Пришлось отложить процесс распродажи всех запасов, ограничившись лишь самыми тяжелыми и наименее ценными вещами. Освободив инвентарь примерно на треть объема, я обзавелся еще тысячей золотых. На первое время хватит, а там, глядишь, получу заветные плюсы к Известности, дискаунт опять восстановится. Естественно, размер скидки на покупку дает такую же прибавку к получаемой при продаже стоимости хабара.

В результате, обойдя почти все торговые точки, я практически ничего не купил, хотя ассортимент поражал воображение. И артефакты, и книги, и снаряжение – глаза разбегаются, но лишь до того момента, как озвучена цена. Пятьсот монет за один предмет – это перебор по всем понятиям.

Имея Известность восемнадцать, на пороге следующего падения по ценам у торговцев, так бездарно просесть – катастрофическое невезение. Теперь хожу локти кусаю. А ведь впереди еще посмертное проклятие. И не надо думать, что тридцатый уровень – это несерьезно. Как я успел заметить, в этом мире уровень заклинаний соотносится с уровнем игрока примерно как один к трем-пяти. Аналогично мастерство и профессии, в отличие от многих классических виртмиров, измеряются очень скромными единицами. Если в «Б-оф-Б» (популярная в две тысячи пятнадцатом – двадцатом годах игра) травник на пятьдесят – всего лишь начинающий подмастерье, то здесь уже серьезный специалист. Это и не удивительно, поскольку за единообразное действие можно легко получить только три пункта профессии. Из всего этого можно сделать только один вывод – умирать мне категорически противопоказано! По крайней мере, пока мой собственный уровень не будет выше статуса проклятия в те самые три-пять раз.

Единственное, на что я не пожалел денег – «Учебнарь Травника для школоло», двести золотых как с куста. Компенсировалось это ограбление, замаскированное под честную продажу, лицезрением самого настоящего дварфа. Гном как гном, классический – то есть коротышка, хам и скупердяй. Не скинул ни одной серебрушки – и как он тут выживает с таким отношением к потенциальным клиентам. Правда, и выбор у него самый богатый, но цены…

С лавкой травницы, на которую возлагались особые надежды, случился облом – закрыта, и что печально, никто не в курсе, когда будет работать, несколько седмиц не появляется хозяйка – болеет, видать, старушка.

– Вам костюм – людской или по эль-моде? – картавит портной, в точном соответствии с законами жанра. Между прочим, фейри чистокровный, хоть и с круглыми очками «а-ля Лаврентий Палыч» на носу. Оказывается, чрезвычайная редкость – представитель этой расы, работающий не на земле.

Через десять минут общения я не выдержал и с истеричным смехом уточнил:

– У вас родственников в Одессе никогда не было? – ну очень характерный типаж, весь мозг мне вынес дотошностью и неумолимым обсчетом стоимости каждой запонки или манжеты.

Моззеей, кто бы сомневался, что именно так его зовут, внезапно замер, растерянно снял пенсне и стал протирать их мягкой тряпочкой. Потом так же быстро и нервно водрузил их обратно на прежнее место:

– Вы мне не поверите, но точно такую же фразу произнес один клиент много лет назад. И что самое удивительное, получив заказ, он оставил мне щедрые чаевые. После чего покинул наш город, и я его больше никогда не видел.

– Что же в том удивительного? Щедрые чаевые? – мне-то понятно, у кого именно такая ассоциация возникнет, не надо иметь семи пядей во лбу. На просторах от Владивостока до Бреста любой сообразит, откуда черпал вдохновение создатель этого необычного фейри.

– Сей добрый человек оставил мне сто золотых сверху, хотя заказ был небольшой и стоил в несколько раз дешевле. И что самое удивительное, он предсказал, что когда-нибудь сюда зайдет другой клиент и скажет то же самое.

Тоже мне, Нострадамус! Я могу сделать аналогичное предсказание, даже не отходя от кассы.

