«…Вот вам на снимке и Артек. Море здесь такое большое, что, если хоть три дня его ведром черпать, — все равно не вычерпаешь. Вот здесь какое море! А горы здесь такие высокие, что даже кошка через них не перепрыгнет. Вот здесь какие горы!

Это письмо пишу вам на другой день после того, как спустился я с угрюмых скал… в солнечную долину пионерского лагеря. Серые туманы окутывали нас почти двое суток. Стремительные ветры да дикие орлы кружились над нашими головами. Мы лезли такими опасными и крутыми тропинками меж гор и пропастей, по каким мне еще не приходилось лазить с далеких времен гражданской войны. На вершине скалы Ганзуры я сидел один и плакал о потерянной молодости ровно один час и 24 минуты. Вероятно, поплакал бы и больше, если бы снизу от костров не донесся запах чего-то жареного, и мне захотелось поесть. Поспешно тут спустился я в ущелье, и было самое время, потому что все уже успели захватить себе куски получше, а мне достался какой-то костлявый обглодок.

  После этого закутался я в свое серое солдатское одеяло и, подложив под голову тяжелый камень, крепко заснул.

  Видел я во сне чудесный месяц, который плывет над рекой.

  Видел Теремок у речки над водичкой.

  Видел я обезьяну — Черный хвост. И ужасно кричала эта проклятая обезьяна, когда уклюнула ее смелая птичка-синичка.

  Вдруг раздался гром, и я проснулся. Перевернулся, а барабанщик ударил тревогу в барабан…»

Неспокойно было на душе у Гайдара, словно чувствовал перед кем-то вину. Но почему?

Еще в Ивнах, на Курщине, Гайдар начал писать новую повесть «Синие звезды» — о мальчишке Кирюшке, сыне погибшего кузнеца. Но так и не закончил ее. «Пусть полежит», — решил.

Да, многое он, Гайдар, не успел еще сделать. А ему хотелось написать такую книгу, чтобы не было стыдно прочитать ее и в той прекрасной жизни, что зовется социализмом.

Вот и вторая часть «Школы» лежала неоконченной.

Все чего-то не хватало в работе над книгой.

Гайдар уже догадывался, в чем причина. Ведь его герой Борис Гориков, как и он сам, свои юные годы провел в Арзамасе, отсюда уехал на гражданскую войну. В Арзамас он должен возвратиться после ранения под Новохоперском, а потом три недели жить здесь.

А не поехать ли самому снова в родной город и там работать над продолжением «Школы»?

Родные края всегда неодолимо влекли к себе, где бы он ни находился — в Крыму или на Кавказе, Урале или на Севере.

Никого из родных не осталось в Арзамасе — отца и матери давно нет в живых. Разъехались сестренки кто куда. Талку он часто видел, а вот Катю и Олю редко.

Кажется, в 1929 году совсем случайно встретился на Арбате с Катюшей. Обрадовался, приподнял и закружил свою милую «сестришку». И Катюша была ошеломлена нечаянной встре чей, она-то ведь совсем не знала, что брат живет в Москве. И право, не знала даже, сердиться ей или смеяться вместе с ним. Надо же, в самом центре Москвы при всем честном народе бесцеремонно поднял и закружил человека!..

А потом он сказал ей: «Дорогая моя сестришка, пойдем со мной, я подарю тебе маленькую денежку». И потащил в «Молодую гвардию».

Как смутилась Катя, когда они вышли из редакции. «Вот чудеса — маленькая денежка, да на нее же можно купить зимнее пальто!» А он, Аркадий, смотрел радостный и счастливый — как ему повезло: и сестренку встретил и, к счастью, было что получить и подарить своей сестренке.

Эх, сестришка, милая сестришка! А как она здорово поет частушки. Запомнились тогда, еще в его последний приезд в Арзамас, где Катя жила с маленьким сыном.

Что, кудрявая береза,
Ты шумишь, а ветра нет.
Что, сердечко ретивое,
Ты болишь, а горя нет.
Как бы шали ни мешали
Кисти ни сплеталися,
Как бы дома ни бранили,
С милым не расстанусь я.

И как он не давал тогда покоя Кате, все просил и просил снова спеть. А та удивлялась: почему так ему понравились частушки, ведь и голоса-то у ней настоящего нет.

Да разве в голосе дело!

