Он чувствовал, как напряглись ее соски от соприкосновения с его обнаженной кожей, и от этого захотел ее немедленно, но, умерив желание, решил не торопить события. Оторвавшись от терпких, пахнущих коньяком губ Кит, он стал медленно и нежно целовать ее откинутую шею, в то время как его руки требовательно блуждали по ее телу.

Она страстно прижалась к нему, когда его язык коснулся ее груди. Ласки Джона доводили ее до беспамятства, вызывали все новые волны наслаждения. Кит прошептала его имя, прося вернуться, когда, лишь коснувшись ее соска языком, он снова ласкал плоть ее груди. Тогда он слегка прикусил и отпустил сосок, чтобы тут же перейти к другому, оставив первый влажным и жаждущим.

Кит тоже самозабвенно ласкала его сильные плечи, спину, узкие бедра, чувствуя, как Джон вздрагивает от каждого прикосновения. Его язык медленно и страстно опускался по ложбинке меж грудей к ее животу. Трепетавшая от ласк Кит двигалась ему навстречу, изнемогая от желания. Его язык был жадным, от него исходило жаркое тепло, заполнившее ее всю. Тело стало тяжелым от страсти, голова – легкой и бездумной.

Не давая опомниться, Джон припал к ее губам, и теперь его ласки были не столько заботливыми и нежными, сколько расчетливыми. Наслаждаясь сам, он следил за порывами ее желания. Это давало чувство власти над ней, что еще больше распаляло его. Он ждал момента, когда Кит потеряет контроль над собой, хотя сам чувствовал, что еле сдерживает себя. Он слышал ее дыхание, короткое и быстрое. Она двигалась под ним в полном забвении и принадлежала только ему. Сознавать это ему было необходимо, хотя он сам не мог бы сказать почему.

Руки Кит еще быстрее заскользили по его телу, заставляя кровь бешено биться в висках. Еще секунда – и Кит, сама обхватив его, приняла в себя. Их движения были слитны и едины, когда они, достигнув пика, испытали долгожданное блаженство.

Лучи утреннего солнца, проникавшие сквозь цветные витражи в церковь, отбрасывали на пол и скамьи разноцветные блики. Старый Том, как обычно, сидел в самом конце, ближе к двери. Прихожан было не очень много. Беннон и Сондра, однако, на этот раз заняли места в первых рядах. Священник, зачитав главу из Нового Завета, призвал прихожан к молитве.

Беннон, по привычке склонив голову, прислушивался к монотонному гулу голосов молящихся. Но мысли его были далеко. Услышав заключительное «аминь», он поднял голову и мог теперь обратить все внимание на детский хор. Послышались звуки органа. Беннон обвел глазами посерьезневшие детские лица и тут же увидел Лору. Девочка была само ожидание. Она не сводила глаз с палочки регента.

Сондра легонько коснулась руки Беннона, словно напоминала, что она рядом. Мельком взглянув на нее, он снова сосредоточил внимание на Лоре. Та, едва заметно кивая головой, отсчитывала такты органного вступления и неотрывно глядела на регента. Беннон поймал себя на том, что тоже отсчитывает такты и напряженно ожидает взмаха дирижерской палочки.

Наконец своды церкви огласились звуками псалма «Это твой мир, Господи». В хоре голосов Беннон сразу узнал чистый и красивый голос дочери. Со второго стиха она пела без сопровождения хора, и Беннон, почувствовав, что сам волнуется, стал припоминать слова. «Это твой мир, Господи. Он прекрасен и добр...» С последней строки снова вступил хор. Беннон облегченно вздохнул – Лора отлично справилась со своей партией. Он незаметно вытер о полы пиджака неожиданно вспотевшие ладони. Когда же хор закончил гимн, Сондра повернулась к Бешгону и тихо произнесла, успокаивая его:

– Она прекрасно пела, Беннон...

Кивнув, он подумал о Диане – она гордилась бы дочерью, и вдруг почувствовал себя старым и усталым. Увы, это чувство было уже не ново.

После мессы Беннон и Сондра направились к выходу, где Беннон, взяв с вешалки шляпу, присоединился к прихожанам, окружавшим священника, чтобы попрощаться с ним и поблагодарить за мессу. Во дворе уставшие от тишины церкви прихожане оживленно беседовали, обмениваясь мнениями. Смеялись и шалили дети. Поддерживая Сондру под локоть, Беннон сошел по ступеням в церковный двор, раскланиваясь и приветствуя знакомых.

