— Вспомнил, — проговорил я. — Пол рассказал нам, что как раз на этой неделе его пригласили посмотреть на только что полученный от инопланетян звездный камень, который демонстрировался в Нью-Йорке⁴ Он сделал сотни фотографий, используя разнообразные фильтры, исписал полную записную книжку, собрал всевозможные сведения об этом камне. Потом он занялся созданием дубликатов. Пол говорил, что хочет найти дешевый способ их производства, чтобы наладить выпуск сувениров. Полдюжины экземпляров на полке представляли его самые удачные достижения. Он гордился ими.

— Верно. Потом я заметил, что в мусорной корзине валяется несколько менее удачных образцов. Я поднял один из наиболее симпатичных и поднес его к свету. Камень мне понравился — на первый взгляд, он ничем не отличался от тех, что стояли на полке. Пол заметил, что я держу в руках этот камень, улыбнулся и спросил:

— Тебе он нравится? Можешь взять его себе.

— Именно так все и было.

— Да, но на этом дело не кончилось, — продолжал Хал. — Я взял камень с собой к столу и положил рядом с деньгами — так что всякий раз, когда делал новую ставку, смотрел на него. Через некоторое время я заметил в нем крошечный изъян у самого основания. Изъян был совсем незначительный, но, чем больше я смотрел на него, тем сильнее он меня раздражал. Поэтому, когда вы оба вышли из комнаты за пивом, я заменил его на один из тех, что стояли на полке.

— Начинаю понимать.

— Ладно, ладно! Наверное, мне не следовало этого делать. В тот момент мне казалось, что ничего страшного не произойдет. Это были всего лишь дубликаты.

— Но Пол проверил, а теперь получается, что камни имели куда более важное значение, чем он говорил в ту ночь. Почему?

— Я много думал об этом, — сказал Хал. — Первое, что приходит в голову: Пол придумал историю с сувенирами для того, чтобы просто похвастаться перед нами этими камнями. Предположим, что кто-то, представляющий ООН, обратился к нему с предложением сделать дубликат — или несколько дубликатов — для них? Оригинал бесценен, заменить его невозможно. Чтобы не допустить кражи или избежать неприятностей с каким-нибудь маньяком, вооружившимся молотком, они вполне могли выставить на всеобщее обозрение дубликат. Пол — самый подходящий кандидат на выполнение этой работы. Стоит завести разговор о кристаллографии, как сразу возникает его имя.

— Кое с чем я могу согласиться, — сказал я, — но в целом твоя версия не выдерживает серьезной критики. Зачем беспокоиться о потерянном дубликате, если можно создать новый? Почему просто не забыть о нем?

— Нарушение секретности?

— Если дело в секретности, мы ее не нарушали. Это сделал он. Зачем было так нажимать на нас, когда мы уже практически забыли об этой истории? Нет, в твоей версии концы с концами не сходятся.

— Хорошо, в чем же тогда дело?

Я пожал плечами.

— У нас недостаточно информации, — ответил я, вставая. — Если ты все же решишь обратиться в полицию, не забудь сказать им, что ты и в самом деле украл у него ту вещь, которую он так хочет получить назад.

— Ладно, намек понял. А что собираешься делать ты?

Я пожал плечами.

— Ничего, наверное. Буду просто ждать дальнейшего развития событий. Дай мне знать, если тебе придет в голову что-нибудь новенькое.

Я шел мимо темной пекарни. На стеклах — блики света и тени. ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ МЕНЯ, СТАРИК? — прочитал я. Поколебавшись, я остановился, оглянулся и увидел, что тени создали анаграмму из рекламной вывески. Фыркнув, я поспешил дальше.

Куски и обрывки…

Ближе к полуночи, когда я испытывал новый маршрут, поднимаясь на собор, мне показалось, что я насчитал лишнюю горгулью[5]. Однако, подобравшись поближе, я увидел, что это профессор Добсон, который устроился на контрфорсе. Опять выпил и считает звезды, подумал я.

Добравшись до ближайшего карниза, я присел рядом отдохнуть.

— Добрый вечер, профессор.

— Привет, Фред. Да, ты совершенно прав. Прекрасная ночь. Я надеялся, что ты присоединишься ко мне. Выпей со мной.

— У меня низкая сопротивляемость, — ответил я.

— Я редко пью.

— Сегодня особый случай.

— Ну тогда совсем немного.

Я взял бутылку, которую он протягивал мне, и сделал глоток.

— Хорошая штука. Очень хорошая, — похвалил я, возвращая бутылку. — Что это такое? И какой сегодня случай?