Воспоминания о детстве, об арзамасском комсомоле снова встревожили душу. Да, он поедет в Арзамас и друзьям своим, Рувиму Фраерману и Константину Паустовскому, которые давно стали ему самыми близкими людьми, обязательно напишет, как ему там живется.

Приехав в Арзамас, Гайдар остановился в Доме крестьянина и сразу же отправился к старым друзьям. Только на третий день, обнаружив в кармане ключ от номера, он вспомнил про Дом крестьянина.

Бог с ним, с этим номером! Гайдар любил дом, в котором жил Митя Похвалинский, — ведь он и его жена Нина Николаевна жили там, на углу Новоплотинной, где прошло его детство.

У Мити Похвалинского двое ребят, и Гайдар с превеликим удовольствием возится с ними. Он уже дал им новые имена — Юрка-фигурка и Адик-мармеладик. Для них же придумал игру «в экспедицию»: прятал по всем комнатам коробки с конфетами и пробки для пугачей, кто найдет больше, тот и победитель.

Арзамасские мальчишки быстро пронюхали, что в городе появился «живой» писатель, и ходили за Гайдаром буквально по пятам.

О странном приезжем рассуждали и словоохотливые соседки с улицы Коммунистов — бабка Аннушка и ее приятельница Анна Михайловна. Странный человек этот приезжий: ходит по городу, мальчишек вокруг себя собирает, в снежки с ними играет, а самому, поди, давно за тридцать…

У Анны Михайловны был сын Стасик, и она не на шутку за него беспокоилась.

Но Стасик и его приятель Петька имели на этот счет свои суждения. Чудак дядя пришелся им по душе. Ну скажите, разве это плохо, если взрослый разговаривает с ними всерьез, а «не понарошке»? И если даже попадешь ему снежком, он не будет ругаться, как другие, и не станет грозить милицией?.. К тому же приезжий человек оказался на редкость добрым: иногда он выносил из дома огромный кулек с конфетами и раздавал их ребятам.

Нет, такого чудака еще не бывало в Арзамасе!

Или вот вчера нанял лошадь на Базарной площади, усадил ребят в сани и поехал со всей ватагой по Арзамасу, а сам смеется, кнутом размахивает и кричит:

— А ну, куча-мала, поехали путешествовать!

Но особенно приятно путешествовать потому, что около каждого магазина «куча-мала» останавливалась, чудак дядя скрывался в дверях магазина и выносил оттуда килограммов десять пряников.

Все это, конечно, быстро поедалось, и «куча-мала» продолжала свое путешествие.

Когда кто-нибудь из малышей кричал: «Ой, дяденька, сейчас упаду!..» — веселый человек отвечал:

— Упадешь — не пропадешь, встанешь и пойдешь!

Петьке со Стасиком сказали, что веселый и добрый человек — это и есть писатель Гайдар, тот самый, что сочинил «Школу» и «РВС». Ребятам хотелось окончательно убедиться в этом.

Они стояли уже целый час у ворот дома. В руках у Стасика была повесть «Школа» с портретом писателя Гайдара. Стасик в сотый раз заглядывал в книгу и повторял:

— Он, Петька, честное пионерское, он…

— А я что говорю? — соглашался было Петька и тут же добавлял: — Ну а вдруг не он?

Пока ребята рассуждали да спорили, они не заметили, что Гайдар уже стоял в воротах и, улыбаясь, слушал их.

Наконец он громко кашлянул, и ребята обернулись.

— Дядя, — сказал Стасик, краснея. — А мы вот с Петькой все спорим, — он показал на книгу. — Вы это или не вы?

Гайдар взял из рук Стасика книгу и просто сказал:

— Да, это я…

И с того самого дня Стасик и Петька стали добровольными адъютантами у веселого человека Гайдара.

Проводив ребят, Гайдар сел к окну и долго глядел на пустынную тихую улицу, на каменные громады церквей, видневшихся вдали.

Хозяев дома не было, и в комнате стояла тишина. Гайдар долго сидел у окна и все глядел через заиндевелое окно. А на другой день рано утром отправился на базар. День был солнечный и чуть морозный. Он долго с удовольствием бродил по базару. Здесь все так, как в детстве. Вот знаменитые арзамасские гуси — важные, чванливые, с шеями, похожими на белых змей. Но Гайдара больше всего на базаре интересовал щепной ряд, где колхозники продавали кадки, столы, каталки. Все это так хорошо пахнет свежим, морозным, еще сыроватым деревом.