— Что мне делать с письмом? — спросила изумленная Эльза.

— Держите его под рукой! — ответил он с оттенком прежней раздражительности. — Если Халлам будет… неприятен, если возникнет положение, с которым вы не будете знать как справиться… вручите ему это письмо!

— Но я, право, не понимаю, майор Эмери, о чем вы говорите. Какое положение может возникнуть? — сказала Эльза нерешительно, держа в руке письмо и посматривая то на Эмери, то на адрес на конверте.

— Днем держите его в вашей сумочке, а ночью — под подушкой. Если Халлам когда-нибудь забудется по отношению к вам… Разрешите мне сказать это яснее: если когда-либо вы будете бояться его, передайте ему письмо!

Эльза, улыбаясь, покачала головой и протянула ему конверт.

— Мне это не понадобится, — сказала она. — Я же говорю вам, мы с доктором — старые друзья. Он был другом бедного мистера Тарна…

— Я просил вас сделать что-то для меня! — резко перебил ее Эмери. — Это все, что я от вас хочу. Я не привык просить вас об услугах, но я нарушу свои привычки и попрошу вас хранить это письмо и использовать его в случае нужды. Вы сделаете это?

Эльза помедлила, потом сказала:

— По-моему, это совершенно не нужно и весьма таинственно — она невольно улыбнулась, — но если вы хотите, я сделаю, как вы просите.

— Хорошо! — быстро сказал Эмери. — Теперь мы начнем деловую переписку с нашими американскими друзьями из Кливлендской полиции. Я хочу узнать кое-что о господине, который в настоящий момент находится под арестом. Пишите:

«Джону Л. Террите.

Начальнику полиции,

Кливленд, Огайо.

Милостивый Государь!

Вчера я телеграфировал Вам, прося Вас любезно уведомить меня, нет ли у Филиппа Моропулоса…»

Эльза удивленно подняла на него глаза.

— Мне кажется, я знаю это имя. Он был арестован в связи с делом о торговле наркотиками. Я читала об этом в газетах …

Эмери кивнул, потом продолжал:

«…нет ли у Филиппа Моропулоса, находящегося в настоящий момент под арестом в Вашем городе, английского псевдонима. По особой причине я пытаюсь отождествить его с человеком, которого зовут…»

Раздался стук в дверь. Это оказалась одна из служащих нижней конторы. Она держала в руке телеграмму. Эльза взяла телеграмму и передала ее через стол Эмери.

— Гм! — сказал тот, разрывая конверт. — Это совпадение. Можете не беспокоиться больше об этом письме.

Он рассеянно протянул ей телеграмму, и она прочла:

«Компании Эмери, Лондон. Обвинение против Моропулоса отпало… Освобожден и находится на пути в Англию. Начальник полиции Кливленда».

— Гм! — повторил Эмери. — Освобожден, да? Это плохое известие кое для кого…

Эльза не спросила насчет этого «кое-кого». Она была удивлена, что Эмери проявил к ней такое доверие. Очевидно, только теперь сообразив, что по рассеянности дал ей прочесть телеграмму, он почти вырвал ее из рук Эльзы.

— Этого довольно! — сказал он коротко. — Я позвоню вам, когда вы будете мне нужны. Это произойдет не очень скоро.

Глава 31

Дом мистера Тэппервиля на Ганновер-плэс был ярким образцом типичного дома банкира. Все в нем, от чердака до погреба, говорило о порядке, чистоте и спокойной роскоши. Это был дом, где все шло по расписанию, начиная с шести часов утра, когда прислуга начинала возиться на кухне, и до половины двенадцатого ночи, когда дворецкий тщательно запирал парадную дверь и гасил последние огни в передней.

В любой момент мистер Тэппервиль, взглянув на маленькое, аккуратно отпечатанное на машинке расписание, неизменно хранившееся в правом верхнем ящике его стола, мог сказать, кто из прислуги что делает, в каком состоянии находится каждая комната и каково количество бензина в баках каждого из его автомобилей. По четвергам ровно в пять мистер Тэппервиль узнавал на телефонной станции точное время, и, проверив карманные часы с точностью до секунды, делал обход всех комнат и заводил там многочисленные часы. Коллекция часов была одним из приятных увлечений мистера Тэппервиля.

