— Да. Я уже в курсе.

— Ну так что насчет тебя Просто личное счастье твоей женушки и полное отсутствие романов с твоей стороны, если честно, обескураживает. Возможно, не мое дело. Но все-таки хочу убедиться, что в будущем смогу работать с тобой в тесной связке.

— В связке

— Ну, должен же кто-то помогать мне присматривать за этими охламонами, пока мы с Русланом, к примеру, в рейде. Люське еще расти и расти. Глеб, положим, однажды захочет к нам присоединится, да и то не факт. А Дюшка-то явно мирное создание. И на баррикады полезет только при очень большой нужде.

— Это не отменяет его смертоносность, как я понимаю, — Данька бросил быстрый взгляд на младшего умряка и с удивлением обнаружил маячившую за левым плечом мальчишки белоснежную кисточку. Тот скосил глаза, понял на что надс так уставился и смутился. Хвост тут же спрятался где-то под табуретом, на котором Дюшка сидел. Данька сделал вид, что умрячья хвостатость нисколько его не смущает. И снова перевел взгляд на Велесова.

— Не отменяет, — легко подтвердил охотник. — Но заставлять ребенка убивать себе подобных, знаешь ли…

— Я понял, — поспешил оборвать его Данька, — Извините.

— Теперь, я смотрю, ты сам не спешишь отвечать на прямой вопрос, — заметил Всеволод.

— Просто устал объяснять, — Даня поправил очки на переносице, — Я асексуал. Да, это лечится. Нет, я не хочу лечится. И да, меня все устраивает в этой жизни. Не понимаю и не хочу понимать тех, для кого секс — самоцель.

— Серьезное заявление.

Данька лишь пожал плечами.

— Вы кушайте, кушайте, а то остынет, — засуетился Люська, — потом будем подарки смотреть.

Арсений вернулся домой в бодром расположении духа. Игоря это успокоило, он не планировал долго скрывать от генерала новые вводные, но собирался именно сегодня начать с напарником непростой разговор, поэтому решил придержать информацию, полученную от сына. Ему до сих пор странно называть Мирона сыном и вместе с тем своим. В лексиконе умрюнцев нет эквивалента этому чисто человеческому сочетанию. Свой сын — звучит дико, потому что нет сыновей — есть потомство, нет своего — есть общее. Единое для всех. Трудно. Игорь тяжело вздохнул и вышел в коридор, где Арсений перебрасывался каким-то незначительными фразами с супругой. Умрюнец все еще ощущал чувство вины перед Клавдией. Ему хотелось бы обрести большую определенность в своем новом статусе, на котором настаивал генерал, но последние недели были так насыщены событиями, что они так и не успели обсудить сложившуюся в их семье ситуацию. Семья — еще одно непривычное слово, кажущееся просто диким, применительно к умрюнцу. И в тоже время, Игорь не хочет признаваться Арсению в своей слабости. Если скажет, как ему тяжело в новых реалиях, это ли не слабость Поэтому умрюнец медлит все это время, поэтому привычно молчит, хоть и чувствует, как старая модель поведения раздражает его напарника. Все очень не просто. И кажется, семья, сын, влечение — не про них. И все-таки именно эти слова последние дни звучат в этом доме особенно часто. И Игорю кажется, он начинает привыкать к ним. Очень медленно, с каждым произнесенным вслух словом словно теряя частичку себя, и все же.

— Ну а у тебя как дела — Спросил Арсений, когда увидел умрюнца в дверях кухни.

Игорь физически ощутил, что человек буквально силком заставил себя задать этот нелепый вопрос. Пытается играть в нормальность их отношений. Нормальность в понимании людей. У умрюнцев иные стандарты. Но Арсений все еще ломал Игоря под себя. Это раздражало. Поэтому Игорь в свою очередь не просто сопротивлялся, но и пытался построить генерала в соответствии со своими личными представлениями об их будущих взаимоотношениях. И оба молчали. Ничего не говорили партнеру и ничего не желали обсуждать, хотя, вполне возможно, что переговоры могли бы принести более ощутимый результат, чем так. Негласно и молчаливо, сцепились рогами и поперли друг на друга пока не затрещали лбы. Они ведь, и правда, уже затрежали. Игорю кажется, что он может слышать этот неблагозвучный звук ломающихся под давлением костей.

