В одном немаловажном отношении мы, здраво рассудя, отступили от первоначального плана. Не стали забирать жар для котла напрямую от доменной печи, ибо расположение машины вышло бы в этом случае весьма неудобным, с точки зрения доступа к ней. Котел, цилиндры, поршни, клапаны, коромысла — все сие требует, особенно поначалу, вмешательства мастеров для отладки механизмов, исправления неизбежных поломок и внесения возможных улучшений в конструкцию. Тащить это громоздкое и покамест капризное хозяйство на колошниковую площадку, где и без того тесно, а вырывающийся из печи жар грозит испепелить зазевавшегося работника… Ну его к дьяволу! По крайней мере, не следует замахиваться на все сразу. Вот добьемся надежности, как у хороших башенных часов, работающих сто лет без поправки либо замены частей — тогда пожалуйста, можно котел над печью вешать. А пока пожжем уголек. Авось, не разоримся. Расход ведь не беспрерывный: только в те месяцы, когда воды недостает.

Вроде бы, задача решена… Одна из доменных печей сразу получила резервный источник силы для поддержания дутья, другие ожидали поставки заказанных для них машин, самое позднее, к зиме. Острота проблемы существенно снизилась. Но что делать с директорами, управляющими заводом? Чуть не загубили, черти, всю коммерцию! Вытеснить потом английских соперников из Леванта навряд ли удалось бы, а без вывоза литья в турецкие владения о серьезном доходе нечего и мечтать. Менять состав директориума — смысла большого не вижу. Загвоздка не в персональных свойствах управляющих. Пыжов, Чижов, Ежов… Какая разница? Кого ни ставь, любой станет устраивать спокойную жизнь для себя. При этом, Компания слишком велика, чтобы крупные вкладчики могли следить каждый шаг служителей и вмешиваться в дела, по мере надобности.

Да если б даже могли — что с них толку? Ладно, я: все-таки, с Дезагюлье и с Лейпольдом дружбу водил, с иными умными людьми беседовал об огненных машинах неоднократно, сам кое-что по этой части еще во времена Петра Великого придумал и в железе воплотил. Для меня такая машина — не чудо заморское, а вполне утилитарное устройство, подобное водяному колесу или ветряку. Но если бы, предположим, подхваченная прошлой зимою горячка оказалась более злокачественной, и ваш покорный слуга взял, да и помер?! Все мы на свете временные гости. Шуваловы (хоть оба брата вместе, хоть любой в отдельности) как бы распорядились в этом деле?

Что-то мне подсказывает: не стали бы компаньоны искать новые источники движения. Может, припрягли бы волов, может — голландских мельниц понастроили; убыток же от сих допотопных способов возместили, урезав жалованье мастеровым. Подход вполне действенный, если рассчитывать на малый срок и не особо задумываться о будущем. Однако, в длительной гонке вперед вырвется тот из соперников, коий всех прочих превзойдет не скупостью и зверством к своим работникам, а изобретательностью и умом. Как биться на этом поле с британцами, черт его знает! В Англии любой промышленник, устремляющийся за коммерческой выгодой, слышит за спиною топот и тяжелое дыхание толпы, претендующей на ту же добычу. Он вынужден изощряться в отыскании всевозможных преимуществ, потому как при малейшей оплошности его обгонят и перехватят желанный прибыток. Россия, сравнительно с Островом, сонное царство. По товарам, отпускаемым компанейскими заводами, состязательности почти совсем нет. Даже не потому, что некому: Демидовы могли бы, в принципе, потягаться. Но у меня с этим кланом сложилось партнерство, основанное на разделении сфер деятельности. При отсутствии формального трактата, всякий сверчок тут знает свой шесток. Моя компания закупает полосу, переделывает в белую жесть, корабельные болты и кницы, рубленую и вязаную сталь, и продает за рубеж; а сама полосовое железо не вырабатывает (демидовское, как ни старайся, окажется прочнее и дешевле). Братья, соответственно, не претендуют на мои экспортные привилегии. Исключение — Персия, где встречается уральское литье с южнозаводским. Само собою, на внутрироссийский торг тоже идет товар из всех источников; сие, впрочем, не составляет яблока раздора, ибо по-настоящему большие деньги приходят исключительно из-за границы. Монопольный статус весьма благотворно влияет на доходы Компании, хотя в то же время потворствует склонности ее приказчиков к чрезмерной самоуспокоенности и безделью.

