Внезапно я ощутил присутствие живого существа. Оно притаилось на верху алтаря, в пятидесяти футах над моей головой. Я чувствовал его каждым волоском, каждой клеточкой кожи. Живое существо, бесконечно ужасное и бесконечно злобное! Оно выжидало удобный момент, чтобы напасть, и оставалось невидимым. Позади меня сиял голубой свет. Как будто по наитию я попытался вернуться на лесенку, но не тут-то было. Страх перед невидимым наблюдателем подхватил меня, закружил, как водоворот, и швырнул прямо в круг света, а затем повлек дальше, мимо цилиндров, мимо красных деревьев и выложенных камнями канав. Мне бросилось в глаза, что цилиндры сильно смахивают на стволы неких каменных эвкалиптов, а причудливая резьба напоминает фантастические переплетения орхидей. Эти цилиндры поражали и повергали в ужас. Им следовало исчезнуть заодно с динозаврами. Они потрясали воображение и сводили с ума.
В них имелись отверстия, подобные тем, что встречались мне при спуске в стене пропасти. Я проник в одно из таких отверстий и попал в просторное помещение со сводчатым потолком футах в двадцати от пола. В потолке виднелась щель, сквозь которую проступали очертания похожей комнаты наверху. Помещение заполнял все тот же алый свет.
Неожиданно я споткнулся. По спине у меня побежали мурашки, сердце пропустило удар. Я протянул руку и коснулся чего-то холодного и гладкого, что вдруг шевельнулось, и я опрометью кинулся прочь, исполненный отвращения, которое отдавало безумием. Когда я пришел в себя, то увидел, что по-прежнему нахожусь среди каменных цилиндров и красных деревьев; желая поскорее вернуться к храму с чудовищным алтарем, я огляделся по сторонам. Меня терзал страх, схожий, должно быть, с тем, какой испытывает, попадая в ад, душа грешника. Голубая дымка стала плотнее и ярче, цилиндры тоже заблестели и засверкали, и внезапно я догадался, что наверху, в моем мире, наступили сумерки и что уплотнение дымки — сигнал обитателям бездны просыпаться. Я поспешил спрятаться за видневшимся в двух шагах от меня изваянием, подумав, что, может быть, мне удастся отсидеться за ним и переждать опасность. Вдруг послышалось невнятное бормотание, которое постепенно переросло в громкий шепот. Я выглянул из-за статуи и заметил на улицах подземного города множество огней. Они появлялись из отверстий в цилиндрах и кружились в воздухе, на высоте, как мне показалось, от двух до восьми футов — мелькали туда-сюда, чинно проплывали парочками, останавливались и перешептывались и при этом оставались не более чем огнями.
— Огни-призраки! — выдохнул Андерсон.
— Вот именно, — произнес рассказчик. — Впрочем, они явно были живыми, обладали сознанием и волей. Самые крупные из них достигали в поперечнике двух футов. В центре каждого помещалось ядро, красное, голубое или зеленое, окруженное чем-то вроде ореола, за которым начиналась пустота; но чувствовалось, что это впечатление обманчиво, что в действительности пустоту заполняют могучие тела. Я напрягал зрение, надеясь все-таки разглядеть их, но тщетно.
И тут нечто холодное и тонкое, будто плеть, притронулось к моему лицу. Я резко обернулся. За спиной у меня висели четыре бледно-голубых огня. Они рассматривали меня — да, рассматривали, словно у них были глаза! Другое невидимое щупальце легло мне на плечо. Ближайший из огней что-то прошептал. Я закричал. Неожиданно всякий шепот на городских «улицах» стих. С трудом отведя взгляд от бледно-голубой четверки, я высунул голову из-за статуи: к моему укрытию поднимались миллионы огней! Скоро их собралось столько, что мне почудилось, будто я очутился на Бродвее. Дюжина щупалец коснулась меня, и я закричал снова, а потом провалился в темноту, потеряв сознание.
Очнувшись, я обнаружил, что каким-то образом оказался в просторном помещении у подножия винтовой лесенки и лежу у алтаря. Меня окружало привычное алое свечение. Огни не показывались. Я вскочил и кинулся было к лесенке, однако сильный рывок вынудил меня упасть на колени. Только теперь я заметил на поясе желтый металлический обруч, от которого к кольцу, вбитому в камень алтаря, тянулась серебристая цепь. Я полез за ножом. Ножа в кармане не было! Меня лишили всего, кроме фляг с водой, что болтались на шее; очевидно, их приняли за часть тела.
