Кругом светило солнце. Природа ликовала, а мной овладело ощущение чего-то жуткого и необъяснимого. Я повернулся и пошел к Смиту, чувствуя, что мой невидимый враг, может быть, целит мне в спину второй нож. Мои страхи не оправдались. Я поднял из травы нож, который чудом прошел мимо меня, и с этим ножом в руке присоединился к моему другу.

Он стоял, одной рукой держа явно обессилевшую цыганку, темные глаза которой впились в него с непередаваемым выражением.

— Что это значит, Смит… — начал я.

Но он прервал меня.

— Где дакойт? — быстро спросил он.

— Он, видимо, обладает свойствами рыбы, — ответил я. — Невозможно понять, где он.

Цыганка подняла на меня глаза и засмеялась. Ее смех был музыкальным; так не могла смеяться старая карга, которую держал Смит. И этот смех показался мне знакомым!

Я вздрогнул и всмотрелся в сморщенное лицо.

— Он одурачил тебя, — сердито сказал Смит. — Что это у тебя в руке?

Я показал ему нож и рассказал, как он ко мне попал.

— Я знаю, — резко сказал он. — Я видел. Он был в воде. Меньше трех ярдов от того места, где стоял ты. Ты должен был заметить его. Неужели же ничего не было видно?

— Ничего.

Женщина опять засмеялась, и опять я не мог понять, чем мне знаком этот смех.

— Дикая утка, — добавил я, — больше ничего.

— Дикая утка! — раздраженно передразнил Смит. — Если ты вспомнишь повадки диких уток, ты поймешь, что это была птица совсем другого полета. Это старый трюк, Петри, но он хорош как приманка. В этой дикой утке была спрятана голова дакойта! Теперь поздно. Он, наверное, уже далеко.

— Смит, — сказал я, чувствуя себя виноватым, — почему ты не пускаешь эту цыганку?

— Цыганку? — засмеялся он, крепко держа женщину, которая сделала нетерпеливое движение. — Посмотри как следует, старина.

Он сорвал парик с ее головы, из-под которого показалось облако волос, сияющих в лучах солнца.

— Мокрая губка доделает остальное, — сказал он.

В мои широко раскрытые от удивления глаза взглянули темные глаза пленницы, и под гримом я рассмотрел очаровательные черты девушки-рабыни. На ее выкрашенных белым ресницах стояли слезы, она больше не сопротивлялась.

— На этот раз, — сурово сказал мой друг, — мы действительно поймали ее и не отпустим.

Где-то сверху по течению раздался слабый зов.

Дакойт!

Худощавое тело Найланда Смита выпрямилось и напряглось, как струна; он внимательно прислушался.

Послышался ответный крик, затем откликнулся еще один. Затем прозвучал пронзительный полицейский свисток, и я заметил столб черного дыма, поднимающийся за стеной, вздымающийся прямо к небу, как угодное Богу всесожжение.

Окруженный стеной особняк горел!

— Проклятие! — зло сказал Смит. — В этот раз мы оказались правы. Но он, конечно, имел массу времени, чтобы все унести. Я так и знал. Его дерзость просто невероятна. Он ждал до последнего момента, и мы наткнулись на два передовых поста.

— В одном случае виноват я. Я упустил одного.

— Неважно. Мы поймали другого. Я не думаю, что мы сумеем арестовать еще кого-нибудь. Слуги Фу Манчи так подожгли дом, так что ничего спасти уже не удастся. Боюсь, что на пепелище мы не найдем никаких улик, Петри, но у нас появился рычаг, который должен расстроить планы Фу Манчи.

Он взглянул на странную фигуру, покорно обвисшую в его руках. Она гордо подняла глаза.

— Вам незачем так крепко держать меня, — мягко сказала она. — Я пойду с вами.

Читатель, который дошел до этого места в моих записях, уже знает, какие необычайные события и дикие сцены мне пришлось пережить; но из всех подобных сцен этой стремительной драмы, в которой Найланд Смит и доктор Фу Манчи играли главные роли, я не помню ни одной более фантастической, чем та, что разыгралась у меня в доме в тот вечер.

Не медля ни минуты и ничего не сказав сотрудникам Скотланд-Ярда, мы повезли нашу пленницу в Лондон, что позволяли сделать неограниченные полномочия моего друга. Мы представляли собой странную троицу, вызвавшую немало удивленных замечаний, но наконец наша поездка подошла к концу. Теперь мы сидели в моей скромной гостиной, где когда-то впервые Смит рассказал мне историю доктора Фу Манчи и великого тайного сообщества, пытавшегося нарушить мировой баланс сил, повергнуть Европу и Америку под скипетр Китая.

