— А вы думаете, что они могут не понадобиться? — удивился Мильтон.

— Казначейство предлагает отложить перевод денег до второй половины завтрашнего дня, — продолжал Квори.

— Согласно требованиям Брэнсона при такой задержке сумма возрастет на пятьдесят миллионов долларов, — мрачно заметил Мильтон. — Впрочем, плевать на его требования, — он попытался улыбнуться. — Кто знает, может быть, одному из наших великих умов придет в голову блестящая идея... — он замолчал, оборвав себя на полуслове.

Казалось, ни у кого из присутствующих не было желания прерывать наступившее молчание. Хегенбах взял бутылку и снова налил себе виски, положил льда и пустил бутылку по кругу. Через некоторое время вся компания вновь занялась созерцанием своих рюмок.

Прошло несколько минут, и бутылка снова пошла по кругу. Вошли Ричардc и Хендрикс. Оба тяжело опустились на свои места. Вице-президент потянулся к бутылке на секунду раньше начальника полиции.

— Как мы выглядели в последней телепередаче? — обратился к присутствующим Ричардc.

— Ужасно! Но еще ужаснее то, что мы сидим здесь все вместе и никому ничего не приходит в голову! — вздохнул Мильтон. — Все, что мы можем, — это пить. Ни у кого нет ни одной идеи.

— Думаю, у Ревсона идеи есть, — заметил Хендрикс. Он достал из носка клочок бумаги и передал его Хегенбаху. — Это для вас.

Хегенбах развернул бумажку, выругался и крикнул оператору:

— Мой декодер, быстро!

Обернувшись к Хендриксу, директор ФБР спросил:

— Как там дела? Есть новости? Почему умер Хансен?

— Причиной его смерти, грубо говоря, стали голод и жадность. Министр схватил поднос до того, как его успели предупредить.

— Бедняга всегда любил поесть, — вздохнул Мильтон. — Мне кажется, у него было неладно с обменом веществ. О мертвых ничего, кроме хорошего не говорят, однако я часто говорил Хансену, что он роет себе могилу собственными зубами. Так и вышло.

— Вы считаете, что Ревсон не виноват?

— Никто вообще не виноват. Хуже другое. Ревсон под подозрением. Мы знаем, что Брэнсон очень умен. Сейчас он уверен, что на мосту работает агент ФБР, и почти уверен, что это Ревсон. Думаю, Брэнсоном движет инстинкт, и ему не в чем обвинить Ревсона.

— Который так же очень умен, — Хегенбах помолчал, потом бросил взгляд на Хендрикса. — Если бы Брэнсон подозревал Ревсона, то не дал бы ему и на милю приблизиться к вам. Ведь он прекрасно знал, что вы отправляетесь на берег, не так ли?

— Ревсон ко мне не подходил. Записку мне передал генерал Картленд. Он получил ее от Пола.

— Значит, Картленд в курсе?

— Он все знает. Ревсон собирается передать ему пистолет с отравленными пулями. Никогда не думал, что наш генерал столь кровожаден — ему не терпится пустить оружие в дело.

— Вы же знаете, что во время Второй мировой войны Картленд был командиром танка и прославился своей смелостью. В то время он уничтожил немало немцев и итальянцев, многие из которых были порядочными людьми. Думаете, что он станет волноваться из-за кучки обычных преступников?

— Поживем — увидим. Итак, я зашел в туалет и сунул записку в носок. Я опасался, что нас с вице-президентом могут обыскать перед тем, как мы покинем мост. Но этого не произошло. Ревсон прав. Брэнсон слишком самоуверен, и ему недостает чувства опасности.

Ревсон и О'Хара смотрели в след уходившему ван Эффену. Ревсон отошел на несколько шагов от машины и подал знак доктору следовать за ним.

— Наш друг добросовестно вас обыскал. Вряд ли ему пришлось по вкусу ваше замечание, что в один прекрасный день он станет вашим пациентом.

О'Хара посмотрел на темное грозовое небо. Тучи были уже почти над головой. Подул свежий ветер. На волнах появились белые гребешки.

— Похоже, ночью пройдет гроза. Пройдемте в машину, там нам будет уютнее. У меня есть прекрасные лекарства от всех невзгод — шотландское виски и бренди. Как вы сами понимаете, и то и другое предназначено исключительно для больных и страждущих.