– Доброе утро, Эд, – поздоровался он с местным врачом, розовощеким лысеющим добряком, беседующим с брокером Фрэнком Скоттом.

– Доброе утро, Беннон, – приветливо ответил тот. – Прекрасная погода, не так ли?

– Да, отличная. – Беннон окинул взглядом синий небосвод с плывущим по нему одиноким облаком. – И надо воспользоваться, пока можно. Осень не за горами.

– Я прямо отсюда направлюсь в гольф-клуб, – заявил врач, повернувшись к своему собеседнику. – Если хочешь, позвони Мартину, составите нам компанию, – крикнул он Беннону вдогонку.

Не дойдя до стоянки, Беннон остановился у края тротуара.

– Подождем здесь Лору, – сказал он Сондре. – Думаю, она долго не задержится.

Стоя рядом с Бенноном, Сондра кивками головы здоровалась с проходящими мимо прихожанами. Она знала, что их совместное появление в церкви более ни у кого не вызывает любопытства. Скорее всех удивило бы, если бы они оказались там порознь.

Стук палки о плиты тротуара предупредил их о появлении миссис Карстейрс. Эта державшаяся очень просто строгая седая дама всегда появлялась на людях в потертых перчатках и старомодной шляпке.

– Доброе утро, миссис Карстейрс, – почтительно приветствовал Беннон вдову судьи Карстейрса и коснулся шляпы.

Она узнала их и остановилась, тяжело опираясь на палку.

– Мистер Беннон, мисс Хадсон, – промолвила она, глядя только на Беннона. – Прими мои поздравления, Беннон, с успехом твоей дочери. У нее приятный голосок.

– Благодарю вас...

Но миссис Карстейрс бесцеремонно прервала его:

– Она, видимо, унаследовала его от твоей покойной матушки. У той был очень красивый голос. А твой, когда ты был таким, как Лора, напоминал мне лай щенка, которого однажды завел себе мой муж Артур. Я с облегчением вздохнула, когда ты наконец ушел из хора.

– И я тоже, миссис Карстейрс, – заверил ее Беннон, едва удерживая улыбку.

Тонкие губы миссис Карстейрс чуть дрогнули, и она продолжила свой путь, постукивая палкой по тротуару.

– Она предельно откровенна, ты не находишь? – пробурчал Беннон, взглянув на Сондру.

– Когда тебе стукнет восемьдесят пять, ты тоже будешь говорить что хочешь и тебе это будет сходить с рук.

Сондра смотрела вслед удаляющейся старухе и невольно вспомнила ее старый викторианский особняк с верандой и знаменитыми цветниками. Мысленно она подсчитала стоимость поместья Карстейрсов. Сам дом практически мало чего стоил, а вот участок и земли вокруг потянули бы миллиона на два. Хорошо, если бы старуха согласилась продать поместье. Но Сондра тут же прогнала эти мысли. Не время думать об этом. Она повернулась к Беннону.

– У Лоры красивый голос, миссис Карстейрс права. Ты волновался, когда она пела, не правда ли? О чем ты думал тогда?

– О Диане. Я жалел, что она не слышала, как пела Лора.

Сондра отвернулась, и губы ее сложились в горькую складку.

– Ты никогда не забываешь о ней? – прошептала она тише, чем он мог услышать.

– Кажется, отец сам разыскал Лору.

Из-за угла церкви вышел Старый Том, ведущий за руку внучку. Увидев их, Лора махнула рукой. Сондра помахала в ответ, и девочка, покинув деда, побежала к ним через газон.

– Ты чудесно пела, Лора, – похвалила ее Сондра. Девочка счастливо улыбнулась.

– Спасибо, тетя Сондра.

Глядя на нее, Сондра еще раз убедилась, что она все больше становится похожей на Диану. Через дочь ее сестра продолжает сохранять свою власть над Бенноном и постоянно напоминает ему о себе. Сондра поняла, что все сильнее ненавидит покойницу.

– Я тоже сказал малышке, что она пела лучше всех, – присоединился к похвалам подошедший дед.

Лора даже прикусила губу, чтобы ее рот не расплылся в широкой улыбке.

– А тебе нравится моя прическа, тетя Сондра? Мама Баффи сделала мне ее. Она сказала, что это французский стиль прически.