После этого они поели и поспали. Женщины вошли в воду, нарвали водяных лилий и стали жевать молодые стебли, обладавшие, как думали бушмены, чудодейственной силой.

А когда надвинулись сумерки, все четверо долго следили за полетом гусей над рекой. Горделиво разгуливали по берегу цапли, храпел бегемот, ворочаясь в грязи.

Сидя у костра, они ждали, прислушиваясь, как хлюпает грязь под тяжелыми ногами бегемота. Вскоре услышали они, как он идет по тропинке, ведущей к западне.

Для первобытного человека ночь населена ужасами, потому что в темноте он теряет ощущение той безопасности, какую приносит ему дневной свет. А страх порождает суеверия. Кафир населил ночь злыми духами, но бушмен — более близкий к диким животным, всегда активным в темноте, — пытался дать иное объяснение таинственным загадкам, обступающим его во мраке, — в том мраке, в котором звери, наделенные более острым зрением, слухом и обонянием, одерживают верх над человеком.

Четверо бушменов сидели у костра, прислушиваясь к шорохам и звукам, и чудилось им, что река — живое существо, и струйки воды шепчутся о людях, поселившихся на островке. И не только река, но и деревья, и скалы казались им живыми существами, насторожившимися в ожидании какой-то надвигающейся опасности. Это чувство настороженности разделяли с бушменами и некоторые животные. Антилопы переставали пастись и трепетно ждали появления ночных хищников.

Встревоженные странными таинственными шорохами, бушмены с облегчением отмечали звуки знакомые и понятные. Они прислушивались к каждому шагу бегемота, выбравшегося из реки, пока он не провалился в яму, которую они вырыли на берегу, в тростниковых зарослях.

Кару заявил, что бегемот упал головой вниз и сейчас тщетно пытается выбраться.

Вдруг раздался голос в ночи — голос человека.

Кару поспешно засыпал костер песком и приказал женщинам молчать. Они прислушивались к отчаянной возне бегемота, попавшего в западню.

— Да, — прошептал Кару, — он упал вниз головой, и ему нечем дышать, потому что ноздрями он уткнулся в землю.

— Кто это кричал? — шепотом спросил Дакуин.

— Человек. И это очень плохо. Здесь, на берегах Гарип, живут коранна из кои-кои. Они наказывают тех, кто охотится на их земле.

— Яму вырыли мы. Кару, ты всегда говорил, что добыча льва принадлежит льву. Значит, наша добыча принадлежит нам.

— Лев защищает свою добычу; мы тоже будем защищать, если хватит сил. Крик человека предвещает опасность. Велика ли она? Это мы узнаем лишь на рассвете.

Кару, охотник осторожный и предусмотрительный, решил покинуть островок. Вместе со своими спутниками он переправился на противоположный берег. Женщины спрятались в кустах, а мужчинам предстояло отправиться на разведку. Свои луки они оставили женщинам, так как тетива намокла бы в реке, и взяли с собой только ассегаи. С ног до головы они натерлись жиром рыбы, чтобы обезопасить себя от нападения крокодилов. Лучшей защитой против крокодилов бушмены считали жир водяного козла; они говорили, что раненый водяной козел, бросаясь в реку, испускает запах, разгоняющий крокодилов. Но сейчас у них не имелось этого жира.

Снова переплыли они реку. Кару ползком стал взбираться на холм, а Дакуин свернул на тропу, проложенную многими поколениями бегемотов. Тростник шуршал над его головой, у Дакуина пересохло во рту, и сердце замирало от страха. Он поднял голову и сквозь завесу из тростника посмотрел на звезды. Небо уже светлело, затянутое туманной дымкой. Юноша почувствовал холодное дыхание рассвета.

Вдруг он вздрогнул, услышав треск тростника: крокодил выполз из воды. Раздались удары палкой по тростнику, человек, невидимый Дакуину, хотел прогнать пресмыкающееся. В течение нескольких секунд юноша стоял неподвижно, потом осторожно шагнул вперед.

