Рука, державшая револьвер, дрожала так сильно, что Эльза боялась, как бы револьвер ненароком не выстрелил. Она испытала облегчение, когда он снова спрятал его в карман.

— Черт побери Поля Эмери! Я бы мог рассказать тебе кое-что об Эмери… не теперь, не теперь… Я пройду в кабинет…

Он поспешно ушел. Она слышала, как ключ повернулся в замке, а затем сквозь узкую перегородку, отделявшую столовую от кабинета, послышался звон стекла о стекло. Мистер Тарн избавлял себя от ужасов, которые таили остающиеся часы ночи.

Мистер Тарн не сошел к утреннему завтраку на следующее утро. Эльза была бы удивлена, если бы он появился. Дверь его все еще была заперта, и только после повторного стука его сонный голос проворчал, что он выйдет через несколько минут. Эльза поспешила закончить завтрак и успела выйти из дома до того, как появился мистер Тарн.

Она хотела поскорее попасть в контору. Ей было интересно, какое объяснение ночному происшествию даст Эмери. Она могла бы спорить, что не даст никакого. Когда в половине десятого она вошла на его звонок в кабинет, то увидела человека, на лице которого не было никаких следов бессонной ночи. Он встретил ее, как всегда, не здороваясь, и сразу же погрузился в свои письма, выпаливая через стол десятки и сотни слов, которые она должна была ловить и записывать. Только когда она уже уходила, он упомянул об их ночном разговоре.

— Вы ведь звонили мне ночью? Я смутно припоминаю что-то…

— А я почти забыла об этом, — сказала Эльза спокойно, и его лицо замерло.

— Может быть, вам приснился сон, — сказал он. — Но этот сон никогда не сбудется наяву… снова. Когда Фенг-Хо придет, попросите его рассказать вам историю его пальца.

— Его пальца? — повторила удивленная Эльза.

— Да, его мизинца. Вы сломали ваш палец в школе, играя в хоккей. Спросите его, как он потерял свой.

— Я не знала, что он потерял палец.

— Спросите его, — ответил Эмери и кивком головы указал на дверь.

Эльза мысленно пожелала, чтобы он придумал другой способ сообщить ей, что она может уйти.

Было уже время завтрака, когда появился Фенг-Хо, такой же нарядный, в безукоризненном пальто, в еще более аккуратно разглаженных брюках. Вместо белых гетр на ногах у него были ярко-желтые, кожаные. В одной руке он держал зонтик и шляпу, — в другой — золоченую клетку с качающейся на жердочке канарейкой.

Он осклабился, увидев девушку.

— Моя недостойная пташка была больна всю ночь. Я сидел около нее и кормил ее сахаром с полуночи до шести часов утра. Теперь ей лучше, и она споет вам. Пи! — обратился он к желтой певунье. — Открой свой маленький клюв и издай музыкальные звуки для этой уважаемой леди!

— Фенг, вы говорите неправду, — сурово сказала Эльза. — Вы не просидели вчерашнюю ночь около вашей птицы.

Маленький человечек с прямодушно-невинным видом поглядел на нее, потом обратил свои печальные глаза в сторону птицы.

— Маленький Пи, если я лгу, не пой, но если я говорю правду, тогда пусть твое горлышко издаст презренную мелодию.

Верная птичка, словно поняв, залилась веселой песней. Фенг-Хо восхищенно улыбнулся.

— Всем искателям истины, от Конфуция до Дарвина, известен тот достопримечательный факт, что животный мир — я подразумеваю позвоночных млекопитающих — является живым воплощением и главным выразителем правды. Теперь, с вашего милосердного разрешения, я присяду и посмотрю, как ваши живые пальчики бегают по клавишам вашей уважаемой машинки — употребляя выражения наших соседей, но не друзей — японцев.

