— Назовите его, — сказал Смит.
Фу Манчи снова улыбнулся.
— Бесполезно, — ответил он. — Только я один могу приготовить его. Мои секреты умрут со мной. Я верну рассудок инспектору Веймауту, но в доме, кроме меня и его, не должно быть никого.
— Дом будет окружен полицией, — мрачно сказал Смит.
— Как хотите, — ответил Фу Манчи, — устраивайте, что вам нравится. Вон в том ящичке из черного дерева, стоящем на столе, находятся инструменты для лечения. Сделайте так, чтобы я мог посетить его где и когда вы захотите…
— Я вам совершенно не доверяю. Это какой-то трюк, — бросил Смит.
Доктор Фу Манчи медленно поднялся и выпрямился во весь свой рост. Наручники, сковывавшие его руки, не могли отнять того жуткого достоинства, которое было ему присуще. Он поднял руки над головой трагическим жестом и уставил свой пронизывающий взор на Найланда Смита.
— Бог Китая слышит меня, — сказал он с глубокими гортанными нотками в голосе, — я клянусь…
Фу Манчи был самым ужасным гостем на английской земле, когда-либо угрожавшим ее спокойствию, и конец его пребывания был страшен и необъясним.
Как ни странно это звучит, я не сомневаюсь, что это адское создание чувствовало нечто вроде восхищения или уважения к человеку, которому оно нанесло такой страшный вред. Фу Манчи был способен на такие чувства, ибо у него было нечто подобное и в отношении меня.
Один из коттеджей на деревенской улице, сразу за домом Веймаута, был свободен, и на рассвете следующего дня стал сценой из ряда вон выходящих событий. Бедный Веймаут, по-прежнему находившийся в коматозном состоянии, был перевезен в этот коттедж, ключ от которого Смит забрал себе, чем немало удивил полицейского агента. Думаю, никогда раньше ни одного пациента не посещал столь странный специалист, и уж, во всяком случае, определенно не в таких обстоятельствах.
Доктор Фу Манчи был введен в коттедж, окруженный полицией, из закрытой машины, в которой по окончании лечения он должен был быть отправлен в тюрьму и на смерть!
Действие законов правосудия было временно приостановлено моим другом, уполномоченным правительством Великобритании, чтобы враг белой расы смог вылечить одного из тех, кто вел за ним охоту!
У дома не было любопытствующей публики — дело происходило до восхода солнца, не было и толпы возбужденных студентов, следящих за рукой мастера; но в окруженном полицией коттедже свершилось одно из чудес науки, которое в других обстоятельствах сделало бы славу доктора Фу Манчи бессмертной.
Инспектор Веймаут — нечесаный, сбитый с толку и оглушенный всем, что произошло, сжимая руками голову, как человек, прошедший через мир теней, но теперь уже нормальный, здоровый — вышел на крыльцо.
Он посмотрел на нас возбужденным, измученным взглядом, но это возбуждение не было страшным возбуждением сумасшедшего.
— Мистер Смит! — воскликнул он, и, шатаясь, пошел по тропинке к нам. — Доктор Петри! Что же…
Мы услышали оглушительный взрыв. Из всех окон коттеджа вырвались языки пламени!
— Скорее! — голос Смита поднялся чуть ли не до вопящих нот. — В дом!
Он промчался по тропинке мимо Джона Веймаута, который стоял, качаясь как пьяный. Я бежал по пятам за Смитом. За мной бежали полицейские.
В дверь уже невозможно было пройти: она изрыгала смертоносный огонь и страшный удушающий дым, сравнимый с пламенем ада. Мы разбили окно. Комната превратилась в пылающую печь!
— Боже мой! — вскричал кто-то. — Это же сверхъестественно!
— Слушай! — крикнул другой. — Слушай!
Толпа, которая собирается на пожар в любой день дня и ночи неизвестно откуда, уже начинала прибывать. Но не было слышно разговоров. Люди стояли молча.
Из адской жары вдруг зазвенел голос, голос не боли, не муки, а торжества. Он произнес нараспев какую-то варварскую молитву и смолк.
