Блефовал совершенно спокойно: раз князь на охоту не взял, значит, ты, парень, никто, и звать тебя никак. И судилища княжеские тебе не с руки. Так и оказалось.

– Прости, боярин, обознался. Боярин Загульский у тебя прощения просит. Молод ты годами, думал, служишь тому боярину, с кем мы торг вели. Федор, поднимай серебро, сучий потрох! Все по твоей вине случилось! Получишь батогов!

Так, первый раунд был за мной, дальше – дело техники. Федор поднял с земли кошель, буравя меня своими глазками, и протянул его мне. Развязав кошель, начал хладнокровно пересчитывать монеты, перекладывая их в пустой мешочек, который тут же привязал себе на пояс.

– Неужто не доверяешь мне, боярин? Считаешь монеты, как лихвар[12] на рынке. – Толстый явно нервничал.

– Тебе бы не пересчитывал, боярин Загульский. Но монеты получил от твоего холопа. А к нему у меня веры нет, – совершенно спокойно отбрил толстого.

Не подвела интуиция. Пересчитав монеты, молча протянул кошель боярину:

– Тут сто двадцать монет, боярин. С тебя еще двадцать монет.

Толстый с размаху залепил своему жолнеру в рыло, а тот, вытирая кровь, с ненавистью буравил уже его своими глазками. Может, зарежет когда-то втихаря. Толстый оказался средневековым вариантом базарного кидалы. Находил приезжих купцов с выгодным товаром, торговался, давал задаток, а потом таким же макаром, как со мной, или похожим пер на них буром. Любой купец предпочтет недобрать пару монет, чем с боярином заедаться. Тот может просто в рожу дать – и ничего ему за это не будет. Ну а потом продавал в провинции, с наваром. Начинающий бизнесмен, мля, может, и подлец, но голова как-то работает, ведь додумался через холуя действовать, чтобы в случае чего на него вину свалить. Вот и пригодилось. Забирая у толстого двадцать монет, почти дружелюбно сказал:

– Не бери к сердцу, боярин, ишь, раскраснелся весь, как вареный рак, за холопами глаз да глаз нужен, а твой чисто тать лесной – за одну рожу повесить надо. Держи доспех. С татарина на поединке снял. Такой же широкий, как ты, был, только выше на голову. Еле завалил кабана. Мне в Киеве за него двести монет давали – нет, привез сюда, дурак, чтобы за сто девяносто продать. Носи здоров, боярин, только монет холопам не доверяй: пустят по миру.

Господи! Неужели все обошлось без мордобоя и без трупов? Ведь могу, когда захочу. Трудно, однако, убить легче было бы. Эх, отвернулись бы все на минутку от нас, мне бы хватило… Мечты, мечты…

Бормоча под нос ругательства и даря мне чувственные взгляды (чувства были разнообразными, теплоты не хватало, ну да бог с ней), боярин забрал доспех и быстро ретировался под откровенные смешки многочисленных зрителей.

Вот так и находятся заклятые друзья: любой случайный контакт может открыть тебе такое богатство человеческих отношений, о котором ты не подозревал, несмотря на весь свой опыт. Появился еще один повод выращивать глаза на затылке.

Делать тут больше было нечего, пора перебираться к лошадям. Сказав соседям, что могут использовать наше сооружение для демонстрации своих изделий, перебрался вместе с новым арбалетом к лошадям, где уже собрались остальные члены нашей компании. Народ дружно начал сетовать, что меня надули, а такой знатный кинжал поменять на такое угребище мог только полный лопух.

Дикари, что с них возьмешь, любят яркие вещи. И не докажешь, что камушки убойной силы не добавляют. На все мои возражения и примеры они только хмыкали и вспоминали, какой ладный кинжал у меня был: одни ножны дороже этого монстра стоили. Правда, на заклад, что с пятидесяти шагов любой доспех навылет пробью, никто не пошел.

