Билли медленно-медленно расплывается в улыбке.

— Такие дела, лейтенант! — победоносно сообщает он, убирает кулак и вешает камень на шею.

Сует руки в брюки и уходит, держа курс на центр города.

Лейтенанта забирает нервный тик. Щека дергается.

— Облегчить вашу участь? — говорю.

Лейтенант хрипит, откашливается и наконец спрашивает, пряча глаза:

— Как — облегчить?

— Билли не может вычислить то, на что намекал. Он легко установит, где сейчас ваша жена или как себя чувствуют ваши прежние симпатии. Но прощупать их на предмет неверности — фигушки. Не его амплуа.

Лейтенант недоверчиво на меня косится.

— Это Всевидящий Камень, — объясняю. — Просто Всевидящий. Не путайте со Всезнающим.

— И такой есть?!

— Айвен! — орет Билли издалека. — Хлоп твою железку, ты идешь или что?

— Информация никуда не исчезает, мистер Гибсон. Все наши поступки оставляют следы. Но это вне компетенции Билли. Он видит то, что есть здесь и сейчас.

— Как же он так вскрыл мое прошлое?

— Легко. Ведь оно запечатлено в вас, мистер Гибсон.

Лейтенант размышляет.

— Осознали? Вот и чудесно. А нам с напарником полезно будет пропустить по кружечке холодного пива. Не бойтесь, запой окончен. Где мы обретаемся, знаете.

Возвращается Билли. Кладет руку мне на плечо. И говорит лейтенанту сверху вниз:

— Без паники, лейтенант. Все будет штатно. Я тебя уже простил. И даже Марвина твоего вонючего простил. Раз уж нам работать вместе, ссориться нельзя. Людям доброй воли надо держаться заодно. Командой надо быть, хлоп твою железку! Осознал? Но если кто еще прикоснется к машинам — бензина отсосет по полной. И ты мне не помешаешь. Идем, Ванья.

Билли меня уводит, а лейтенант остается на тротуаре, думая, не совершил ли он, случаем, ужасной ошибки, задержав нас в городе.

Я это затылком чувствую.

И то, что лейтенанту позарез нужна помощь в каком-то затянувшемся безнадежном расследовании — тоже чувствую.

— Сейчас по пиву и обедать, — мечтательно произносит Билли. — А здесь ничего. Славное местечко, и народец смешной.

— Жарковато только.

— А мне самое оно.

— Кто бы сомневался. Билл, давай все-таки сходим в Африку, если будет груз. Разок, а?

— Хрена, — Билли мотает головой. — Договорились ведь. У меня психика тонкая, ранимая. Не могу я смотреть на бардак, в котором живет народ моих предков.

— А я, значит, могу?

— Это у тебя дурацкий русский стереотип. Ах, несчастная Россия, как в ней все плохо! Любите вы прибедняться. Не заметил я, чтобы у вас там было плохо. Жратвы навалом, кругом блондинки и «мерседесы». Вот на моей исторической родине — точно задница;

— В Намибии, говорят, «мерседесов» еще больше, чем в России…

— Эй, мистер! Можно вас на минуточку?

Два шкета лет по десяти, оба в футболках с надписью «Уличный гонщик». Понятненько.

— Мистер, мы тут поспорили… У вас же «локхид альбатрос Т5»?

— Целых два, сынок, — Билли улыбается во всю физиономию.

— «Тэ-пятая» может выйти в космос?

— Что ты, дружище! У «тэшки» потолок двадцать миль. И, по правде говоря, она неустойчива уже на восемнадцати. Болтается, как мыло в ванне.

— Я же сказал! — торжествует один шкет. Другой опускает глаза.

— «Тэ-пятой» просто не надо ходить так высоко, — объясняет Билли. — Это машина для трассы. Отличная машина, очень быстрая.

— Спасибо, мистер.

Мы идем своей дорогой, мальчишки позади обмениваются тумаками. Начал, конечно, проигравший.

— Честный ты парень, Билли, — говорю. — Правдивый.

— Мальчика интересовал потолок «Т5». Я дал ему справку.

— А если бы он спросил — мистер, у вашей «Т5» какой потолок?

— Тогда бы я сказал — мальчик, у меня не стандартная «тэшка», а «Т5 эволюция»…

— А если он…

— Ванья, почему ты такой зануда?