— Старый замечательный коньяк, который я берег двадцать лет ради сегодняшнего вечера. Звезды наконец свершили свой огненный путь и встали на нужные места, посылая мне доброе предзнаменование.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я ухожу на покой, мне больше не придется. участвовать в этих отвратительных крысиных бегах.

— О, примите мои поздравления. Я не слышал об этом. Надеюсь, вы получите удовольствие от своей отставки. А вот мне будет вас недоставать.

Он сделал глоток из бутылки, кивнул, но ничего не сказал. Я закурил, посмотрел вниз на спящий город, а потом поднял взгляд на звезды. Ночь выдалась прохладной, ветер был влажным и свежим. Снизу доносился негромкий шум моторов — казалось, стрекочут насекомые. Лишь изредка мелькали летучие мыши, на миг закрывая своими крыльями созвездия.

— Алькаид, Мицар, Алиот, — пробормотал я, — Мегрез, Фекда…

— Мерак и Дюбхе, — добавил он, закончив перечисление звезд Большой Медведицы, чем изрядно удивил меня: и тем, что расслышал мои слова, и тем, что знал названия звезд.

— Забавно, что вы так и не бросили путешествовать по крышам, — сказал я.

Он немного помолчал, а потом ответил:

— Когда я был студентом, это было традицией, хотя мне подобное нравилось больше, чем другим. Я совершал восхождения еще несколько лет после окончания университета, а потом стал подниматься на крыши все реже и реже, по мере того как переезжал с одного места на другое. Однако иногда меня вдруг охватывало сильное желание куда-нибудь забраться. Тогда я брал отпуск и отправлялся туда, где была подходящая архитектура. Ночь за ночью я лазал по крышам зданий и забирался на высокие шпили.

— Акрофилия, — сказал я.

— Верно. Однако назвать явление еще не значит понять его. Кстати, приехав сюда и узнав о тебе, я занялся этим делом с прежним пылом. Теперь я гораздо чаще размышляю о том, почему люди перестают лазать, нежели о том, почему начинают.

Профессор глотнул немного коньяка и предложил мне. Я бы с удовольствием выпил еще, но свою норму я хорошо знал, а сидя здесь, на карнизе, я не мог себе позволить перебрать спиртного. Тогда он отсалютовал бутылкой небу и сказал:

— Интересно, сколько глаз у тех голов, что сейчас разглядывают «Мону Лизу»? Может быть, они фасетчатые? Какого они цвета?

— У них два глаза, как и у нас. Вы же знаете.

— Неужели тебе так хочется положить конец моей романтической риторике? Кроме того, Астабиган посещает множество представителей других рас, которые тоже будут рассматривать картину.

— Верно. Могу только добавить, что драгоценности, принадлежащие британским монархам, сейчас находятся у народа с серповидными зрачками. А глаза у них цвета лаванды, если не ошибаюсь.

— Достаточно, — сказал он. — Благодарю тебя.

Падающая звезда прочертила небосвод, а вслед за ней полетел окурок моей сигареты.

— Я иногда думаю, было ли это честным обменом? — проговорил профессор. — Мы не понимаем принципов работы машины Ренниуса, и даже инопланетяне не вполне уверены в том, что именно представляет из себя звездный камень. А ведь именно эти два артефакта мы получили взамен «Моны Лизы» и сокровищ британской короны.

— Ну это ведь не обмен в чистом виде.

— Два сокровища Земли были отданы им, а мы получили два сокровища инопланетян. Как еще это можно назвать?

— Звено в цепи кула, — сказал я.

— Я не знаком с этим термином.

— Когда я читал в газетах о деталях этой сделки, мне пришла в голову одна параллель. Кула — это церемониальное путешествие, которое предпринималось в разные времена жителями Тробриандских островов и папуасами Меланезии к востоку от Новой Гвинеи. Нечто вроде двойной цепочки — движение в противоположных направлениях между островами. Цель церемонии состояла во взаимном обмене предметами, не обладающими очевидной функциональной ценностью, но представляющими культурное достояние каждого племени. Обычно это были украшения — ожерелья, браслеты, наделенные именами и красочными историями. Они медленно перемещались вдоль цепи островов, сопровождаемые рассказами, которые множились и расцвечивались разнообразными подробностями, а потом предметами обменивались — сам обмен представлял собой чрезвычайно торжественную церемонию, цель которой состояла в том, чтобы создать некое единение, наложить на племена взаимные обязательства и создать атмосферу доверия. Что-то подобное происходит и в нашем случае с инопланетянами. Культурные реликвии являют собой символ взаимного доверия. В процессе их движения от одного народа к другому они неизбежно вызывают некие общие чувства. Именно в этом и заключается истинная цель цепочки кула. Поэтому мне не нравится слово «обмен».