Пока мы ругались, намного раньше придуманного мной срока появилась длинная кавалькада, от которой мы благоразумно спрятались в ближайший проулок. С трудом пристроив свое приобретение к заводной лошади, отдал ее в опеку Дмитра. Он и Давид, ведя в поводу заводных, начали переулками объезжать базарную площадь по направлению к нужной нам дороге. Иван велел им не торопиться, смотреть по сторонам в оба глаза и пристать к какому-то каравану, пока мы не подтянемся. Два человека на пустом тракте – соблазн для каждого. В эти времена бандит от боярина отличался слабо. Впрочем, если кто-то мне найдет такой период в истории, когда эти отличия были заметны невооруженным глазом, это перевернет все мои представления о человечестве.

Выждав пятнадцать минут после того, как кавалькада скрылась за воротами замка и вокруг все успокоилось, мы уверенно направили своих коней к воротам. Все прошло без сучка и задоринки. После короткого разговора с Иваном старший по страже, засунув три переданных тубуса за пазуху, с озабоченным видом побежал в глубь двора, оставив кого-то вместо себя. Мы, развернув коней и равномерно наращивая скорость по мере удаления от ворот, поскакали вдогонку Дмитру и Давиду. Подхватив их с конями возле каких-то возов, вместе с которыми они шагом продвигались в сторону Новогродка, дав разогреться легкой рысью остальным коням, мы перешли на ходкую рысь. Так, не увеличивая темпа, и скакали по дороге.

Ходкая рысь – это такая скорость движения пары лошадей и одного всадника, которую она, с одним небольшим перерывом, способна выдержать целый день. Для татарских коней этот темп был установлен столетия назад, и многими поколениями наездников эмпирически было доказано, что максимальное расстояние за день всадник проходит именно с этой скоростью.

На самом деле этот темп движения особой скоростью не отличается. Когда у тебя нервы шалят от адреналина, так и хочется припустить, но Иван и Сулим жестко держали скорость, ибо кровью доказано, что в конных гонках выживает тот, у кого крепче нервы и кто лучше чувствует свою лошадь. Вдобавок этот ритм езды успокаивал нервы, равномерный скрип седла упорядочивал мысли, и по зрелом размышлении становилось ясно, что в нормальных условиях никто за нами гоняться не будет.

Конечно, если князю вожжа в одно место попадет и он вышлет погони по всем дорогам, не ожидая результатов расспросов, то теоретически они к нам приблизиться смогут, но вот догнать – вряд ли.

По дороге встретили два дозора, но, не останавливаясь, Иван издали начинал орать и махать тубусом с печаткой:

– Посторонись! Посыльные князя Дмитрия-Корибута! Везем ответ от князя Витовта!

Оба дозора попались в часе езды от города, что очень обрадовало старших товарищей. После этого они признались, что больше всего волновались, чтобы погоня не поменяла коней, встретив по дороге дозор со свежими лошадьми. Но поскольку оба дозора были недалеко от города, никакой опасности это обстоятельство уже не несло: дальше менять коней было не у кого.

Когда мы въехали на постоялый двор под Новогродком, лошадей шатало от усталости. Меня тоже, но на меня никто не обращал внимания. Не доверяя конюхам, под руководством старших товарищей мы расседлали коней, обтерли их сухим сеном и холстинами, какие нашли. Водопой для коней был устроен во дворе рядом с колодцем. Сулим велел местным конюхам начерпать из колодца воды и принести из кухни пару ведер горячей, а если нет, нагреть. Проконтролировав, чтобы вода была лишь чуть прохладной, выждав положенное время, разрешил им вести коней на водопой. Дальше он популярно объяснил, что с ними будет, если коням не будет дано достаточного количества овса и он найдет лишь одно сено в яслях. Лишь после этого мы смогли, обвешанные оружием, зайти в зал, рухнув в углу возле свободного стола, и заказать ужин.

На расспросы хозяина, кто мы и откуда, неразговорчивый Сулим вдруг выдал, что, дескать, князь перед дорогой велел нам убивать каждого, кто задаст такой вопрос. Корчмаря проняла не сама фраза – он такого за свою жизнь наслушался немало, – а то, как мы, открыв рты, смотрели на Сулима. На всякий случай он прислал вместо себя круглую служанку, которую Давид сразу начал прощупывать, определяя, сможет ли она принести все, что мы закажем. На прямой вопрос она уверенно заявила, что и не такое приносила, а нас пятерых ей на один заход.