— Просто болтаю, — говорю. — Хочу отвлечься. Понимаешь, там, в баре, под стойкой, бочонок охлажденного светлого пива. И он меня зовет. Он кричит: «Ваня, беги скорее, выпей меня!». Чтобы не сойти с ума от его воплей, я создаю помехи.

— А мне, — Билли вздыхает, — ужасно хочется за руль. И на трассу.

Да, за руль и на трассу… Я смотрю в небо и вдруг понимаю: уже несколько лет не видел Землю.

Когда долго не видишь Землю со стороны, начинаешь относиться к ней неправильно. Как к некоей твердыне, которую можно попирать ногами. А Земля-то живая. Одно время я мечтал всех идиотов, которые тут устраивают войны и прочие гадости, вытащить на сотню миль вверх и заставить их осознать, где они на самом деле живут. И как осторожно тут надо себя вести.

Только с годами я понял, что между «ними» и нами есть принципиальная разница. Им можно показывать все, что угодно.

Они просто не осознают.

Вспоминаю свое грустное открытие, и душу заполняет тоска, но я вовремя говорю себе — Иван, это всего лишь посталкогольные страхи.

А тут как раз и бар на дороге случается.

Из бара выходит, нетвердо ступая, местный забулдыга, видит нас и орет на всю улицу:

— Билли, старина, хлоп твою железку! Спроси у камушка, с каким счетом «Быки» на той неделе «Гигантов» порвут!

— Соси бензин! — рекомендует Билли.

Как многие высокие мужчины, Билли терпеть не может баскетбол.

Понедельник. Вечер

Поселили нас у бабушки Харт. Отец спасенных девчонок сразу так заявил: мужики, я для вас последние штаны сниму, но в дом к себе ночевать не пущу. Сами видите, девки кровь с молоком, секс из ушей хлещет, втрескаются в залетных и сбегут — оно мне надо?

Честно говоря, «девки» были так себе, а глазки нам строили напропалую, поэтому мы с Биллом дружно согласились, что Харту оно совершенно не надо.

А бабушка Харт оказалась чистое золото. Устроила, накормила, спать уложила, разве что сказку на ночь не прочла. И все с достоинством, без суеты и глупого сюсюканья. Меня прямо на лирику пробило — вдруг подумалось, до какой же степени иногда надо холостому мужчине средних лет ощутить тепло материнской руки. И Билли сказал — ой, маму вспомнил!

Но сначала был вечер трудного дня понедельника.

Мы пришли из бара самую малость навеселе, думая слопать вкусный обед и расслабиться. Я еще дома скачал новый тюнинговый каталог и все никак не успевал в него залезть по-человечески. Правда, мой ком уверял, что в ночь с пятницы на субботу я просмотрел каталог от корки до корки, а следующей ночью даже пытался что-то заказать, но не смог корректно ввести номер кредитки.

Билли намеревался выяснить у бабушки, где тут развлекается молодежь, пойти туда, случайно встретить Клариссу и как следует вскружить ей голову.

«Смотри, побьют!» — заметил я, но Билли только хмыкнул.

В таком вот благостном настроении мы уселись за бабушкин стол, ломившийся от яств, и все было замечательно, пока одна брошенная вскользь фраза меня не насторожила.

— Значит, Ронни Палмер все-таки подался в армию… — как бы невзначай сказала бабушка.

И я понял: сейчас начнется.

Гость пошел косяком, едва мы отвалились от стола. Бабушка очень ловко уговорила нас задержаться в гостиной, попить кофейку. А там уже как-то сами собой нарисовались и старина Джек, и хохотушка Молли, и вдова Креймер, и шумное семейство Роудсов, и отставной полковник Зовите-Меня-Просто-Полковник, и еще до черта соседей.

Все они, разумеется, просто шли мимо и решили заглянуть на огонек.

Кроме тех, кто традиционно в понедельник заходил полакомиться знаменитым яблочным пирогом бабушки Харт.

И тех, кто обычно по понедельникам обменивался с бабушкой кулинарными рецептами.

И еще тех, кто всегда по понедельникам консультировался с бабушкой насчет подкормки для декоративных растений.

Это, конечно, легко делалось через ком — если не считать пирога, — но здесь так было не принято. Здесь ходили в гости.

У меня сложилось впечатление, что строго по делу к бабушке зашел только старый Эйб Певзнер: ему нужен был паяльник, и, получив искомое в руки, он даже пытался улизнуть — но деда сцапали и усадили есть пирог.