Новоявленный ересиарх умело творил легенду из собственного неприглядного прошлого. Подделка им векселей обернулась протестом против служения Мамоне и золотому тельцу, тюремное заключение — страданием за правду. Староверских начетчиков я сам некогда спровадил в Капскую землю; оставшиеся без духовного водительства мужики против ловкого краснобая, прошедшего двойную школу Оксфорда и Ньюгейта, оказались беззащитны, как овцы против матерого волчары. Было сие учительство намеренным обманом, или мой бывший крепостной сам веровал в то, что проповедовал — право, не знаю. Круг его сторонников расширялся, и появились случаи перехода в секту из православия. Вот этого уже терпеть не следовало. Дойдет до государыни — не оправдаюсь.

Однако прямые меры противодействия грозили посеять раздор среди моих людей. Полное отсутствие принуждения в делах веры служило тем краеугольным камнем, на коем стояла выстроенная многолетним трудом промыслово-торговая махина. Обидишь староверов — пострадают заграничные фактории и отложится порт Елизаветы; заденешь сторонников римской церкви — уйдут неаполитанцы, составляющие изрядную долю моряков. Харлампиевцев пока не столь много, но важен сам принцип. Поэтому получившие от меня подробную инструкцию Михайло Евстафьев и Франческо Марконато ласково, но твердо предложили сектантам ехать колонистами в Америку.

Духовный их глава не противился. Прекрасно понимая, что здесь ему развернуться не дадут, а там — полная воля, он лишь оговорил возможность будущего пополнения состава переселенцев ветковскими ссыльными, пребывающими ныне в Сибири. Не всеми, конечно — их там тысяч сорок; а кого посланные из укоренившейся уже колонии выберут. Сие нисколько не противоречило моим планам. Простой расчет показывал, что доставка одного человека в Камчатку (или в Америку, что равноценно) вокруг Африки и Новой Голландии встанет в сотню, а то и в две, рублей. А колонизацию вести надо быстро: в Новой Испании одних креолов полмиллиона, туземцев — гораздо более того. Коли промедлим, нас опередят. Поэтому наряду с чисто морским путем следует в меру сил использовать сибирский, с последующим перевозом людей из Охотска на американскую сторону. Ежели староверы на свой кошт отправятся (деньги у них есть, это мне доподлинно известно), лучшего и желать не надлежит.

По достижении сей договоренности, ушли в Пацифический океан еще два корабля и унесли возмутителя спокойствия, вместе с преданными ему простаками. Хороший был парнишка в детстве и отрочестве. С годами вырос в изрядного сукина сына — Бог знает, почему. От меня, наверно, набрался: я тоже не ангел. Вот так смотришь, бывает, на чью-то гнусную рожу — и узнаешь в ней собственные черты, искаженные кривым зеркалом иных обстоятельств. Только сдается мне, что воспитанник позаимствовал у наставника не лучшее; а тем, что хотелось бы ему передать — наоборот, пренебрег. Но силен, отрицать не стану. Способен подчинять людей не властью, препорученною от начальства, а одной собственною волей. Ему покорствуют бескорыстно и с радостью. Если кто сможет сойти на дикий берег и внушить враждебным дикарям, что ради собственной пользы и удовольствия им следует подарить охотничьи угодья бледнолицым пришельцам — так это, несомненно, Харлампий. Попадутся какие людоеды — он и тех убедит, что вкуснее и питательнее плоть соплеменников, а чужеземцы тяжелы для желудка. Ну, а коли все же съедят… Приятного аппетита, мне не жалко!

Впрочем, я забежал вперед и не поведал о землях, кои предполагалось колонизовать. Совсем недавно о них было почти ничего не известно. Академик Делиль, готовя морские карты для Беринга, тщательнейшим образом изучил сведения о путешествиях в этой части света и вынужден был довольствоваться более чем скудной добычей. К югу от мыса Мендосино приметные места на побережье оказались поименованы и отмечены; зато к северу на огромном пространстве сиротливо ютились мыс Бланко-де-сан-Себастьян, устье безымянной большой реки под сорок пятым градусом широты, да сомнительный пролив под сорок восьмым, якобы найденный полтораста лет назад венецианским греком, состоявшим в колониальном флоте Испании. Мне ли не знать венецианских греков?! Иностранцу, готовому их слушать (и угощать при этом), они таких басен наплетут, что за целую жизнь не разобраться, где правда, а где ложь. К сожалению, ни Беринг, ни Чириков до проливов и рек не добрались. Там, куда добрались — ничего примечательного не увидели. Горы, острова, туман… При попытке высадиться люди пропадали бесследно: то ли от злых туземцев, то ли от разбивающих шлюпки приливных течений.

