Эрнесто кивнул. Доминго нагло разглядывал Кейт, как бы оценивая ее ноги, бедра, грудь. Эрнесто надеялся, что Доминго не придется колоть ножом эту девушку. Она явно не знает о смерти сестры. Быть может, ее неосведомленность окажется полезной. В чем тут заключается польза, он пока не знал… но мало ли что.

— У вас две сестры, verdad?[16]

— Две, — кивнула Кейт. — Но только одна из них мне по-настоящему сестра. Mi propia hermana,[17] Элис. Она живет в Майами-Бич. А вторая… я просто не знаю, где она. Слышала, что вроде в Лос-Анджелесе. Ну? — И она посмотрела сначала на одного, потом на другого.

— Мы должны найти вашу hermana politica, — сказал Эрнесто.

— Это та, которая в Лос-Анджелесе. Вы не пробовали там ее искать? Я-то ее не видела лет шесть. Она уехала из Майами, когда ей исполнилось шестнадцать, отправилась в Нью-Орлеан, потом в Хаустон, а еще потом в Лос-Анджелес. Так мне сказала мама. Даже семь лет прошло, а не шесть.

— А где живет ваша мать? — спросил Эрнесто.

— В Венеции.

Мужчины переглянулись.

— Не в итальянской Венеции, — объяснила Кейт. — Здесь, во Флориде, есть такое место. Возле Сарасоты. Миль пятнадцать или двадцать на юг от Сарасоты.

— А она знает, где ваша сестра?

— Где Дженни? Понятия не имею.

— Но ведь это она вам сказала, что Дженни в Лос-Анджелесе, verdad?

— Да, она.

Как красиво, на испанский манер, произносит он это название: Los Angeles… Но у другого в руке нож.

— Мать говорила вам, когда Дженни была в Хаустоне?

— Кажется, да.

— Ваша мать, verdad?

— Да.

— Как ее зовут?

— Энни.

— Кармоди?

— Нет, Санторо. Она второй раз вышла замуж.

— А где она живет? Ваша мама?

— Я вам уже сказала, где она живет.

— В Венеции?

— Да.

— У вас есть адрес?

— Есть.

— Дайте мне его, пожалуйста.

Кейт покосилась на нож в руке Доминго.

— Хорошо, — сказала она и пошла в спальню за адресной книжкой.

Эрнесто кивком велел Доминго следовать за ней. Доминго вошел в спальню. На ночном столике стоял телефон. Кейт сидела на краешке кровати и перелистывала записную книжку. Едва Доминго переступил порог, как телефон зазвонил, и Кейт подняла трубку, даже не подумав, понравится ли это ее незваным гостям.

— Хэлло! — сказала она.

Доминго уже стоял рядом.

— Кэти?

— Это моя мать, — сказала Кейт, обращаясь к Доминго. И в трубку: — Да, мама, я слушаю.

Она уже собиралась сообщить матери, что к ней тут пришли двое и спрашивают ее адрес, но мать опередила ее:

— Элис умерла.

— Что?

— Элис. Ее убили вчера в Майами-Бич.

— О Господи!

— Зарезали, — продолжала мать, а телефонная трубка мелко тряслась в руке Кейт. — Несколько минут назад мне звонили из полиции. Они долго меня разыскивали, из-за другой фамилии, ты понимаешь. Они точно не знают, но считают, что все это из-за наркотиков. Просто автоматически решают: раз наркоманка, значит, дело в наркотиках.

— Боже мой, мама! — Кейт попятилась прочь от Доминго, втиснулась между кроватью и стеной, но Доминго настиг ее в углу, держа раскрытый нож в правой руке.

— Я должна ехать в Майами на опознание, — продолжала мать. — Мы можем встретиться там с тобой.

— Когда?

Доминго пристально смотрел на Кейт, ожидая конца разговора.

— Я думала отправиться сегодня вечером. Тело в морге, они хотят точной идентификации.

— Я… я не знаю, мама. Завтра мне на работу, у нас рабочий день. Может быть, ты обойдешься без меня?

— Но это же твоя родная сестра!

— Я понимаю…

Доминго вдруг насторожился.

— Ну? — нетерпеливо сказала мать.

— Я позвоню тебе чуть позже.

— Ты бы помогла мне и с похоронами.

