— Они нуждаются в залоге?

— Об этом речи не было.

— Когда вам понадобится чек?

— Как можно скорее.

— Постараюсь оформить вовремя.

«Чек» — это, конечно, очередная липа. Никто и никогда не выписывал чеков за кокаин. Надо спятить окончательно, чтобы совершить подобную операцию. Кокаин — та же наличность, и получаете вы за него только наличные деньги. Амарос просто давал понять Эрнесто, что постарается обеспечить сделку наличностью до часа тридцати в субботу. Десять килограммов по шестьдесят тысяч стоят шестьсот тысяч долларов. Была среда, значит, у Амароса два полных деловых дня, чтобы получить наличные. Никаких проблем и оснований для беспокойства.

— Что слышно о Золушке? — спросил он.

Эрнесто впервые услышал от Амароса это прозвание, но сразу понял, о ком речь. О Дженни Санторо, или как ее там еще. Обычно Амарос говорил просто «девушка». Эрнесто решил, что по телефону босс не стал употреблять это слово, потому что оно тоже значило «кокаин».

— Пока не нашли, — ответил Эрнесто.

— Я очень признателен за шляпы, — сказал Амарос, — но я очень хочу повидаться с ней.

— Понимаю, — ответил Эрнесто.

— Так найдите ее. — С этими словами Амарос повесил трубку.

Итак, они в доме на Кей-Бискейн, многоэтажном, с верандами на каждом этаже, и все веранды с видом на море. Дом стоил ему миллиона полтора, не меньше, думает Дженни, тем более что расположен он у моря. Это она хотела бы заполучить для себя. Ее мечта. Собственный дом. Под Парижем. Дом с садом. Ее дом. Небольшой домик на тихой улочке. Ее называли бы американской леди. Соседям она рассказала бы, что была актрисой театра. Что играла главную роль в «Испытаниях». На уик-энд она будет уезжать в Париж, сидеть за столиком в кафе на бульваре, потягивать мятный ликер со льдом и гадать, кто из гуляющих по бульвару девушек занимается тем же, чем она занималась прежде. Потому что этот случай — последний в ее жизни. Если в этом доме и вправду лежит в сейфе кокаин и она сумеет его выкрасть и унести с собой, тогда она больше никогда уже не станет заниматься любовью с каким попало мужчиной.

Он наливает ей коньяк, тот же самый «Курвуазье», который она пробовала в «Касба-Лаундж», а потом — большой сюрприз! — разговор заходит о кино. Видела ли она в последнее время какие-то хорошие фильмы? Он рассказывает ей со своим сильным испанским акцентом, что иногда смотрит порнофильмы, ведь это тоже форма искусства, и многие из них сделаны куда лучше, чем фильмы, которые обычно показывают в кинотеатрах. Он, между прочим, печатается как кинокритик в «Виллидж войс». Она говорит ему, что никогда в жизни не видела порнофильмов, — чистое вранье, особенно если учесть, что она сама играла однажды в сцене оргии в одном таком фильме, который «выстреливали» в Лос-Анджелесе, и совокуплялась сразу с двумя парнями, один под ней, а другой сзади, — и ей было бы безумно стыдно. О нет, уверяет он, если фильм сделан со вкусом, то ничуть не стыдно.

Слово за слово, и вот он уже ведет ее к себе в спальню на другом конце здания и показывает ей великолепный видеокомплекс, а порнофильмы, которые он смотрит «иногда», на деле превращаются в целую коллекцию — сто, а может, и больше кассет; он держит их в гардеробной на особой полке. Гардеробная очень большая. По левую сторону висят пиджаки и костюмы, по правую — брюки и спортивные рубашки, а над ними та самая полка с порнофильмами в кассетах. Сейф стоит слева от двери, большой, пожалуй, даже слишком большой для частного дома. Дженни надеется, что Ким не рассказывала им волшебную сказку и в сейфе действительно лежит кокаин.

Он спрашивает, не хочет ли она посмотреть порнофильм, снятый с большим вкусом. Она соглашается — если и в самом деле фильм со вкусом.

— Конечно, — уверяет он.

Она делает большие невинные глаза. Он, кажется, говорил, что у него есть кокаин.

Прямо сейчас нюхать кокаин не стоило бы — ей нужна совершенно ясная голова. Этот тип выглядит словно маленький сладкий пончик, ткни его в животик — захихикает, но вряд ли он сохранит веселый и любезный вид, если увидит, что она поперла его кокаин. Первое, что надо установить: есть ли в сейфе кокаин и достаточно ли его там, чтобы идти на риск.

