да вытоптали посевы колонистов. Единственным следствием стал перенос поселения в более удобное к обороне место. Однако повторение попыток, с лучшею подготовкой, весьма вероятно. Возможность пригрозить репрессалиями против их торговли в России отнюдь не помешает.

— Значит, Вам нужна защита от голландцев?

— Голландцев мы и сами приструним. Они достаточно уязвимы. Я бы сказал, нам нужна не только и не столько защита. Скорее, признание равного права на мореплавание и торговлю в Восточных Индиях.

— О-о-о… Такое желание, граф, весьма неожиданно. Предвижу немалые трудности в его осуществлении.

— Думаю, они преодолимы. Всем известно, с какою ревностью относятся ваши ост-индские торговцы к любым возможным соперникам; но ведь они — разумные люди! Представить, что русские способны создать помехи в торговле стократ опытнейшим британцам? Да это просто смешно! Много вам мешают датчане в Индии? Или португальцы? А то еще была, если помните, бранденбургская фактория в Аргуине, курляндская — на Тобаго… Символ Британии — лев, а лев не ловит мышей, или, допустим, зайцев. Не того размера добыча. Россия — великая страна, но только на суше. В морской торговле мы всего лишь свифтовские лилипуты, шести дюймов ростом.

— Excellency, Вас хорошо знают в Лондоне. Сегодня, скажут они, компания графа Читтано шесть дюймов ростом, завтра будет шесть футов, а послезавтра — шесть ярдов, и кто покажется тогда лилипутом?!

— Если бы так! Сэр Сирил, Вам прекрасно известно: английское судоходство даже у берегов России превосходит русское. Впрочем, здесь обе нации, взятые вместе, уступают голландцам. Полувековые усилия царя Петра и его наследников по приучению подданных к мореплаванию возымели очень скромный успех. Выяснение причин увело бы нас с вами слишком далеко, но можете мне поверить: это не случайность. Россия не способна стать соперницей Британии на морях, ни в военном смысле, ни в торговом. Сие проверено опытом. В конце предыдущей войны со шведами государь делал для усиления корабельной линии всё, что может предпринять энтузиаст флота, облеченный неограниченной властью. Финансы империи потом долго не могли привести в порядок. А плоды усилий оказались недостаточны для противостояния эскадре адмирала Норриса, составлявшей менее четверти британских морских сил.

— Если считать лишь корабли, годные к плаванию, то более четверти. Пожалуй, почти треть.

— Все равно, силы несопоставимы. А по числу коммерческих судов разница гораздо больше: в десятки раз, если не в сотни! Поверьте, допустив нас в Бенгалию, Ост-Индская компания потеряет в деньгах очень мало. Может быть, совсем ничего.

— Много или мало, но потеряет. В то время, как могла бы приобрести.

— Можно постараться все изменения в торговом обороте провести за счет голландцев. Мне сообщили, в переговорах по разделу рынка индийской селитры они претендуют на равную с Британией долю: три восьмых — аж тридцать семь с половиной процентов! Зачем столько невоюющей стране?! Понятно, что для перепродажи. Нам, в числе прочих. По безумным ценам военного времени.

— Не думаю, что Verenigde Compagnie легко согласится уступить кому бы то ни было часть своей квоты. Не лучше ли в рамках союзного трактата озаботиться вопросом о дополнительной субсидии на закупку пороха или его компонентов?

— Желание держать союзника в зависимости от себя понятно и, в общем, естественно. Только я ведь уже говорил: мы заинтересованы исключительно в равном альянсе, а положение нанятой прислуги нас не устроит.

Видно было, что резкие слова сильно задели Витча. Не будь он дипломатом в третьем поколении — наверно бы, выругался в сердцах. Возможно, даже по-русски. Впрочем, воспитание возобладало, и он нашел приличные формулировки для ответа.

— Сэр Александр, никто не претендует поставить Российскую империю в зависимость или в униженное положение. Но не Вы ли только что рассуждали о несопоставимости наших морских сил? Сие составляет естественную причину различия возможностей — и с нею приходится считаться!

— Конечно, сэр Сирил. Именно поэтому мы нуждаемся в поддержке на море — в точности, как Британии не обойтись без нашей помощи на континенте. Зависимость союзных держав друг от друга не составляет чего-либо предосудительного, если она взаимна и несет обоюдную выгоду. Наши торговые отношения по железу, лесу и пеньке служат превосходным тому примером.

— Но касательно ост-индской коммерции Вы, граф, очевидным образом стремитесь нарушить баланс интересов!

— Разве? По-Вашему, если жители Амстердама и Лондона вправе торговать с Индией, а обитатели Санкт-Петербурга сего удовольствия лишены, то коммерческие интересы их сбалансированы? И вообще, взгляните на вещи шире, не ограничивая поле зрения сиюминутной выгодою. Когда наша империя будет иметь заморские владения, хотя бы скромные, но приносящие постоянный доход — разве не ясно, что правительство Его Британского Величества получит в свое распоряжение некие нити, за которые сможет в любой момент потянуть, влияя на русскую политику? Возьмите, к примеру, Португалию: сия держава неизменно к Англии дружественна, ибо в противном случае рискует утратить коммуникацию со своими колониями. Хотите создать для России такие же стимулы к союзу с вами? Так помогите нам в южных морях — или, по крайней мере, не мешайте!

Сия беседа с Витчем не осталась единственной. С ходу втеснить прожженному дельцу идею о выгоде равных, а не кабальных отношений с партнерами по альянсу было, разумеется, невозможно. И все же с течением времени, поворачивая одну и ту же мысль разными гранями, удалось привести посла не то, чтобы к согласию, но хотя бы к задумчивости: а может, в аргументах графа есть доля истины? Насколько это шаткое настроение передалось лондонским вершителям дел, судить не берусь, — однако при подготовке новой коммерческой экспедиции в бенгальский Банкибазар я уверенно заявил Черкасскому, что англичане открыто вредить не будут:

— Не посмеют они, князь Алексей Михайлович, едва наметившуюся першпективу союза — взять, да единым духом и разрушить! Даже и ост-индцы, коим за прошлую шалость крепко влетело по карману. Своими силами точно напасть не посмеют. Каких-нибудь туземцев под рукою науськать — вот это более, чем вероятно.

— А чем азиятский хрен британской редьки слаще?!

— Тем, что от этакого угощения опытный капитан всегда сумеет уклониться. У восточных морских разбойников нет судов, сочетающих в нужной пропорции быстроту хода и мощь артиллерии. Кто наших способен догнать, того они утопят. И наоборот, от сильнейшего неприятеля — убегут. Хотя, конечно, зевать и с индусами не следует. Но все же с ними полегче. Имея британцев неприятелями, я бы в те моря не полез.