Неаполитанец Альфонсо Морелли, капитан «Святого Иоанна», должен был по прибытии в Авачинскую гавань дать команде положенный отдых, а затем выйти в море и двигаться строго на восток. Уточнив по пути местоположение и размеры отмеченных предшественниками островов, добраться до пункта, где пропали чириковские шлюпки. Если позволит погода, медленно пройти в виду берега, стреляя из пушек и наблюдая, не появится ли в ответ огонь или дым. Будет сигнал — стараться выручить подавших его, действуя по обстоятельствам; не будет — отнюдь не высаживаться в гиблом месте, а двигаться вдоль побережья на юг в поисках безопасной и удобной бухты. Изначально к сему путешествию определены были два корабля, хотя, на случай неблагоприятный, допускалось и одиночное плавание.

Однако в сорок четвертом году в Лондоне вышла книга ирландского эсквайра и члена парламента Артура Доббса (я получил ее лишь после того, как мои «евангелисты» отплыли в Камчатку). Почтенный джентльмен, чрезвычайно увлеченный поисками северного пути между Атлантическим и Пацифическим океанами, опубликовал ряд новых, ранее не известных материалов; среди них — датированный тысяча шестьсот сороковым годом рассказ о путешествии испанского вице-адмирала Бартоломео де Фонте и подчиненных ему капитанов. Сей флотоводец будто бы обнаружил на западном побережье Америки устье могучей реки, изливающейся в море около пятьдесят третьего градуса северной широты. Поток был столь мощным, что море на двадцать лиг вокруг сделалось пресным, как при впадении Амазонки. Соответственно, и русло оказалось достаточно глубоким даже для морских кораблей. Огромные озера, подобные имеющимся в американских владениях Франции, только еще более грандиозные; минеральные богатства и плодородные земли; туземные города, населенные дружелюбными и честными индейцами… Слишком красиво, чтобы принять за чистую монету: главным образом, непонятно, почему испанцы за прошедшие сто лет не наложили на всю эту благодать свои загребущие руки, — но во многих мелких деталях рассказ выглядел убедительным. Сам Артур Доббс заявил, что он «пропитан воздухом правды». Были очевидные несуразности — однако не большие, чем можно встретить в заведомо реальных отчетах. Учитывая, что описание похода публиковалось в вольном переложении на английский, сии огрехи могли быть внесены переводчиком, а открытия — оказаться хотя и сильно приукрашенными, но действительно имевшими место. С первым снегом помчались по Сибирскому тракту почтовые тройки, спеша доставить новые распоряжения для Альфонсо. Теперь первоочередной его задачей стали поиски Рио де лос Рейес, как именовалась эта великая река, и расположенного в устье оной архипелага святого Лазаря. Выходило, что Алексей Чириков повернул обратно, лишь самую малость не достигнув сих заманчивых мест.

Отчет Морелли до меня дошел, как и следовало ожидать, летом сорок седьмого года. Плавание окончилось удачно — в том смысле, что корабль вернулся целым, невредимым и со вполне умеренной убылью в людях. Что же до испанских находок — великая река обернулась великой мистификацией. Кто мог надуть фальшивку «воздухом правды»? Есть у меня одно предположение. Соседом Доббса по земельным владениям и старым его приятелем оказался создатель «Гулливера» Джонатан Свифт: он-то, всего скорее, и подшутил над энтузиастом географических открытий. Теперь, к сожалению, сочинителя уже не спросишь. Покойники не отвечают живым, как бы ни старался доказать обратное открыватель «небесных тайн» Эммануил Сведенборг. Может, и не Свифт. Но кто-то весьма талантливый, бесспорно.