У нее с собой большая голубая сумка, не совсем подходящая к изысканному туалету и изящным туфелькам, но она в разговоре как бы вскользь упомянула, что после вечеринки собиралась остаться ночевать у своих друзей и захватила необходимые вещи. Даже показала ему кое-что из этих вещей: коротенькую ночную рубашку цвета спелого персика и в тон ей трусики-бикини, а еще домашние туфли на высоком каблуке с помпончиками.

Он идет в гардеробную и опускается на колени перед сейфом.

Так, теперь подглядеть, заперто ли по всем правилам: четыре налево, три направо, два налево, медленно повернуть вправо, как там еще? Или он просто сдвинул на несколько цифр с последнего номера диск, как обычно люди делают, если им приходится открывать сейф каждые десять минут? Грабители называют это «дневная комбинация».

Ким утверждала, что сейф был заперт именно так.

Дженни ждет затаив дыхание.

Он просто поворачивает диск один раз вправо.

Дневная…

Хорошо.

Он ныряет в сейф.

Ее мечта может храниться в этом сейфе. Билет в Париж может лежать там, в сейфе. Раньше я была театральной актрисой.

Она смотрит ему через плечо.

О мой Бог!

О сладчайший Иисусе!

В сейфе четыре пакета с кокаином!

Ну-с, теперь они немножечко понюхают, посмотрят, как Джонни Холмс разматывает свой садовый шланг…

— Как ты думаешь, у кого больше? — спрашивает толстяк. — У него или у меня?

— Ты шутишь, у тебя же он огромный! — говорит она, а через десять минут подсыпает хлоралгидрат ему в стакан.

Сейф снова заперт на «дневную комбинацию», он повернул диск на то же количество цифр влево, что-то десять или двенадцать номеров от последнего номера комбинации. Она заходит в гардеробную и медленно вращает диск вправо, и диск останавливается на последнем номере — восемьдесят. Она нажимает ручку, сейф открыт, и она протягивает руку за сладким белым порошком.

Через пять минут она бежит по газону к воротам с полной сумкой.

Время только-только перевалило за полночь.

«Кадиллака» за воротами уже нет.

На его месте стоит синий «форд».

Едва усевшись в машину, она произносит два слова:

— Четыре кило.

Винсент — это он взмахнул волшебной палочкой и превратил ее в принцессу — одет уже не в ливрею шофера.

Он закатывает глаза и говорит:

— Я умер и попал на небеса.

Обеим девушкам, выбиравшим джинсы у Куперсмита, было лет по двадцать с небольшим; одна брюнетка с волосами до плеч, у второй рыжевато-каштановые волосы коротко острижены.

Брюнетка носила широкую юбку, блузку в деревенском стиле и плоские сандалеты. Глаза у нее были карие; похожа на итальянку. Звали ее Мэрили Джеймс.

Рыженькая была одета в брючки цвета загара, коричневую блузку и светло-коричневые туфли на широком каблуке. Глаза голубые; похожа на ирландку. Она именовалась Сэнди Дженнингс.

Магазин Куперсмита — один из лучших в Калузе. Девушки могли бы подобрать себе модные джинсы в другом магазине — «Глобал» на Саут-Трейл, где вещи продавали со скидкой, но ни одна из них и помыслить бы не пожелала об этом.

Обе они были девушки по вызову.

В Калузе таких девушек было не много. Город неподходящий: сюда не съезжаются искатели приключений и развлечений, игорных заведений в Калузе нет. Небольшой курортный городок для семейного отдыха в хорошую погоду. Мужчины не стремились сюда за утехами у шлюх. Холостяки, приезжавшие в Калузу, предпочитали женщин-одиночек, которые не прочь провести ночь или две в свое удовольствие. Женатые отдыхали вместе с женами и детьми. И потому настоящие девушки по вызову — сто долларов за час — встречались здесь почти так же редко, как снежные хлопья. Были в Калузе девицы, готовые за десять долларов доставить радость желторотым юнцам — где-нибудь в кузове пикапа. Реже попадалась бывалая проститутка лет под сорок; тощая и колченогая, она коротала время в баре, потягивая имбирное пиво в ожидании, что кто-нибудь обратит на нее вожделеющий взор и согласится оплатить ее ласки.