— Так ведь шесть лет прошло? — не понял Саша. — Вы же меня уволили, эксперименты кончились…

— Ну, уволили потому, что с фельдмановской идеей у наших физиков получилось. Сделали экспериментальную установку, смысла пасти Фельдмана больше не было. Так вот, оказывается, остаточная связь все равно есть. Даже сейчас как-то вы с Лучницким связаны, через вас туда течет энергия. Мало, не хватает… и потому та реальность, скорее всего, распадается. Такая вот затянувшаяся агония. Но и наш мир… Вы наверняка задумывались, отчего так все плохо стало в последние годы? Все эти катастрофы, болезни, депрессия всеобщая? А оттуда же. Соки вытекают жизненные. Знаете, если в одном месте прибыло, значит, в другом убыло. Законы сохранения, чтоб их…

— И что теперь?

— А что теперь? — напрягся полковник. — Если утекает, надо завинтить краны. За тем я и пришел. Помощь ваша нужна. Все это очень неприятно… Поверьте, я испытываю к вам самые лучшие чувства…

Саше внезапно стало холодно.

— И как же вы собираетесь закручивать кран? — он плеснул себе в стопку и судорожно глотнул. — Нет человека, нет и проблемы?

— Ну, зачем сразу так уж… низко? — Константин Павлович взглянул укоризненно. — Не скрою, цена вопроса очень велика… Однако сами посудите, будь все так просто — кто бы стал вас извещать? Несчастный случай… увы, бывает. Семье бы мы, разумеется, помогали… Но вот какая штука — не получится. Честно скажу, пробовали. Каждый раз — цепь необъяснимых случайностей. То в последнюю секунду у исполнителя живот скрутит, то электричество отключат, то кирпич не на того упадет. Действительно, мистика. Будто колпак какой-то защитный над всеми вами. Я, конечно, атеист, но…

— Но пускай с этим разбираются ваши штатные теологи, — закончил его фразу Саша. — От меня-то что надо?

Полковник облизнул губы.

— Есть способ полностью переместить ваше сознание туда, — вздохнул он. — Полностью слить с матрицей реципиента. Здесь останется только ваш… гм… организм, в глубокой коме. А в том мире вы ведете полноценную жизнь. Ну считайте, что вы просто уезжаете навсегда. Связи между мирами уже не будет, та линия реальности полностью оторвется от ствола.

— А чем тогда будет питаться тот мир? — сейчас же сообразил Саша. — Откуда возьмется энергия?

— Понятия не имею, — признал полковник. — Может, и лопнет со временем. Но нас с вами это должно волновать в десятую очередь. А в первую — интересы нашего родного мира, нашей реальности. Надеюсь, гражданское сознание-то у вас есть?

— Кончилось, — хмуро сообщил Саша. Спасибо коньяку, все-таки какой-никакой, а фильтр, сдерживает до поры до времени стылый ужас. — А если я откажусь? Давить будете? Угрожать?

— Толку-то? — вздохнул Константин Павлович. — Чтобы отрыв сознания состоялся, вы должны сами этого захотеть. Из-под палки не получается… Думаете, вы первый из пятнадцати? Вы девятый. Четверо уже там, в своих реальностях. Двое думают. Трое отказались наотрез. Из этих троих одному мы попытались создать должное расположение духа. Химическим путем. В кому он впал, а полного наложения не вышло, канал до сих пор наблюдается. Так что, увы, только добровольно. Ну, ясное дело, семью будем опекать по высшему разряду. Равно как и родственников, друзей — всех, кого вы укажете… Тут уж денег не считают, сами понимаете. На карту поставлена судьба всего человечества…

— Уходите, — Саша, морщась, выплевывал слова. — И больше не приходите. Тоже мне, нашли героя, спасителя мира… У меня жена и дети! Я их люблю, и они любят меня. И мне это важнее, чем все эти ваши… — он не договорил. Схватило горло от внезапно подступивших слез.

— До свидания, Александр Григорьевич, — поднялся полковник. Уходя, он прихватил с собою ополовиненный коньяк.

— Дядя Саша, что ж ты меня так ужасно обманул? Все обещал котенка, а не принес.

Манечка сильно изменилась. Еще бы, прошло шесть лет. Вместо забавной малышки — худенький, угловатый подросток. Пионерский галстук, пышная грива вьющихся волос, ироничная линия губ.