Я сидел, опершись локтями на письменный стол, подперев кулаком подбородок, Смит ходил по комнате, все время зажигая тухнувшую трубку. В большом кресле, уютно свернувшись калачиком, сидела лжецыганка. Грим был быстро снят, и сморщенное старушечье лицо превратилось в лицо очаровательной девушки, выглядевшей диким прекрасным цветком в своем живописном цыганском тряпье. Она держала в пальцах сигарету и наблюдала за нами через опущенные ресницы.

Казалось, что она с истинным восточным фатализмом смирилась со своей судьбой и время от времени останавливала на мне взгляд своих прекрасных глаз, который, я уверен, не смог бы равнодушно выдержать ни один мужчина.

Хотя я не мог не видеть чувств этой страстной восточной души, я старался не думать о них. Пусть она могла быть сообщницей убийцы из убийц, но ее прелесть представляла еще более грозную силу.

— Этот человек, который был с вами, — внезапно повернувшись к ней, сказал Смит, — до недавнего времени находился в Бирме. Он убил одного рыбака в тридцати милях вверх по течению от Прома всего за месяц до моего отъезда. Окружная полиция обещала тысячу рупий за его голову. Я прав?

Девушка пожала плечами.

— Предположим; что тогда? — спросила она.

— Предположим, я передам вас полиции? — сказал Смит, хотя и не очень уверенно, ибо мы оба были обязаны ей жизнью.

— Как вам угодно, — ответила она. — Полиция ничего не узнает.

— Вы не с Дальнего Востока, — внезапно сказал мой друг. — Может быть, в ваших жилах и течет восточная кровь, но вы не из племени Фу Манчи.

— Это правда, — признала она и стряхнула пепел с сигареты.

— Вы скажете мне, где найти Фу Манчи?

Она опять пожала плечами, бросив на меня красноречивый взгляд.

Смит прошел к двери.

— Я должен подготовить рапорт, Петри, — сказал он. — Присмотри за пленницей.

Когда дверь за ним бесшумно закрылась, я знал, как должен себя вести, но, честно говоря, я прятался от ответственности. Как к ней относиться? Как выполнить эту деликатную миссию? Не в силах решить эту задачу, я смотрел на девушку, которую необычайные обстоятельства превратили в мою пленницу.

— Вы не думаете, что мы сделаем вам вред? — неуклюже начал я. — С вами ничего не случится. Почему вы не хотите довериться нам?

Она подняла свои глаза, полные изумительного блеска.

— Что толку было от вашей защиты другим, — сказала она, — тем, кого он искал?

Увы, никакого, и я отлично знал это. Мне показалось, я понял, что она имела в виду.

— Вы хотите сказать, что, если вы заговорите, Фу Манчи найдет способ убить вас?

— Убить меня? — презрительно вспыхнула она. — Неужели похоже, что я боюсь за себя?

— Тогда чего вы боитесь? — удивленно спросил я. Она посмотрела на меня странным взглядом.

— Когда меня схватили и продали в рабство, — ответила она медленно, — мою сестру тоже взяли и моего брата — ребенка. — Она сказала это с нежностью, а ее легкий акцент еще больше смягчил интонацию ее слов. — Моя сестра погибла в пустыне. Брат выжил. Лучше, намного лучше было бы, если бы он тоже умер.

Ее слова произвели на меня сильное впечатление.

— О чем вы говорите? — спросил я. — Вы говорите о набегах работорговцев, о пустыне. Где все это происходило? Из какой вы страны?

— Какое это имеет значение? — ответила она вопросом на вопрос. — Из какой я страны? У рабов нет ни страны, ни имени.

— Ни имени! — воскликнул я.

— Вы можете звать меня Карамани, — сказала она. — Под этим именем меня продали доктору Фу Манчи, и так же был куплен мой брат. Он купил нас по дешевке, — она рассмеялась коротким истеричным смехом. — Но он истратил немало денег, чтобы дать мне образование. Мой брат — все, что у меня осталось в этом мире, а он в руках Фу Манчи. Вы понимаете? Кара падет на его голову. Вы просите меня бороться против Фу Манчи. Вы говорите о защите. Разве ваша защита сумела спасти сэра Криктона Дейви?