Но что мне сказать Розали про мистера Кольера? Я уже поняла, что просто промолчать недопустимо. Между делом вставить: «Знаешь, что мне рассказали про моего босса?» Пожалуй, это удачный выход. Но Розали может счесть, будто я пытаюсь что-то испортить, отнять у нее частицу радости, исказить ее представления о мире рассказами об убийствах и увечьях, навязать ей синдром невесты в ванной. Только попробуй сбиться с пути, сестрица, и тебе крышка! Перестань играть роль Пенелопы для своего Уоллеса-Улисса, и посмотришь, что из этого выйдет. Распусти пряжу, отойди от станка; видишь — зеркало растрескалось от края до края, а вот и ты сама — корчишься на полу ванной, умирая от удара электрическим током.

— Сколько можно твердить, что Уоллес вернется? — негодовала Розали. — Когда-то это помогало мне, но те времена давно прошли. И к чему эти длинные паузы? Что ты хочешь мне сказать, Нора?

— Ничего, — ответила я.

— Вот и хорошо, — заключила Розали. — А я только что разговаривала с Мэрион. По-моему, она влюбилась в Лесли Бека.

— Этого не может быть!

— Она ревнует его к своим подчиненным.

— Лесли Бек умеет пробуждать ревность, — отозвалась я. — Он постоянно и прозрачно намекает, что в мире полным-полно женщин. А подтекст намеков таков: желающие всегда найдутся. На великолепный жезл большой спрос, тебя кто-нибудь да опередит. Значит, решать не мне, а тебе, говорит Лесли Бек. Тебе несказанно повезло, что я вообще обратил на тебя внимание. Но Мэрион слишком рассудительна, чтобы клюнуть на такую приманку.

— Послушай, — перебила Розали, — все мы были слишком рассудительны, по все-таки попались. Я хочу знать подробности твоего романа с Лесли Беком. Приходи сегодня ко мне, и мы поговорим.

— Это секрет, — потрясенная, выговорила я.

— Не смеши! — отмахнулась Розали. — Мы давно все знаем, только молчим.

— А я думала, ты лишь догадываешься… Но как ты узнала?

— Только слепой не заметил бы, как ты похорошела, — объяснила моя подруга. — Стала такой оживленной, с мечтательным взглядом. И ты переваривала еду, что с тобой случалось редко, — в гостях у тебя нам приходилось жевать разваренные макароны и водянистые овощи. Ты грезила наяву, а прежде была деловита и практична, как Сьюзен.

— И Эд тоже все знает? — ужаснулась я.

— Вряд ли, — ответила Розали. — Скорее всего он решил, что работа пошла тебе на пользу.

— Ему я ничего не рассказывала, — попыталась оправдаться я.

— Значит, это сделал Лесли, — заключила Розали. — Ты об этом не подумала?

Возмутительно! Меня сжигала ярость, и в то же время я была польщена. Для романов с мужчинами вроде Лесли Бека, которые жалуются на свою супружескую жизнь, но не собираются расставаться с женами, а их любовницы понимают это и мирятся со статусом наложниц, существуют неписаные правила. Облеченным властью — а именно таковы женатые мужчины, пренебрегающие чувствами своих жен, — не подобает предавать бессильных, то есть меня, ведь, несмотря на безнадежную влюбленность, мне необходимо сохранить свой брак — ради детей и мужа.

Можете представить меня, Нору, аккуратную, чистоплотную, практичную, вдумчивую, родившуюся под знаком Девы, замужем за нечестным, вульгарным бизнесменом и прелюбодеем, Скорпионом, прячущим в хвосте жало? Об этом не могло быть и речи. Я не хотела замуж за Лесли. Я мечтала только об одном: вечно быть рядом с ним на дощатой платформе между небом и землей и освящать любовью недостроенное многоэтажное здание.

Я решила прийти к Розали и рассказать обо всем. Эда я оставила перед телевизором — шел документальный фильм о шимпанзе.

— Это так интересно! — соблазнял меня Эд, и обычно мне нравилось тихо сидеть бок о бок с мужем на диване у камина и просто смотреть телевизор. Приятно, когда есть человек (из уважения к Розали не скажу «муж»), готовый делиться с тобой впечатлениями или хотя бы сидеть рядом, уставившись на экран. Но этого слишком мало. Еще! Еще! Мы жаждем большего. То, что мы имеем, мы не храним. Наше внимание приковано к тому, чего у нас нет.

— Бедняжка Розали! — сказала я. — Она совсем подавлена. Конечно, она могла бы прийти к нам…

— И мне пришлось бы искать домашние туфли, — отозвался Эд, который, впрочем, не питает неприязни к Розали, — и застегивать ремень. К тому же вина на всех не хватит. Так и быть, иди.

И я ушла. У Розали газовый камин, который выглядит совсем как настоящий, с живым огнем, если не знать, сколько он стоит и сколько газа расходует. С тех пор как Уоллес пропал, Розали почти все время проводит перед камином. Она не выключает за собой свет. Ее холодильник всегда набит битком, поэтому продукты, забытые в дальних углах, портятся, и в конце концов их приходится выбрасывать. Она расточительна. Розали сняла со стен многочисленные фотографии горных вершин, принадлежащие Уоллесу, и развесила зеркала в ярких рамах, выбросила удобные шкафы и расставила на их местах пухлые кресла, заменила красные ковры с геометрическим рисунком абсолютно непрактичными кремовыми, как будто при Уоллесе пресытилась практичностью и бережливостью, слишком много времени провела в холодной ванне английского здравого смысла и только теперь получила возможность открыть горячую воду. Я расхаживала по комнате и рассуждала.

— По-моему, дело в том, — говорила я, — что Лесли нечего терять. Ему нравится обладать женщинами, сознавать свою власть над ними. Он заявлял на них права, но не желал рисковать своим браком — по крайней мере до тех пор, пока этот брак его устраивал, как было в твоем случае. При этом он получал не меньше удовольствия, чем доставлял.

— Да, — согласилась Розали.

— Со мной он поддерживал отношения несколько месяцев, но не потому, что любил меня, а просто хотел заставить меня проработать на него все лето — остаток июля, август и сентябрь в придачу.

— Ты недооцениваешь себя, — заметила Розали.

— Это было чудесное лето, — продолжала я. — До мотивов Лесли мне не было никакого дела. Но я не убеждала себя в том, что у него нет никаких корыстных целей, и хочу, чтобы ты поняла это. Я вовсе не считаю, что у нас вспыхнула безумная любовь.