Чистая комната, обои в горошек, за окном ветер треплет одевшиеся первой листвой тополя. Середина мая, наверное. Никак не разобрать число на календаре. На стенке чуть ниже портрета товарища Микояна черная тарелка радио бубнит новости:

— С небывалым энтузиазмом готовятся к весеннему севу крестьяне Тамбовской области. Свободный труд на свободной земле объединяет и сплачивает советских людей. Теперь, когда ужасы троцкистско-сталинской диктатуры в прошлом, когда страна в едином порыве очищается от мрачных извращений недавних лет, трудящиеся с чистым сердцем работают на благо социализма. Как учит нас товарищ Микоян…

Радио заглушил обиженный детский плач. Ворвались Машка с Димкой и, размазывая сопли по щекам, принялись орать:

— Ты нас обманул! Обещал в зоопарк, а сам! А сам!

Выступила из темноты тетка Авдотья, принялась их гладить и утешать, одновременно и показывая «козу рогатую», и причитая: «Ох, Саша-Саша».

— Товарищ Лучницкий? — сунулся в дверь котообразный чекист. — Пройдемте, у нас к вам серьезный разговор. Кстати, привет от Константина Павловича. Очень положительно вас рекомендовал…

Саша рывком вскочил, сбросил на пол одеяло. Недовольно завозилась в постели Люся, но так и не проснулась.

В окошко спелым апельсином глядела полная луна. Неярко высвечивалось время на стенных часах — 04:13. Ветер, забравшись в форточку, беззастенчиво теребил занавеску.

«Никогда! Никуда! Сдурели они все! — колотилось под кожей, там, где полагалось находиться сердцу. — Тоже мне, нашли идиота!»

И стыдно было лишь от того, что он ведь и в самом деле не принес Манечке котенка.

.

Незамеченной инвалидная коляска остаться не могла. Подгоняемая размеренными движениями рук в кожаных перчатках, она со скрипом катилась через холл. Конечно, входить в здание министерства разрешено всем, однако слишком уж выделялся сидевший в ней бедный калека в толпе лощеных, гладко выбритых, хорошо одетых чиновников. Увидев инвалида, Рольняк пробормотал некое слово, а стоявший рядом с ним Рогочки плотнее сжал губы. Потом тихий звонок оповестил о прибытии лифта, и они поспешно вошли в кабину.

— Подождите, — послышался голос сзади. — Я с вами.

Поймав вопросительный взгляд телохранителя, Рольняк в ответ лишь пожал плечами. Ничего не поделаешь.

— Прошу, — Рогочки подвинулся в сторону и, с силой толкнув коляску, закатил ее в лифт. — Вам на какой этаж?

Инвалид поправил темные очки и небрежно махнул рукой. Рогочки понял его по-своему и нажал самую верхнюю кнопку. Именно на этом этаже у его шефа через пять минут должна была начаться важная встреча. Лифт тронулся, и Рольняк облегченно вздохнул. Еще немного, и он получит один документ, а тогда… Он вдруг обратил внимание на руки инвалида в новых изящных печатках. Они никак не совпадали с убогой одеждой и старой коляской. Рольняк вдруг почувствовал, как к его лицу прилила кровь. Он ненадолго потерял бдительность, а сейчас уже было поздно.

— Ты пытаешься нас погубить, Рафал, — вставая, мнимый калека уронил темные очки на пол. — Вот только я тебе этого не позволю.

Тусклый свет лампы мешал хорошо рассмотреть бледное лицо, но теперь, увидев его вблизи, Рольняк схватил своего телохранителя за полу расстегнутого пиджака и крикнул:

— Стреляй в него! Сейчас же!!!

Тот, стоявший с полуоткрытым от удивления ртом, хотел было вытащить оружие, но вдруг замер. На ладонь его упала крупная капля воды. Еще мгновение — и в лифт из плафона хлынула вода, настоящий ливень. Рольняк, попытавшись отобрать пистолет у охранника, поскользнулся на мокром полу и рухнул на коляску, уже стоявшую в воде почти по оси колес. Вода хлестала сверху, словно из шляпы волшебника. Струи ее секли лица, вода заливала глаза, мешала дышать. Рогочки ударил кулаком по кнопкам. Облепленный мокрой одеждой, в воде по пояс, задыхаясь, он потерял ориентировку и впал в панику. До него доносилось хриплое дыхание Рольняка, пытающегося вытащить оружие, но разглядеть его телохранитель уже не мог. Потом вода стала заливать Рогочки рот, и он ощутил запах ила. Кто-то наступил ему на ногу, послышался крик, переходящий в вой: