Она недоверчиво взглянула на него.
— Он меня видел?.. Это он вам сказал?
— Да, — ответил Пуаро. — Он увидел вас в зеркале, которое висит на стене прямо над его рабочим столом.
По лицу молодой женщины скользнула тень.
Пуаро больше не смотрел на море. Его взгляд не отрывался от рук Розамунды Дарнли, красивых рук с длинными тонкими пальцами.
Заметив, куда он смотрит, она сухо спросила:
— Мои руки интересуют вас? Может быть, вы думаете, что… что…
— Что я думаю?
— Ничего, — ответила она.
Часом позже Эркюль Пуаро добрался до тропинки, ведущей по верху берега к Чайкиной скале.
На пляже кто-то был. Пуаро видел маленькую фигурку в красной блузке и синих шортах.
Он спустился по каменной тропинке очень медленно: его туфли из тонкой кожи, как всегда, были для него немного узки.
Услышав шаги, Линда повернула голову. Она узнала его и вздрогнула.
Он присел рядом с ней на гальку.
Она смотрела на него бегающими испуганными глазами затравленного животного. Его растрогало это проявление слабости его противника. Она еще ребенок. Она так легко ранима и ее так легко можно обмануть.
— Что вам от меня нужно? — спросила она.
— В тот день вы сказали начальнику полиции, что вы любили вашу мачеху и что она была к вам добра.
— Да. Ну и что?
— А то, что это неправда.
— Нет, правда!
— Ее поведение с вами нельзя назвать откровенно злым, я с вами согласен. Но вы ее не любили. Я скажу даже, что вы ее ненавидели. Это бросалось в глаза.
— Может быть, я ее особенно и не любила, — ответила Линда, — но когда человек умер, о нем так говорить нельзя. Память мертвых нужно уважать.
— Вы это, видимо, выучили в школе?
— Может быть.
— Когда кого-нибудь убивают, лучше говорить правду, чем чтить память покойного.
— Я так и думала, что вы скажите что-нибудь в этом роде!
— А как же иначе?.. Видите ли, мне совершенно необходимо узнать, кто убил Арлену Маршалл.
— А я хочу обо всем этом забыть, — совсем тихо произнесла она. Это слишком ужасно!
Он продолжал своим самым мягким голосом:
— Да. Только вы не можете забыть, не так ли?
— Ее наверняка убил какой-то сумасшедший.
— Я думаю, что это не совсем так…
Линда тяжело задышала.
— Вы говорите так, будто все знаете, — с трудом выговорила она.
— Может быть, я так говорю потому, что я действительно знаю.
Прошло несколько секунд.
— Дитя мое, — продолжал он. — Я знаю, что у вас большие трудности. Хотите ли вы довериться мне и позвольте мне вам помочь?
Она вскочила на ноги.
— Нет! — почти крикнула она. — У меня нет никаких трудностей и вы ничего не можете для меня сделать! И потом, я даже не знаю, о чем вы говорите!
— Я говорю о свечах! — тихо сказал он.
Ужас исказил лицо девушки.
— Я не хочу вас слушать! — закричала она. — Не хочу!
И, резко повернувшись к нему спиной, она побежала по тропинке.
Пуаро закачал головой. Лицо у него было строгое и взволнованное.
11
Инспектор Колгейт докладывал собранную им информацию внимательно слушающему его начальнику полиции.
— Мне кажется, сэр, — начал он, — что я напал на него совершенно сенсационное. Речь идет о состоянии миссис Маршалл. Я видел ее поверенных в делах, которых ее трагическая кончина крайне удивила, и мне кажется, что у меня есть в руках доказательство, что она действительно была жертвой шантажа. Вы помните, что старый Эрскин оставил ей пятьдесят тысяч фунтов? Ну так вот, от этих пятидесяти тысяч осталось только пятнадцать!
Уэстон присвистнул.
— Черт возьми! А куда делись остальные деньги?
— В этом и заключается самое интересное. Она постепенно, одну за другой, продавала свои ценные бумаги и каждый раз просила выплатить ей сумму наличными. Это значит, что каждый раз деньги попадали в руки кому-то, чье существование она старательно скрывала. Это прямое доказательство шантажа.
— Я придерживаюсь того же мнения, — сказал Уэстон. — И я добавлю, что шантажист находится здесь, в отеле. Другими словами, это один из трех мужчин, которых мы взяли на заметку. О них нет ничего нового?
— Я не нашел ничего существенного. Майор Барри, как он и говорил, вышедший в отставку офицер. Он живет в маленькой квартирке, имеет пенсию и небольшое количество ценных бумаг. Но, — странная вещь, — в течение прошлого года он не раз вносил в банк довольно крупные суммы.
— Любопытно. И как он это объясняет?
— Он говорит, что он выигрывал на бегах. Он и вправду завсегдатай ипподромов. Правда и то, что он делает ставки на лошадей. А такие доходы проверить трудно!
— Верно. Что ж, будем иметь это в виду.
Колгейт продолжал:
— Затем я занялся пастором Лейном. Репутация у него хорошая. Раньше он жил в Уайтридже, графство Суррей, но больше года тому назад уехал оттуда по причинам здоровья. Он провел год в клинике для душевнобольных и вышел оттуда только сейчас.
— Полезная информация, — одобрил Уэстон.
— Я попытался узнать мнение врачей на его счет, но вы знаете, что это за народ: добиться от них толковых сведений очень трудно. Судя по тому, что мне все-таки удалось из них вытянуть, он страдал навязчивыми идеями. Ему везде мерещился дьявол под личиной фатальной женщины, «вавилонской блудницы»!
— Это нам тоже надо учесть. Навязчивые идеи такого характера могут довести до преступления. Прецеденты уже были.
— Возможно, что это Стефен Лейн убил Арлену Маршалл. Со своими рыжими волосами она была именно такой женщиной, кого он мог считать «вавилонской блудницей», павшим созданием. Не исключено, что он решил, будто его роль на земле как раз и состоит в том, чтобы ее убить. Наше предположение может быть вероятным, только если мы допускаем, что он действительно тронутый.
— Ничто не указывает на то, что он мог шантажировать ее?
— Нет. В этом смысле он совершенно чист. Доходы у него маленькие, и никаких подозрительных вкладов на его счете в банке за это время не появились.
— Вы проверили то, что он рассказал нам о своей прогулке в день убийства?
— Я пытался это сделать, но безрезультатно. В лесу пастора никто не видел, а что касается книги церковных посетителей, то ее уже две недели никто не проверял, и последний турист расписался в ней три дня назад. Лейн мог побывать в Сент-Петроке за день или даже за два дня до 25-го числа.
— Это верно. Перейдем к Хорасу Блатту.
— О чем я сразу же скажу вам, что здесь что-то не чисто. Суммы, которые он платит в качестве подоходного налога, намного больше тех, которые он зарабатывает, торгуя скобяными товарами. Его так просто не поймаешь. Он говорит, что играет на бирже — что так и есть, — и что у него вложены деньги в еще два или три дела. Может быть, это все и правда, но тем не менее, он за последние годы заработал много денег, и никто не знает с точностью, каким образом.
— Значит, — сказал Уэстон, — у вас впечатление, что мистер Хорас Блатт профессиональный шантажист, дела которого процветают?
— Да, сэр. Или же он замешан в торговле наркотиками. Я встретился с главным инспектором Риджуэем, который занимается торговцами наркотиков, и то, что я ему рассказал, очень заинтересовало его. Последнее время на рынке появилось довольно большое количество героина. Бригада Риджуэя следит за мелкими торговцами и более или менее знает, на кого они работают, но она не имеет никакого понятия о том, каким образом наркотики поступают в Англию.
— Если смерть миссис Маршалл является результатом ее отношений — преступных или нет — с бандой торговцев наркотиками, лучшее, что мы можем сделать — это передать дело в Скотланд Ярд. Это их зверь, а не наш. Что вы об этом думаете?
— Я боюсь, что вы правы, — с сожалением произнес инспектор. — Наркотиками занимаются непосредственно Скотланд Ярд.
Уэстон немного подумал.
— Мне кажется, что это и есть объяснение всему нашему делу, — сказал он. — В невиновности Маршалла сомнения нет, хоть я и обнаружил кое-что, что могло бы оказаться нам полезным, если бы у него не было твердого алиби. Его финансовое положение очень скверно. Ни он, ни его компаньон в этом не виноваты. Это просто результат прошлогоднего кризиса и теперешнего застоя в делах. Он действительно мог рассчитывать на то, что смерть его жены принесет ему пятьдесят тысяч фунтов. Пятьдесят тысяч фунтов — это большие деньги, и они бы ему пришлись как нельзя кстати!