Он сидел терпеливо, почти неподвижно, время от времени лишь поворачивая глаза к птице. Казалось, между обоими было какое-то странное понимание, потому что едва только Фенг-Хо раскрывал в улыбке свой рот, как птица заливалась певучим смехом.

Мисс Дэм вошла в то время как Эльза печатала на машинке. При виде китайца она от удивления замерла, но милостиво признала, что его канарейка — лучшая птица, какую она когда-либо слыхала.

— Это, должно быть, самец, — сказала она. — Самцы всегда лучше поют, чем самки. Разве так и не должно быть? У них меньше ответственности, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Она холодно посмотрела на китайца, который в знак согласия кивнул головой.

— Если вам приходится класть яйца, то вам некогда заботиться о вашем голосе. Простите, вы знаете Сессюсваку? — обратилась она к Фенг-Хо, который выразил сожаление, что он никогда не слыхал об этом господине.

— Вы много потеряли, — сказала она с сожалением, когда Фенг-Хо покачал головой. — Он был просто замечателен, особенно когда он совершил — как, бишь, это слово… хаки-раки!

Эльза решила не выручать ее и с такой подчеркнутостью прервала работу, что мисс Дэм поняла, что она мешает, и удалилась.

— Очень хорошенькая молодая дама, — сказал Фенг-Хо.

Эльза, решившая, что он издевается, приготовилась проучить его, но его следующие слова доказали, что он говорил искренне.

— Восточный взгляд значительно отличается от западного. Я говорю вам это как бакалавр естественных наук.

Эльза подивилась, почему это должно означать какой-то особенный авторитет в вопросе о красоте, но благоразумно не стала продолжать разговор на эту тему.

Утром она нашла в конторе записку от миссис Трин-Халлам. У другого человека это было бы целое письмо, так как оно занимало два листка, но миссис Трин-Халлам была не особенно сильна по части каллиграфии. Буквы были огромные, и хорошо, если на странице помещался десяток слов.

(Эльза заметила, что она писала слово «контора» через «а»).

К этому была приписка:

Приписка вызвала ее неудовольствие, хотя она сама не знала, почему. Может быть, ей не понравилось предположение, что она стала бы рассказывать майору Эмери что-то о своих личных делах…

Дядю своего она видела всего в течение нескольких минут. Возвращаясь с завтрака, она должна была пройти мимо его двери, которая была отворена. Он сидел за столом. Она бы прошла дальше, если бы он не окликнул ее.

— Закрой дверь! — проворчал он. — Я виделся с моим адвокатом по одному делу и составил завещание.

Это было довольно неожиданное известие, поэтому она могла лишь сделать банальное замечание относительно благоразумности подобной предосторожности.

— Он весьма сведущий в… — он откашлялся, — проницательный и весьма сведущий в… — он снова откашлялся, — в уголовном праве. Самое большое наказание, которое грозит в Англии за известное преступление, это два года… Он говорит, что можно, вероятно, отделаться и меньшим, если добровольно сделать заявление…

Эльза не могла понять, о чем он говорит. Может быть, он выпил? Лицо сто красное, веки тяжелые от недосыпания, но по опыту она знала, что он сейчас трезв.

— Это требует большого размышления — кроме меня замешаны другие люди в этом… деле, — продолжал Тарн. — Но я думал, тебе будет приятно, что я оставил тебе немного денег, хотя я думаю, они еще долго не достанутся тебе… Ты бы хотела быть богатой, Эльза?

Он посмотрел на нее сквозь припухшие веки.

— Я думаю, всякий хотел бы быть богатым, — уклончиво ответила она.

— Ты бы хотела быть богатой и счастливой, а? Как девушка в романе? — насмешливо спросил он и вдруг прибавил: — Что Эмери делал все утро?

— Работал.

— Ничего особенного?..

Эльза покачала головой.

— Я бы хотел взглянуть на некоторые из его писем, Эльза. Как-никак, а я участвую в деле, и у майора Эмери нет секретов от меня. Где ты держишь папку с черновиками?