— Надо поговорить, — бесцветным тоном обронил умрюнец.

Арсений весь подобрался.

— Возвращайся на кухню.

Игорь развернулся и ушел куда велено, хотя на языке так и вертелась полная яда и сарказма фраза Есть, мой генерал!. А потом когтями по горлу и в окно с седьмого этажа. Хорошо, потому что насмерть. Но что потом Опять столетняя тишина

Арсений появился на кухне минут через пятнадцать, уже переодетый в домашнее. Главный охотник страны выглядел лет на десять моложе своего истинного возраста. Это справедливо для всех охотников, просто Арсений был первым из них. И таким же остается. Игорь выжидающе посмотрел на напарника. Тот невозмутимо прошелся по кухне, явно намереваясь сварить себе кофе. Достал из шкафчика турку, из другого вынул пакет с зернами. Кофемолка всегда стояла на столе, надо было только включить в сеть. Под мерное урчание простенькой молольной машинки, Арсений посмотрел на Игоря, но так ничего и не сказал. Ни один ни второй не желали признаваться как им трудно друг с другом. Еще труднее, чем было раньше, ведь тогда еще действовали негласные правила, выработанные обоюдным беспросветным отторжением. Теперь настало время сделать хотя бы по одному небольшому шажочку навстречу друг другу, но это означало бы пойти на уступки как с одной, так и с другой стороны. А к этому эти двое оказались не готовы.

Арсений разлил свежесваренный кофе по кружкам. Одну поставил перед Игорем, вторую взял себе и сел за стол слева от умрюнца. Игорь покосился на ароматный дымок, вьющийся над кружкой струйкой, и так и не притронулся к угощению. Арсений словно и не заметил этого, как будто ему было глубоко плевать, хочет Игорь кофе или нет. Главное, что сам генерал хотел обжечь горло пряной горькостью, а умрюнца он облагоденствовал чисто за компанию. Вот такие у них сложились отношения. Никто ни у кого ничего не спрашивал. Игоря молчал, но внутренне всякий раз злился и даже обижался, Арсений делал вид, словно так и должно быть. Грустно.

— О чем ты хотел… — начал Арсений, бросив на напарника косой взгляд, но их прервал Мир, осторожно проскользнувший на кухню. Вид у умрёнка был напряженный и даже раздосадованный.

— Почему ты никогда не спрашиваешь, что он хочет — Ошарашил малыш вопросом, адресованным генералу.

Арсений прищурился.

— А он не хочет

Но умрёнок словно не услышал вопрос. Занервничал еще больше, как говорится, поджал лапки и на цыпочках подошел ближе.

— Мне нельзя вмешиваться, потому что у вас не принято, чтобы дети влезали в разговоры взрослых

— С чего ты взял — Заинтересовался Арсений и притянул к себе сынишку, который облегченно выдохнул, как только оказался у него на коленях. Похоже, на протяжении этих недель Мирон твердо усвоил, что непевчий папочка проявляет свое отношение в тактильном контакте — если гладит по голове или берет на ручки — значит, не злиться и можно откровенничать. Игорь поймал себя на мысли, что хотел бы снова оказаться маленьким, таким, как Мирон. Общаться с Арсением сразу стало бы проще. Но с другой стороны, тогда охотник никогда бы не посмотрел на него, как на равного. Он и сейчас регулярно пытался задавить кузнеца авторитетом, не обращая никакого внимание на оказываемое сопротивление.

— Кирилла выгнали, хоть он и старше.

— Номинально старше, но ты ведь взрослеешь иначе. Кстати, что там были за разговоры

— Об этом я и хотел… — Мирон стушевался и бросил быстрый взгляд на Игоря. Тот ответил спокойным, выверенным взглядом и едва заметно опустил ресницы. Умрёнок кивнул, что не укрылось от Арсения. Генерал нахмурился и прожег умрюнца вопросительным взглядом, но Игорь решил предоставить слово сыну. Уже понял, что в отличие от него, Мирон не вызывает у Львова отторжение.

— Сегодня Кирилл водил меня к себе, знакомиться с друзьями…