Каждое утро в половине девятого он садился за утренний завтрак. Позавтракав, просматривал три финансовые газеты, лежавшие у него под рукой, и прочитывал финансовую статью в «Таймс». В двадцать пять минут десятого, с точностью почти до минуты, он выходил в переднюю, где слуга подавал ему меховую шубу. Обычно было половина десятого, когда он спускался по лестнице к своему автомобилю.

В это утро, однако, банкир нарушил свои привычки, позвонив дворецкому еще до того, как кончил завтрак.

— У меня сегодня гости, Уикс.

— Слушаюсь, сэр! — сказал Уикс, раздумывая, каких именно гостей имеет в виду мистер Тэппервиль.

— Всего будет четыре человека, включая меня. Сговоритесь с одной из горничных — с надежной горничной — чтобы она занималась дамами. Моя спальня может быть использована для их нужд, — задумчиво сказал мистер Тэппервиль. — Позаботься, чтобы на туалетном столе находились вещи, которые могут понадобиться дамам, — пудра и тому подобное. Посоветуйтесь с экономкой насчет цвета и качества и купите все нужное.

— Слушаю, сэр, — сказал обескураженный Уикс.

— Обед лучше сделать немного более изысканный, чем обычно, — продолжал банкир. — «Суп-Жюлтенн», я думаю, «Камбала Морнэ», цыпленок «А ля Рен», шары из мороженого и гренки с сардинкой, — я думаю, это будет великолепно! Хорошее шампанское и легкое немецкое вино для дам — это тоже будет превосходно!

— В котором часу, сэр?

— В половине девятого. Поставьте в гостиной стол для бриджа…

Он отдал несколько более мелких распоряжений и поехал в банк с опозданием на пять минут.

Заторможенный по натуре, он провел весьма деловое утро, ибо, подобно майору Эмери, он обычно сам вскрывал и отвечал на адресованные ему письма, редко прибегая к услугам малокровной девицы, исполнявшей обязанности его секретарши.

Дела банка Стеббинга, как уже говорилось, были особого характера. Многие имена клиентов Стеббинга были неизвестны даже самым близким родственникам их обладателей. Крупные и мелкие торговцы, люди разных профессий и даже видные владельцы других банков находили чрезвычайно удобным иметь счет, который нельзя было отождествить с тем именем, под которым они были более известны.

Любопытные чиновники податного управления могли с недоумением изучать банковские книги Стеббинга. Назойливые ревизоры, интересующиеся, кто причастен к известным театральным представлениям, могли раскрыть имя господина, выписывающего чеки и оплачивающего все расходы, и все же не угадать, что за простой подписью «Т.Смит», стоявшей в юго-восточном углу чека, скрывался тот, которого никогда бы не заподозрили в таком легкомыслии.

Мистер Тэппервиль являлся хранилищем многих тайн.

Обычно он бывал так занят между тремя четвертями десятого и половиной второго, что принимал посетителей лишь в самых чрезвычайных случаях. Поэтому, когда его пожилой бухгалтер показался на пороге с визитной карточкой в руке, мистер Тэппервиль нахмурился и недовольно замахал рукой.

— Не сейчас, любезнейший, не сейчас, — сказал он укоризненно. — Я право, не могу никого принять. Что это?

— Счет, который был ликвидирован вчера, — ответил бухгалтер.

Мистер Тэппервиль выпрямился в кресле.

— Эмери? — шепотом спросил он.

— Да, сэр. Он сказал, что не задержит вас дольше десяти минут.

Мистер Тэппервиль отодвинул настольную лампу, при которой он работал — он был довольно близорук — и сунул кое-какие бумаги в кожаный портфель.

— Попросите его войти, — сказал он глухо.

Эмери вошел в комнату и был принят с той долей почтительности и холодной вежливости, которую подобало проявить по отношению к бывшему клиенту банка.