Огромные языки пламени, рвавшиеся из всех окон, поднимались все выше.
— Тревога! — хрипло закричал Смит. — Вызывайте пожарную команду!
Я приближаюсь к завершению моего повествования и чувствую, что не оправдываю надежд читателя. Ибо, изобразив личность и деяния адского китайского доктора средствами той палитры, что у меня имелась, я не могу закончить так, как мне бы хотелось, не могу сознательно поставить последнюю точку в его зловещей деятельности и с чистой совестью написать слово «конец». Иногда мне кажется, что мое перо лишь временно лежит без дела, что я рассказал только об одном этапе движения, проходящего сотни таких этапов. Я надеюсь написать продолжение, несмотря на все доводы логики и западную склонность к предубеждениям. Но сейчас я не могу пока утверждать с уверенностью, что моя надежда осуществится.
Среди многих тайн, что таит для меня будущее, эта тайна тоже скрыта от моего взора.
Поэтому я прошу вас не винить меня за такое завершение рассказа. Чувство неудовлетворенного любопытства, которое охватит читателя, не меньше мучает и самого автора этих строк.
Я намеренно увел вас из комнат профессора Дженифера Монда к этому последнему эпизоду в заброшенном коттедже; я торопил события, чтобы придать последним страницам моего рассказа ощущение захватывающей дух стремительности, характерной для этих событий.
Изображение на моем холсте может показаться поверхностным, но таков уж мой писательский талант. В моей памяти не осталось суровых подробностей той ночи. Арест Фу Манчи; Фу Манчи в наручниках, входящий в коттедж для исцеления Веймаута; сам чудесно выздоровевший Веймаут, выходящий на крыльцо; дом в языках пламени.
А дальше?
Коттедж полностью выгорел, причем с быстротой, указывавшей на то, что при этом использовались какие-то неизвестные средства, и среди пепла не было обнаружено ни следа человеческих костей!
Меня спрашивали: была ли хоть какая-то вероятность того, что Фу Манчи в наступившей сумятице сумел незаметно выскользнуть из дома? Оставалась ли для него какая-нибудь лазейка?
Я отвечаю, что, насколько я могу судить, даже крыса не сумела бы выбежать из коттеджа незамеченной. Однако я не могу сомневаться в том, что Фу Манчи каким-то непонятным образом и какими-то загадочными средствами вызвал этот адский пожар. Неужели он добровольно зажег свой собственный погребальный костер?
Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежит испачканный и помятый листок — записка, нацарапанная странным, едва разборчивым почерком. Этот обрывок был обнаружен инспектором Веймаутом, который до сего дня остается нормальным, здравым человеком, в кармане его изодранной одежды.
Когда это было написано, пусть судит читатель. Как оно попало в карман к Веймауту, не требует объяснений.
«Мистеру Найланду Смиту, уполномоченному британского правительства, и доктору Петри.
Приветствую вас! Меня призывает домой тот, кому не отказывают. Во многом, что мне нужно было сделать, я потерпел неудачу. Многое из того, что я сделал, я бы исправил; и кое-что я сумел исправить. Из огня я пришел — из тлеющего огня, который однажды превратится во всепожирающее пламя; и в огонь ухожу. Не ищите моего пепла. Я — повелитель огня!
Прощайте.
Фу Манчи».
Тем, кто сопровождал меня во время моих встреч с человеком, написавшим это послание, я предоставляю судить, было ли это письмо сумасшедшего, решившего уничтожить себя таким странным образом, или насмешка гениального ученого и самого неуловимого существа, когда-либо рождавшегося на таинственной земле Китая.
Пока я не могу помочь вам в решении этого вопроса. Может наступить день — а я молю Бога, чтобы он никогда не наступил, — когда я смогу пролить новый свет на темные пятна в этом деле. Насколько я могу судить, этот день наступит только в случае, если гениальный злодей-китаец остался жив, вот почему я молюсь, чтобы завеса тайны не поднималась.
Но, как я уже сказал, эта история может иметь другое продолжение с совершенно непредсказуемым концом. Так как же мне закончить этот отрывочный, беглый рассказ?