Все мускулы его тела были напряжены, малейший шорох предупреждал об опасности. Еще один шаг — и Дакуин припал к земле. Чудилось ему — зубы крокодила вонзились в его ногу. Пот выступил у него на лбу. Резкий запах мускуса возвещал о близости врага. Дакуин разглядел впереди какой-то темный предмет и две тускло светящиеся точки. Он знал, что крокодил его увидел. В этот момент ком земли, брошенный невидимым человеком, упал на тропинку. Затрещал тростник, раздался плеск: крокодил нырнул в воду, и путь был свободен.

Дакуин глубоко вздохнул и смело шагнул вперед. Под его ногой треснула сухая ветка.

Послышалось грозное рычание и голос человека. Ему ответил другой голос. Дакуин увидел темную фигуру и отблеск костра. Эти люди говорили на языке коранна, непонятном бушмену. Юноша догадался, что они караулят у ямы, куда провалился бегемот, и не остановятся перед тем, чтобы пустить в ход оружие. Рычание собаки заставило их насторожиться.

Дакуин стал отступать. Сначала он шел очень медленно, потом ускорил шаги. Из тростниковых зарослей он выбрался в тот момент, когда занялась заря. Кто-то бежал по берегу. В тумане эта фигура казалась гигантской. Дакуин едва не завыл от страха, но вовремя узнал Кару. Он догнал его, вместе прыгнули они в воду и вылезли на островок.

— Нужно уходить, — сказал Кару. — Людей кои-кои много, очень много. Им принадлежит река и животные, приходящие сюда на водопой. У кои-кои есть стада коз; их запах прогоняет антилоп.

Дакуин не противоречил. Он не мог восстать против старого закона, гласящего: «Земля и дичь принадлежат сильнейшему; кто может, тот отстаивает свою добычу».

Две женщины и юноша снова побрели за старым Кару, отыскивавшим страну своих грез. На третий день они расположились на отдых в тени большого дерева, которое росло на берегу глубокого пруда, пополнявшегося водой из подземных источников.

К ним подошел человек, очень старый и безоружный. Внимательно, с ног до головы, осмотрел он путников.

— Пришли ли вы с мирными намерениями? Входите ли вы в Сан? 15

— Мы пришли с мирными намерениями. Мы входим в Сан.

— Тогда живите в мире. Но вода эта — вода Сана, и животные, приходящие сюда на водопой, принадлежат Сану.

— Я знаю этот пруд, — сказал Кару. — Ребенком я купался в этом пруду, и права Сана — также и мои права. Я — Кару, а отца моего звали Каббо.

Старый бушмен, выслушав его внимательно, ответил:

— Потому-то я и пришел сюда безоружным. Нас предупредили о вашем приходе, и мой народ отложил в сторону стрелы. Вы можете построить жилище на склоне холма. Я знал твоего отца, Кару. Он был хорошим охотником.

На склоне холма построили они шалаши из гибких веток и шкур, а люди Сана принесли им кореньев, мяса и жира. Дакуин занимал их разговорами. Они уселись в кружок — мужчины, женщины и дети. — а Дакуин, стоя в центре круга, повествовал о пережитых приключениях, мастерски подражал лаю павиана, диких собак и боевым возгласам воинов-зулусов. Представление имело большой успех, и зрители хохотали, держась за бока.

Женщины принесли свои музыкальные инструменты, а те, у кого музыкальных инструментов не было, громко хлопали в ладоши, в то время как мужчины плясали.

Так приняты были пришельцы в клан, а на следующий день Кару и Дакуин отправились на охоту, так как теперь настала их очередь устраивать пиршество для членов клана.

Суолла и Куикен попросили взаймы у женщин несколько горшков и собрали хворосту для пиршественного костра, а мужчины выкрасили лицо красной краской, волосы посыпали блестящим порошком слюды и достали танцевальные мешочки, сделанные из ушей газели. Эти мешочки служили погремушками. Охотники принесли туши газелей, и когда спустилась ночь, закипела в горшках похлебка и повеяло запахом жареного мяса.

Мужчины плясали до рассвета, и путешественники окончательно приняты были в семью бушменов и отныне должны были разделять все ее горести и радости.

Наконец пришли они в страну, где не было войн, и мудрый Кару, который провел своих близких через пустыню и избег великих опасностей, пожелал излить свои чувства — не в стихотворении, конечно, ибо это ему было недоступно, — а в рисунке, сделанном на скале.