А когда они открывали рты, чтобы произнести имя моего брата, желатин вздувался пузырями, а потом снова плотно натягивался.

— Питер… Питер…

Заключенные в прозрачные коконы чудовища медленно двинулись все разом, словно роботы — нет, даже не роботы, а зомби, — и сделали еще один шаг ко мне.

— Ничего этого нет, — громко произнесла я.

Их глаза холодно посмотрели на меня через толстый слой желатина.

Я повернулась. Бросилась было к лестнице.

Но тут мой взгляд выхватил еще одну фигуру. Еще одну темную фигуру, стоявшую позади этой ужасной четверки. Она сгорбилась, словно от боли. И стояла так тихо…

Я вся содрогнулась от ужаса. Четверка сделала еще один шаг ко мне. Я направила луч фонарика на мальчика, сгорбившегося за ними, осветила его бледное лицо, его широко раскрытые глаза, его рот, издававший безмолвный крик.

И я в ужасе завизжала:

— ПИТЕР!

Питер… Питер…

Напевая имя моего брата под вздувающейся пленкой, чудовища протянули ко мне руки. Я видела их немигающие, безжизненные глаза.

Они тянули ко мне свои ладони, покрытые прозрачной слизью, свои костлявые пальцы…

— Питер… Питер…

За их спинами, словно окаменев, тихо стоял мой брат. Его черные глаза за стеклами очков смотрели на меня, такие печальные и пугающие одновременно.

Я выронила фонарик. Он ударил по моей босой ноге, отчего боль пронзила меня до бедра. Затем он со стуком покатился по твердому полу, и его луч безумно запрыгал по стене.

Я снова закричала и быстро схватила фонарик, потом повернулась и бросилась прочь.

Прежде чем я успела опомниться, я уже стояла наверху лестницы. В ушах еще раздавалось их жуткое пение.

— Питер… Питер…

Я вспомнила их шевелящиеся руки, их глаза, такие безжизненные под слоем слизи.

Тяжело дыша, я выскочила в дверь и захлопнула ее за собой. Захлопнула и прижалась к ней плечом.

И прислушалась. Стояла и слушала свое хриплое дыхание, громкий стук сердца.

А потом побежала через слабо освещенный холл. К парадной лестнице. Взлетела наверх, несмотря на боль в боку и готовые разорваться от напряжения легкие.

В свою комнату. В постель. В безмолвную и безопасную темноту. Безопасную?

Я тут же села, все еще дрожа. Дрожь сотрясала меня такая, что даже зубы стучали.

— Это был сон, — сказала я себе дрожащим голосом. — Даниэлла, ты в безопасности, ты в своей собственной постели. Ты никогда не спускалась вниз, в подвал. Это был только сон. Тебе все приснилось.

Обхватив себя за плечи, я смотрела на сероватый свет, проникающий сквозь стекло в мою комнату.

Все только сон…

Конечно. Сон.

Я поднялась на ноги, все еще обхватив руками плечи. Я докажу себе это, решила я. Я докажу себе, что все это был лишь сон. Я пойду в комнату брата и посмотрю, как он мирно спит на своей кровати.

Питер цел и невредим, он спит у себя в комнате. И он не в подвале, не с теми жуткими фигурами из моего кошмара.

Я никак не решалась выйти из своей спальни. Страх сжимал мое сердце железными клещами. А что, если брата там нет?

Что, если он и в самом деле находится там, в подвале, с этими ребятами, покрытыми жуткой слизью?

Что тогда мне делать?

Что я смогу сделать?

Я глубоко вздохнула и прижала руку к груди, словно приказывая своему сердцу биться спокойно.

Затем я неуверенно вышла в коридор. Ноги стали словно ватные и еле меня держали. Голова кружилась от страха. Пол ходил подо мной ходуном, когда я медленно брела по длинному коридору к спальне брата.

Я остановилась возле его двери.

Мысленно произнесла молитву.

— Питер, пожалуйста, будь там. Пожалуйста!

Я повернула круглую ручку и толкнула дверь. Щелкнула выключателем.

И, моргая от ослепившего меня света, я уставилась на его постель.

Она была пуста.