И тут я понимаю, почему замялся несчастный фейри:

– Еще он попросил сделать хорошую скидку этому клиенту. И передать привет от Валеры из Саратова.

Тут я не выдерживаю и начинаю хохотать. И заранее, чтобы не обидеть честного, но расстроенного в лучших чувствах, портного, предлагаю:

– Не переживайте так. Мне не нужна скидка! Наоборот! – если пошла такая пьянка, то режем последний огурец. – Я даю вам сверху еще сто золотых, но при условии, что если сюда когда-нибудь зайдет посетитель и поинтересуется – не было ли у вас родственников в Одессе, то вы ему сделаете хорошую скидку. Ну и заодно передадите привет от Валеры и Трава.

– Постойте, вы сказали – человек? – я как-то уже привык, что здесь почти не употребляют это слово.

– Да, тогда они еще встречались. Давно это было – вы, наверное, не застали их, молодой люд, – похоже старичок фейри в шоке от случившегося.

Стараясь не затрагивать скользкую тему, я свернул обсуждение на фасон и цвет будущего наряда. И тут мне все же удалось вывести из ступора своего собеседника. Да что там – довести до белого каления!

– И вы мне только сейчас сообщаете, что в моем костюме вы предстанете перед императором! Вы в своем уме?!!!

Ну и хорошо, а то я уже стал переживать за здоровье провинциального модельера. Учитывая, что предстану перед императором я на расстоянии в сотню метров в окружении полутысячи эльфов, то вероятность того, что он рассмотрит мой наряд, близка к абсолютному нулю. И чего, спрашивается так переживать?

И уже распрощавшись, я услышал долгожданный вопрос:

– Скажите, а вы, случайно, не были в этой самой Одессе?

Поворачиваюсь и мило улыбаюсь самой «продающей» из всех моих улыбок:

– Нет, не пришлось. Но говорят, очень интересный город. В этом мире другого такого нет.

И ведь не соврал ни разу – разучился, что ли?

– И вот когда они меня решили съесть, я не выдержал и ушел от них.

Сальвасторе отрывается от письма и ошарашенно переспрашивает:

– Как съесть? В смысле – скушать?

Откусываю персик, наглядно иллюстрируя, что имелось в виду самое прямое значение этого слова.

– Северные пигмеи вообще-то людоеды. И к концу зимовки с продуктами напряженка. По традиции, первым съедают чужака – то есть меня. Как вы понимаете, это решительно не входило в мои ближайшие планы и я покинул их не попрощавшись.

Я, конечно, не Лукьяненко и не Пришвин, но и читатель здесь не избалован обилием авторов – к тому же мне за это не платят. Не доросла местная журналистика в лице единственного газетчика, редактора и верстальщика по совместительству, мистера Сальвасторе, до денежных отношений с интервьюируемым.

Это не означает, что я впал в глупейшую бескорыстность – выгода ведь не всегда в презренном золоте выражается. Просто в отличие от местного электората силу печатного слова я оцениваю по достоинству, и дружба с влиятельным эльфом мне не помешает. К тому же он бесценный источник информации, в том числе инсайдерской. А деньги – да тьфу на них, благодаря рекламе Мяк за вечер снимает до пяти золотых, не считая процентов от выручки с хозяина. Именно поэтому я диктую приключенческие рассказы для завтрашнего номера городской газеты. Хотя название «газета» для этого листка явно слишком громкое.

– Как можно выжить на таком холоде долгие месяцы? – совершенно искренне недоумевает газетчик.

Отсутствием воображения я никогда не страдал, поэтому выдал целую эпопею в духе Жюля Верна. Тут были и встречи с огненными медведями, и поедание ледяных змей, которые и составляли основу рациона моего лирического героя. Единственное достоверное зерно, вокруг которого плелась паутина фантазийного повествования, – строительство иглу. Пришлось даже продемонстрировать схему устройства и поделиться тонкостями технологии возведения снежной хижины. После этого все остальное ушло за чистую монету.