Как обязать директориум измышлять и вводить в употребление новые, превосходнейшие против прежних, способы работы? Никак, наверно, не выйдет. Одно дело — исполнять рутинные, регламентом определенные, правила; совсем иное — выдумывать свои, от века небывалые. Два этих занятия требуют совершенно различного склада ума. Селифан Панкратьич на своем месте чрезвычайно полезен: держать в руках столь обширное хозяйство, приводя к единой цели движение разнородных его элементов, весьма и весьма непросто. Вносить на ходу значительные улучшения… Ну, не хватает его на такое. И негде взять человека, коего хватит. Возможно, следует поручить отдельной команде инженеров поиск по всему свету, приспособление к местным нуждам, а коли получится, так и самостоятельное изобретение всяческих полезных новшеств. Подчинение сих людей главноуправляющему следует обусловить категорическим запретом использовать оных для всяких случайных поручений, попросту говоря — на побегушках. Спрашивать надо, как с них самих, так и с управляющего (в части руководства этим департаментом), за решение важных технических проблем.

Беда в том, что на формирование и надлежащую подготовку такого разведочного отряда уйдут годы — а расщедрится ли Создатель на долголетие для графа Читтанова, неизвестно. «Me mortuo terra misceatur igni», часто говаривал император Тиберий. То бишь, после меня гори все огнем. Не повторю эти слова вослед римлянину, ибо судьба начатых дел заставляет переживать и беспокоиться, подобно многодетному отцу, пекущемуся о судьбе потомства. Вот глянут будущие владельцы в расходную ведомость, усомнятся насчет полезности возможных приобретений от дорогостоящих изыскательских работ, да и прикроют все нахрен! Ежели размахнуться слишком широко, всенепременно так и будет. Поэтому цель надо ставить близкую и практическую. Скажем, доведение до ума лейпольдовой огненной машины, дабы уравнять оную по надежности с машиной Ньюкомена.

Хотя в пользу англичанина говорит весьма широкое распространение насосов его инвенции (примерно сотня их действует в Британии, десятка полтора на континенте), никак не могу избавиться от впечатления какого-то врожденного уродства, вывернутости наизнанку этой системы. Ну, как она работает? В объем, заполненный паром, впрыскивается холодная вода, осаждающая оный; сгущение материи создает пустоту, в которую втягивается поршень под влиянием упругости воздуха. У Лейпольда все проще: пар, выходящий из котла, давит собственной силою — кстати, цилиндров в машине два, и движение происходит без пауз, присущих конструкции соперника. Нет непреодолимых препятствий к использованию паровика где угодно: скажем, для вращения токарных станков на заводе или для буксировки кораблей в порту, посредством специального судна.

Однако, розы не растут без шипов. Кожаный уплотнительный манжет, самый уязвимый элемент машины, нуждается в смазке. Ньюкоменов поршень покрыт водою, она и выполняет эту роль. Если из-за плохого сопряжения частей некоторое количество жидкости окажется втянуто в цилиндр, сие действию механизма не вредит. В лейпольдовой машине пар слишком тугой и горячий, он выдавливает воду прочь. Здесь надобны особые приемы.

Если бы дело заключалось в том, чтобы создать один-единственный экземпляр, ценою подобный ювелирным изделиям и требующий при работе, чтобы вокруг него толпою хороводились ученые инженеры, задача не представляла бы особой трудности. Давным-давно, еще при Петре Великом, я такое, собственно, уже сделал. Огненная тележка, сотворенная для государевой потехи, вполне себе ездила — часа два или три. Потом сломалась, и без меня ее никто не смог исправить. Сейчас речь идет о коммерчески выгодном использовании стихии пара, хотя бы применительно к случаю острого сезонного недостатка механической силы. Кое-какие усовершенствования с тех времен, воистину допотопных, были сделаны; на пару месяцев устойчивой работы, с короткими перерывами, осмеливаюсь питать несмелую надежду; но полагаю сие лишь начальным пунктом длительного и многотрудного пути.