— Вы далеко пойдете, доктор! Зрите в корень. Я сейчас как раз и больной и страждущий. И все же нам лучше остаться здесь.

— Почему?

Ревсон с жалостью посмотрел на собеседника.

— Вам повезло, что я здесь, иначе вы бы стали главным подозреваемым. Разве вам не приходило в голову, что во время тщательного обыска Брэнсон мог поставить жучок в вашу машину? Вы его ни за что не найдете, даже если неделю искать.

— Что ж, это возможно.

— У вас есть джин?

— Странно, что вы об этом спрашиваете. Да, есть.

— Тогда налейте мне лучше джину. Я говорил Брэнсону, что практически не пью и поэтому у меня нос, как у гончей. Мне бы не хотелось, чтобы он застал меня с рюмкой чего-нибудь темного.

— Хорошо, хорошо!

О'Хара скрылся в машине «скорой помощи» и скоро вернулся с двумя рюмками. Ту, что была с прозрачной светлой жидкостью, он протянул Ревсону.

— Ваше здоровье!

— Думаю, через сутки Брэнсону придется пополнить свои запасы спиртного.

— Загадочная личность!

— Псих! — Ревсон задумчиво посмотрел на вертолет. — Хотелось бы знать, будет ли пилот спать в вертолете?

О'Хара усмехнулся.

— Да вы сами-то бывали в вертолете?

— Как ни странно, нет.

— Я был несколько раз. Исключительно в связи с выполнением врачебного долга. В этих военных машинах установлены полотняные кресла с металлическим каркасом. Это хуже, чем спать на гвоздях.

— Верю. В таком случае пилот наверняка устроится на ночь вместе со своими в третьем автобусе.

— Вы проявляете повышенный интерес к вертолету.

Ревсон осторожно огляделся. Поблизости никого не было.

— В нем находится устройство инициации взрыва по радио. Я собираюсь — заметьте, я сказал всего лишь «собираюсь» — вывести его из строя.

О'Хара некоторое время помолчал, потом добродушно заметил:

— Думаю, мне пора дать вам лекарство. Что-нибудь для просветления мозгов. Подумайте сами: всю ночь вертолет будет охранять, по крайней мере, один человек. Вы прекрасно знаете, что всю ночь мост освещен, как днем. Однако, если вам удастся дематериализоваться...

— О часовом я позабочусь. Свет выключат, когда мне это понадобится.

— Бред!

— Я уже отправил сообщение на берег.

— Я и не знал, что секретные агенты по совместительству волшебники. Вы что, достали из шляпы почтового голубя...

— Хендрикс отвез на берег мою записку.

О'Хара внимательно посмотрел на собеседника.

— Хотите еще выпить?

— Спасибо, но сегодня ночью мне нужен ясный ум.

— А я, пожалуй, выпью.

Доктор забрал обе рюмки и вернулся с одной.

— Послушайте, этот парнишка, Ковальски, на редкость наблюдателен. Я, слава Богу, и сам не близорукий. Так вот, он с вас глаз не спускал, пока вице-президент и начальник полиции были здесь. Уверен, он выполнял приказ Брэнсона.

— Я тоже обратил на это внимание, но это не важно. Я не подходил к Хендриксу. Свое послание я отдал Картленду, который, в свою очередь, передал его Хендриксу. Ковальски был слишком занят мной, чтобы думать о Картленде и Хендриксе.

— В какое время выключат свет?

— Я пока не знаю. Я подам сигнал.

— Значит, Картленд в курсе дела?

— Ну и что? Кстати сказать, я обещал ему пистолет с отравленными пулями. Не могли бы вы передать его генералу?

— С удовольствием.

— Вы можете заменить печать, после того как она будет сломана?

— Вы хотите сказать: в том случае, если подозрительный мистер Брэнсон снова придет в мою машину? Нет, не могу, — улыбнулся доктор. — Но совершено случайно у меня в том ящике два запечатанных комплекта.

— Да, трудно все предвидеть. Итак, доктор, вы все еще на стороне закона и порядка? И все еще желаете увидеть Врэнсона в блестящих новеньких наручниках?

— Да, такое желание имеет место.

— Но его осуществление, возможно будет связано с некоторыми нарушениями ваших медицинских этических норм.

— Черт с ними, с нормами!

Хегенбах с удовлетворением вытащил из своего декодера страницу отпечатанного текста, быстро просмотрел документ и удивленно приподнял бровь.