— Я попробую договориться на работе, ладно, мам? И позвоню тебе, хорошо?

— Я пробуду дома недолго.

— Ладно. Я перезвоню. — Кейт положила трубку. Эрнесто стоял в дверях. Она не заметила, когда он появился.

— Это ваша мать? — спросил он.

— Да.

— Чего она хотела?

Кейт молчала.

— Ну?

— Она… она…

— Le conto de su hermana,[18] — сказал Доминго.

— Ничего она такого не говорила. — У Кейт сильно забилось сердце.

— Она сказала вам о сестре? — спросил Эрнесто. — О том, что ваша сестра мертва?

Кейт не ответила. Если они знали, что сестра убита… Господи, если они знали…

Эрнесто глубоко вздохнул и кивнул Доминго.

Кейт бросилась к двери, споткнулась о подставленную ногу Доминго, упала и проехалась левой щекой по полу. Резкая боль ударила в голову, но она тотчас попыталась встать и поднялась на четвереньки в позе бегуна на старте — ладони на полу, одна нога отодвинута назад и готова оттолкнуться от пола. Бежать, скорее бежать в гостиную, оттуда в коридор и вниз по лестнице на улицу и кричать, кричать…

Но Доминго прыгнул ей на спину, прижал к полу, уселся на нее верхом, как это делает охотник, поваливший раненое животное. Левой рукой он ухватил Кейт за длинные волосы, сгреб их в кулак и оттянул ее голову вверх и назад, а правой рукой, в которой держал нож, мягко, привычным жестом профессионального убийцы полоснул девушку по горлу.

Глаза у Кейт широко раскрылись.

Она успела увидеть собственную кровь, бьющую из перерезанной артерии.

Губы шевельнулись в беззвучном крике.

И наступила смерть.

Доминго вытер лезвие ножа о ее платье, потом погладил мертвую девушку по бедру и протянул руку к резинке трусов. Эрнесто посмотрел на него и ничего не сказал. Вырвал из записной книжки страницу с адресом Энни Санторо и направился к выходу из спальни.

— Vienes?[19] — предложил он.

Доминго кивнул.

В десять часов утра в среду Мэтью вспомнил, что должен позвонить Сьюзен насчет уик-энда, на который приходился День отца. Ему очень не хотелось звонить. На письменном столе у него лежали ксерокопии дел Отто Самалсона, снятые с разрешения Мэй в понедельник. Их следовало прочесть повнимательнее, чем он это сделал вчера. Тогда он, по существу, лишь бегло просмотрел их. Специально попросил Синтию Хьюлен, которая была фактотумом их фирмы, не соединять его ни с кем по телефону, а теперь сам вынужден позвонить. И при этом позвонить Сьюзен, покинувшей его спальню в ночь на воскресенье в гневе и раздражении.

Годы назад, когда в их семье еще находилось место шуткам, он и Сьюзен каждую такую вспышку называли «маленькая двухколесная повозка»: тот, кто «пылил» по пустякам, достоин был удалиться лишь в подобном непрестижном экипаже и не мог претендовать на старинную четырехколесную карету «высокого гнева», причем гнева справедливого. Волнение или тревога давали право на самый торжественный отъезд в карете, запряженной множеством лошадей, в богатое имение «Весь дом вверх дном». А если тревога оборачивалась бурей в стакане воды, седок перебирался в «чайничек» — совсем крохотную повозочку, над которой был укреплен полосатый зонтик.

Все это, увы, миновало.

Миновало уже тогда, когда их брак был еще жив.

Теперь он мертв, как старая тетя Хетти, которая покинула здешний мир в особом экипаже, именуемом похоронными дрогами. Мертв и похоронен… Мэтью, прямо сказать, не испытывал пламенного желания звонить сегодня Сьюзен. Но дело есть дело. Он набрал номер. На память — ведь когда-то это был и его номер. Накрутил все семь цифр и стал ждать, слушая гудки вызова. Пять… шесть… семь… ну, опять попал в «дом вверх дном».

— Хэлло? — Голос Сьюзен.

— Привет, Сьюзен, это Мэтью.

— Мэтью! А я только что собралась тебе звонить.

— Я хотел договориться насчет уик-энда, — сказал он (дело обычное, повседневное, о дурацких воскресных объятиях и поцелуях не стоит вспоминать, было и прошло!). — Ты помнишь, что это…