Я попробовал разорвать обруч. Тот вырвался у меня из рук и лишь туже сдавил талию. Тогда я рванул цепь. Она даже не шелохнулась. Неожиданно я вновь ощутил присутствие того внушавшего панический ужас существа — и распростерся пред алтарем, устрашенный одной лишь мыслью о том, что оно способно сделать со мной. Прошло какое-то время, прежде чем ко мне вернулось самообладание. Я осмотрелся и увидел рядом с одной из колонн желтую миску с прозрачной жидкостью. Я жадно приник к ней губами, вовсе не думая о том, что жидкость, может статься, ядовита, но все обошлось, и ко мне начали потихоньку возвращаться силы. Похоже, смерть от истощения мне не грозила. Обитатели бездны, кто бы они ни были, имели, судя по всему, представление о потребностях человека.
Потом алое свечение сделалось гуще, послышался приглушенный гул, и в храм влетели огни. Они располагались рядами, друг за другом. Гул сменился напевным шепотом, в такт мелодии огни то взмывали вверх, то опускались вниз. Так продолжалось всю ночь, и под конец мне почудилось, будто я превратился в песчинку на дне пронизанного шепотом океана, песчинку, которая повторяла все движения огней. Даже мое сердце забилось в лад с их колыханием! Но вот вокруг посветлело, и шепот стих. Огни куда-то пропали, оставив меня в одиночестве, и я понял, что снаружи, над пропастью, занимается день.
Я заснул, а когда проснулся, нашел у колонны все ту же миску с прозрачной жидкостью. Поев, я принялся изучать цепь, а затем взялся тереть одно о другое два ее звена и занимался этим до самого вечера. Мне удалось кое-чего добиться, и угасшая было надежда затеплилась снова.
Вскоре прилетели огни, и отправление обряда, свидетелем и невольным участником которого мне выпало быть, возобновилось. Шепот зачаровывал, проникал в потаенные уголки души, принуждал к повиновению. Мои губи задрожали, словно я пытался исторгнуть крик о помощи, а потом с них сорвался шепоток. Я вторил обитателям бездны! Мое тело отказывалось слушаться, и я — прости меня, Господи! — как бы слился с безымянными подземными тварями и потому, видимо, стал различать очертания их фигур.
Я увидел раздутые тела, десятки щупалец, разинутые рты под переливчатыми огнями. Мне будто явились призраки огромных отвратительных слизняков. На рассвете слизни поспешили покинуть храм — не ползком, а по воздуху. Они поднимались над полом и вылетали в отверстие в стене храма.
Вместо того чтобы заснуть, я снова взялся за цепь. Работа шла медленно, однако надежда крепла. Вечером обитатели бездны опять заставили меня поклоняться той твари, что восседала на алтаре.
Миновало два дня, то есть алое свечение дважды сначала становилось гуще, а затем рассеивалось. На пятые сутки плена я перетер-таки цепь и освободился от нее, бросился к лесенке, пробежал, зажмурив глаза, мимо невидимого существа наверху алтаря, выскочил из пирамиды, преодолел мост и устремился туда, где светит солнце.
Вы не представляете, что это такое — карабкаться по ступенькам, зная, что за спиной у тебя ад. Слепой страх гнал меня вперед, но какое-то время спустя, когда подземный город уже исчез в голубой дымке, я понял, что не в силах сделать и шага. Сердце колотилось, как барабан. Я забрался в одну из пещерок, устроился в ней как можно дальше от входа и стал ждать. Едва наступил вечер, снизу, со дна пропасти, донесся низкий утробный звук; дымку пронзил луч света. Когда он поблек, я различил снаружи своего убежища мириады огней. То сверкали глаза обитателей бездны! Раз за разом вспарывали дымку лучи, раз за разом взмывали над городом призрачные слизняки. Они искали меня! Они знали, что я где-то на лестнице!
Призывный шепот проникал в меня, и я едва удерживался от того, чтобы не откликнуться. Я сознавал, что стоит мне подать голос, и я погиб, а потому крепко закусил губу, чтобы не издать ненароком ни единого возгласа. Пляска лучей и огней продолжалась всю ночь, и всю ночь я молил о спасении резные фигуры на стенах пещеры.