Я в ужасе уставилась на сбитые простыни и откинутое одеяло. Да, постель была пуста. Вдруг я услышала вздох. И посмотрела в сторону окна.

— Что тебе тут надо? — спросил Питер. Он сидел на своем кресле у окна, одетый в пижаму. Прядь рыжих волос упала на глаза. Очков не было. Одна штанина была закатана до колена.

— Питер, ты здесь! — радостно воскликнула я. После этого я бросилась к брату через комнату и попыталась его обнять. Но он увернулся от моих рук.

— Зачем ты явилась сюда? — спросил он, откидывая назад волосы.

— Я… я… — Что могла я ответить ему? — Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Почему ты не в постели?

Он пожал плечами.

— Не спится.

Я пристально всмотрелась в его лицо.

— Так ты, значит, просто смотрел в окно? Он кивнул.

— И ты не спускался в подвал?

— В подвал? — Он прищурил глаза, словно пытаясь понять мою логику.

— Так ты был в подвале? — настаивала я. — Ты спускался в подвал, Питер?

— Нет. Что мне там делать? — резко ответил он.

И тут он поразил меня. Внезапно он протянул руку и схватил меня за запястье.

— Даниэлла, — прошептал он сквозь стиснутые зубы, потом крепко сжал мое запястье и приблизил свое лицо к моему. — Даниэлла, не забудь меня. Пожалуйста… Не забудь меня!

* * *

На следующее утро я торопливо одевалась, собираясь в школу. Глядя в окно, я натягивала на себя просторный серый свитер и черные джинсы с прямыми, нерасклешенными штанинами. Погода выдалась пасмурная. Холодный серый свет слабо освещал мою комнату, оставляя в углах темные тени.

Несмотря на сумрачную погоду, меня переполняла радость. Мне не терпелось спуститься вниз и приняться за завтрак. Начался новый день. Новый старт. Мой пугающий ночной кошмар про странных ребят, покрытых блестящей слизью, был всего-навсего ночным кошмаром, и не более того.

Ничего нет странного, что тебе снятся такие жуткие сны, когда ты въехала в такой старинный дом, сказала я себе.

Еще я заверила себя в том, что с Питером тоже ничего не случится. Что последствия моего дурацкого гипноза к этому времени уже прошли. Что я увижу своего прежнего младшего брата — болтливого, веселого и избалованного.

Как я ошибалась!

Он вошел в кухню в своей синей полосатой пижаме, непричесанный, с всклокоченной рыжей шевелюрой. Прищурясь, поглядел на меня сквозь очки, словно не узнавая.

— Привет, — сказала я. — Ты ничего не забыл, а? Например, что надо собираться в школу?

Он нахмурился и потер щеку.

— Какой сегодня день?

— Понедельник, — ответила я. — Вот. Бери кашу. Завтракай и отправляйся наверх одеваться.

Я вытащила из шкафа три коробки, я знала, что Питер наверняка выберет «Золотое зерно». Никаких других каш мой брат не признавал. Он подошел к столу и уставился на коробки.

— Я не знаю, что мне выбрать, — тихо сказал он. А потом повернулся ко мне с таким печальным лицом, что у меня защемило сердце. И прошептал: — Даниэлла, какую из них я люблю?

Я прикусила нижнюю губу, чтобы не разреветься.

— Ты правда не помнишь? Он потряс головой.

Я взяла коробку «Золотого зерна» и высыпала в его тарелку. Через несколько минут мы уже сидели за столом напротив друг друга и молча поглощали свой завтрак.

Он потерял память, поняла я, глядя, как он снова ест левой рукой. Он все забыл, и сегодня ему стало еще хуже.

Что же мне делать? Вечером вернутся мама с папой. И когда они увидят, что я сделала со своим бедным братом…

Стук в дверь кухни прервал мои мучительные размышления.

Я услышала знакомый голос и увидела в окно смеющееся лицо Эдди. Распахнув дверь настежь, я втащила ее внутрь. На моей подруге была надета ярко-желтая блуза с глубоким вырезом, под ней красная рубашка и на ногах зеленые леггинсы.

— Ах, Эдди, как ты кстати пришла! — радостно воскликнула я.

Она недоуменно заморгала.