Правда, возникает смутное подозрение, что, вскарабкавшись на корабль, они попытаются сразу же открыть кингстоны.

Читая рукописи начинающих, невольно удивляешься даже не утрате мастерства. Пишущие в массе своей вообще не отличают текст художественный от набора фраз. Кто-то, правда, пытается связно изложить анекдот или перелопатить байку, но таких очень мало, и в перспективе, если/когда они научатся писать, то вполне могут пополнить собой легионы издающихся авторов. Но в неиссякаемом потоке, как правило, идут бессвязные зарисовки, какие-то притчеобразные обрывки без начала и конца, сумбурный полуграмотный пересказ набивших оскомину сюжетов, унылое описание своих переживаний на фоне галактических войн или вампирских пиршеств… Как-то неприлично даже напоминать школьные прописи о том, что рассказ — это не только завершенная история, что в нем должен быть внутренний конфликт, должна быть логика повествования и т. д. Малые формы — это все же концентрация идеи, слога, и не будем забывать о таких вещах, как сюжет, композиция, характеры наконец. Эксперименты хороши, поиски благородны, но ценятся все же находки. И сколько раз можно повторять: личное «я» автора, его треволнения и переживания мало кого волнуют, если автор еще не добился такой известности, когда каждое его слово на вес крутого гонорара. Но почему-то молодой талантливый кандидат в писатели, как правило, уверен в обратном. Тем более, что Сеть — великий обманщик — ему ласково шепчет: вот у тебя еще один читатель появился, вот еще один, и не десяток друзей-приятелей, а глядишь, сотня-другая ознакомится с твоим творением… «Меня читают, значит, я писатель» — этот девиз может начертать любой молодой автор на своем щите.

Самое обидное, когда у начинающего фантаста чувствуется неплохой творческий потенциал, но отсутствие жизненного опыта, непонимание, что у рассказчика историй должен быть не только хорошо подвешенный язык, но и еще кое-что за душой, часто приводят к неплохо сделанным… пустышкам. Но кто виноват в том, что традиции рассказа, короткой повести не просто забываются, а стремительно тают, как моргульский клинок в теле жертвы.

Есть большой соблазн назвать виновным… редакторов! Это они разбежались в голодные годы реформ кто куда, расточились, растаяли в дыму и чаде распада. Кое-кто (из самых бойких) переквалифицировался в писатели, решив: баста, сами с усами, зачем возиться с чужими текстами, когда на своих можно неплохо заработать. Таких, правда, немного, да и на ниве фантастики они практически не кормятся, так, пощипывают иногда. Другие просто умерли, потому что профессиональный редактор — как доброе вино, с годами становится лучше, а лучшие тогда были уже в годах. Редактор — своего рода ювелир, доводящий алмаз до бриллиантовой огранки. Редактор — строгий критик, тайный соавтор и наперсник интеллектуального разврата в одном лице. Редактор был в конце концов плотиной, сдерживающей напор стихии.

Плотина рухнула, и хлынул поток… э-э… ну, что хлынуло, то хлынуло.

Не будем утешаться законом Старджона, гласящим, что 90 % всего — сами знаете что… Без удобрения, конечно, не вырастет добрый злак. Но не всякое дерьмо одинаково полезно. В фантастике, как в никаком другом направлении литературы, срабатывает закон больших чисел, а при нынешних тиражах, приходящихся на условного автора, мы получаем условного читателя, значительно «похудевшего» за последние десятилетия. Более того, «отягощенность» фантастики идеями и внехудожественными функциями воспринимается как досадный пережиток.

Да и нравственные ориентиры несколько изменились. Десакрализация художественного слова привела к тому, что демонстративное эпигонство, участие в каких-то безумных проектах, продолжение не своих текстов и заимствование чужих персонажей стало уже не постыдным, а вполне респектабельным занятием. Но что теперь стенать по ушедшей эпохе — каждому времени своя мораль.

Сокращение читательского массива на фоне падения интереса не только к естественным наукам, но и к науке вообще, нам дорого обошлось. Новые авторы вообще-то рекрутируются из среды читателей. И очередная генерация потребителей фантастики теряет к ней интерес вместе с молочными зубами, а потому взгляды созревающего автора претерпевают метаморфозы в сторону сугубой прагматики: тиражи, гонорары, успех… В итоге многим, очень многим все равно, о чем писать — лишь бы издаться. Ничего предосудительного в этом нет — люди как люди, только гонорары удачливых коллег по цеху их испортили.

Но только вот читатель со временем приходит к непониманию и даже принципиальному нежеланию признать за автором право на месседж. И даже в лучших образцах эстетика поиска ныне вытеснена эстетикой действия. Странное впечатление создается: словно из мира ушло волшебство, и маги вынуждены переквалифицироваться в фокусников.

Неудивительно, что массовая реакция, не всегда адекватная, бывает не на стилистику (ее поискать надо) или новые идеи (их практически нет), а на эпатаж, скандал.

А тут ко всему еще процесс политизации фантастики, ранее носивший латентный характер, принял формы явные. Забавно получается: фантастику конца 70-х — середины 80-х в целом, а «четвертую волну» в частности нередко упрекали в избыточной социальности. Но все возвращается на круги своя, да с таким свистом, что аж в глазах темнеет. В котле политических дискуссий кипит крутое варево, казалось бы, ниоткуда возникло и статуировалось такое направление в фантастике, как либерпанк, вызвавший бурное обсуждение одних и осуждение других, идут споры о Викторианской России, а имперская тематика уже никого не удивляет…

Да, научный аспект фантастики, увы, сдает позиции, и его место занимает идеологический. Появится ли новая эстетика, идет ли речь о смене парадигмы фантастики в целом?… Споры критиков и теоретиков становятся все острее, мы становимся свидетелями процессов размежевания, потому что есть немало писателей, для которых художественное слово — мощный идеологический инструмент, а этическое неизбежно доминирует над эстетическим. Среди начинающих авторов таких мало, но сепарация идет быстро, и нас ждут литературные битвы покруче ныне забытых войн «знаньевцев» и «молодогвардейцев». Такие литвойны ферментизируют творческие ресурсы, но добрая старая НФ окажется ее первой жертвой.

Наиболее интересным — и довольно зловещим — в заметках Э.Геворкяна нам показался финальный тезис-прогноз. Отсюда и вопрос его коллегам: не кажется ли им, что в отечественной фантастике последнего десятилетия уж слишком актуализировалась публицистическая, а порой и откровенно идеологическая направленность? Не разрушает ли это художественное пространство произведений?

Я вовсе не уверен, что публицистические мотивы в фантастике последнего времени — явление слишком уж частое. Речь может идти лишь об отдельных авторах, для которых такой подход был характерным раньше, так что, вероятно, будет характерным и впредь. Общее же количество социальных или «просоциальных» романов, скорее, снижается. К лучшему это или к худшему? По-моему, это не суть важно. Был бы достойный текст, а что за месседжи в нем заложены — неважно, лишь бы в книге теплилась хоть какая-то мысль. Упрекать автора в чрезмерной публицистичности можно, но только при условии, что публицистичность действительно чрезмерна и роман стремится к газетной статье. Однако у такой книги мало шансов быть напечатанной: скучных жанров не любят ни читатели, ни, соответственно, издатели.

Если же говорить об авторских спекуляциях на теме, то в это не очень верится. Гораздо проще поддать «немного крови, немного любви» — вот и готов проходной роман. Боль за настоящее и страх за будущее ради коммерческого успеха не «обыгрывают»; если это и идет, то от сердца. Кроме того, чтобы написать социальный роман, нужно знать жизнь — как минимум.