Подложив под голову левую руку, я лежал на покатой черепичной крыше. И вдруг, случайно взглянув на рваные клочки облаков, разбросанные тут и там в голубой небесной луже, заметил в тени фронтона, у себя над головой и над университетом, буквы.

ТЫ УЧУЯЛ МЕНЯ, СТАРИНА? — прочитал я.

Всего одна секунда, и надпись исчезла. А я пожал плечами. Потом, правда, решил принюхаться к легкому ветерку, который несколько секунд назад промчался мимо.

— Извини, приятель, — пробормотал я, обращаясь к таинственному собеседнику, — что-то я ничего не чувствую, никаких особенных запахов.

Потом зевнул и потянулся. Должно быть, задремав, я ухватил конец какого-то причудливого сна. Бросив взгляд на часы, я обнаружил, что опаздываю на встречу. Впрочем, часы вполне могли врать. По правде говоря, обычно они этим и занимались.

Я сел на корточки, упираясь ногами в карниз, который удерживал лед на крыше, а правой рукой ухватился за фронтон. С крыши пятиэтажного дома площадь внизу казалась мне изысканным пейзажем — бетон и зелень деревьев, замысловатое переплетение теней и солнечного света, люди, чьи движения подобны движениям актеров во время замедленной съемки в кино, фонтан, похожий на фаллос. За фонтаном располагался Джефферсон Холл, где на третьем этаже у моего нового куратора, Дениса Вексрота, была приемная. Я похлопал по карману брюк — карточка с моим расписанием на ближайшее будущее на месте. Отлично.

Спускаться вниз, идти через площадь, а потом снова подниматься на третий этаж — пустая трата времени, я ведь все равно уже наверху. И хотя путешествовать по крышам до захода солнца не принято и считается нарушением установленных давным-давно традиций, да и в мои привычки тоже, как правило, не входит, добраться до нужного здания — учитывая, что все они соединены друг с другом — будет легко, да и вряд ли меня кто-нибудь заметит.

Я прошел по фронтону и оказался у его дальнего края. Оттуда спрыгнул на плоскую крышу библиотеки. Никаких проблем — всего шесть футов. И отправился дальше по крышам жилых домов до церкви и, словно Квазимодо, осторожно ступая, прошел по карнизу, спустился по водосточной трубе; еще один карниз, потом большой дуб и еще карниз — вот тут пришлось призвать на помощь ловкость и умение. Великолепно! Я не сомневался в том, что сэкономил шесть или даже семь минут.

Голова Дениса Вексрота, с выпученными глазами и широко открытым ртом, приподнялась от книги, медленно повернулась, на мгновение оказалась в тени, а потом, не совсем уверенно, потащила за собой все остальное тело. И вот уже мой куратор стоит на ногах возле стола и смотрит на меня.

Я бросил взгляд назад, через плечо, стараясь понять, что же его так ужасно разозлило, но в этот момент он поднял раму и сказал:

— Мистер Кассиди, что, черт подери, вы тут вытворяете?

Я спрыгнул с подоконника. Он не захотел подать мне руку, несмотря на то, что я тщательно вытер свою о собственные брюки. Вместо рукопожатия мой куратор медленно уселся за стол.

— Существует правило, запрещающее лазать по крышам зданий, — сообщил он мне.

— Да, — согласился я с ним, — но это правило всего лишь формальность.

— Но ведь именно вы, — сказал Вексрот, качая головой, — именно из-за вас и было придумано это правило. Я здесь совсем недавно, но уже успел самым тщательным образом изучить все, что вас касается.

— По правде говоря, — заявил я, — во всем остальном я веду себя очень скромно.

— Акрофилия! — фыркнул Вексрот и хлопнул рукой по папке, которая лежала перед ним на столе.

— Мне нравится лазать, — пожав плечами, сказал я. — Я люблю забираться туда, где высоко.

Вексрот издал какой-то неопределенный звук и принялся листать бумаги в папке. А я почувствовал, что он мне не нравится. Коротко подстриженные, песочного цвета волосы, аккуратная бородка и такие же усы, скрывающие тонкие, злые губы. Грубит, держится высокомерно и важничает: даже сесть не предложил. Ладно, кураторы приходят и уходят, а мы остаемся…

Посмотрев на меня снизу вверх, мой новый куратор победно улыбнулся.

— Мистер Кассиди, в этом семестре вы закончите обучение в нашем университете, — проинформировал он меня.

— В этот день, мистер Вексрот, в аду сильно похолодает, — не удержавшись от улыбки, ответил я.

— Я думаю, что подготовился к встрече с вами более тщательно, чем это делали мои предшественники, — заявил он. — Насколько я понимаю, вам известны университетские правила?

— Я изучил их весьма тщательно.

Вексрот достал из кармана пиджака кисет и трубку и принялся медленно набивать ее табаком, явно наслаждаясь процессом. Он прикусил мундштук, поднес спичку, сделал несколько пробных затяжек, вынул трубку изо рта и посмотрел на меня сквозь дым.

— В таком случае, вы должны понимать, что получите диплом в принудительном порядке, — сказал он, — в соответствии с одним из основных правил факультета.

— Вы же еще не видели карточку с моим предварительным выбором предметов.

— А она не имеет никакого значения. Я перебрал все варианты сочетания курсов, которые вы могли бы взять, чтобы сохранить свой нынешний статус, и обработал данные вместе с программистами. А потом сверил их с теми курсами, которые вы успели прослушать, и в каждом случае нашел надежный способ от вас избавиться. Вне зависимости от того, что вы выберете, вам не избежать завершения какого-нибудь ОСНОВНОГО курса.

— Может, скажете, почему вы так стремитесь от меня избавиться?

— Конечно, скажу, — заверил Вексрот. — Дело в том, что вы трутень.

— Трутень?

— Самый настоящий. Вы тяжким грузом давите на весь преподавательский состав университета, попусту тратите их эмоции и интеллект.

— Чепуха, — заметил я. — Я написал несколько отличных статей.

— Совершенно верно. Вы уже давно должны были бы преподавать или заниматься самостоятельными исследованиями, — получив не одну научную степень — а не занимать место, которое предназначается какому-нибудь бедняге.

Я усилием воли заставил себя не думать о бедном отвергнутом абитуриенте — худой, с ввалившимися глазами, нос и кончики пальцев прижаты к стеклу, запотевшему от его дыхания, мучительно страдающий от того, что из-за меня он лишился возможности получить хорошее образование, — и сказал:

— Опять чепуха. Почему вам так хочется от меня избавиться?

Вексрот некоторое время задумчиво смотрел на свою трубку.

— Хорошо, — сказал он, раскрыв досье на одной из многочисленных закладок. — Судя по этим записям, вы провели в нашем университете около тринадцати лет. Причем способностей вам было не занимать. Ваши оценки постоянно оставались высокими.

— Благодарю вас.

— В мои намерения не входит делать вам комплименты. Это всего лишь констатация факта. Однако для получения диплома вам каждый раз недоставало самой малости. На самом деле у вас накопилось столько самых разнообразных данных и материалов, что их хватило бы на несколько докторских диссертаций. За прошедшие годы стало очевидным, что вы хотите продолжать оставаться студентом дневного отделения как можно дольше и не собираетесь писать дипломную работу.

— Я этого никогда не утверждал.

— А это и не нужно, мистер Кассиди. Ваше личное дело говорит само за себя. Вы весьма хитроумно справлялись с главными требованиями, с легкостью избегали получения диплома, время от времени меняя один основной курс на другой и получая таким образом новый набор требований, выполнение которых необходимо для получения диплома. Впрочем, через некоторое время курсы начали перекрывать друг друга, и вам пришлось менять их каждый семестр. Правило о принудительной выдаче диплома после завершения одного из основных факультетских курсов, насколько я понимаю, было принято исключительно из-за вас. Вам очень ловко удавалось обходить все острые углы, только на этот раз вряд ли у вас что-нибудь получится, потому что острых углов больше не осталось. Ваше время истекает и часы обязательно пробьют. Для вас это последнее интервью подобного рода.